Боюсь, как бы не было чего посерьезнее простых переломов. Очень мне не нравится эта устойчивая температура:
— Что же делать? Как нам быть, пан доктор? — робко спрашивала Ивета.
Доктор задумчиво поглаживал подбородок.
— Подождем еще два-три дня. Если не наступит улучшения, придется его переправить в больницу. Это будет рискованно, но другого выхода у нас нет:
Но Кожин не заставил своих спасителей рисковать. На четвертые сутки температура у него спала. Накануне вечером он окончательно пришел в себя и, к великой радости Иветы, сам попросил есть. С волчьим аппетитом очистил целый котелок наваристого супа с куском говядины и на двенадцать часов заснул здоровым сном.
Утром сержант проснулся рано и чувствовал себя отлично. Лежал тихо, с любопытством рассматривал Ивету, которая спала в углу на сене как убитая, и пытался вспомнить, что с ним произошло и как он оказался на чердаке в обществе этой незнакомой девушки. За несколько суток бессменного дежурства Ивета осунулась и побледнела, словно сама была тяжело больна.
На сей раз врач застал бодрствующим своего лесного пациента, а не его сиделку.
Опустившись рядом с Кожиным на ворох сена, Коринта спросил:
— Ну, как мы себя чувствуем, прыгун? Температурить перестали?
— Да вроде перестал. Теперь дело пойдет. Спасибо вам: доктор!
— Спасибо говорить рано. Как голова, не болит?
— Не болит: Лежать мне долго придется?
— Да уж придется: Полтора-два месяца, а то и больше. Ногу надо срастить как следует: Ну, чего хмуритесь? Скучно лечиться?
— Не время мне:
— Об этом надо было думать, когда прыгали: Кстати, раз вы можете говорить, я попрошу вас ответить мне на кое-какие вопросы. Не сегодня, конечно. Вы еще слишком слабы. Завтра воскресенье, времени у нас будет больше, вот и поговорим.
— Хорошо, доктор. У меня к вам тоже есть вопросы:
— Потом, потом, пан Кожин! А сейчас я приготовлю завтрак и покормлю вас. Ивету будить не будем, пусть отдыхает.
Коринта измерил у больного температуру, послушал сердце, измерил давление и, вполне удовлетворенный результатами осмотра, отправился вниз готовить завтрак.
12
За последние дни доктор Коринта заметил в своей психике резкую перемену.
До встречи с Кожиным его душевное состояние всегда было подавленным, мрачным. Он скучал по своей восьмилетней дочке Индре, которую пришлось оставить в Праге у матери, тосковал по друзьям, по научной работе, был из-за этого замкнут, нелюдим. А теперь все вдруг переменилось.
Привыкший заниматься в одиночестве самоанализом, он не мог не признаться себе, что причиной его душевного возрождения оказался Кожин. Вернее, даже не сам Кожин, а тот факт, что из-за Кожина он перестал стоять в стороне от больших событий, включился в борьбу, которая — он и раньше это понимал — была делом не только его родного народа, но и всего человечества. Пусть его приобщение к борьбе оказалось случайным, но оно совершилось, и этого у него никто отнять не мог.
В его движениях появились уверенность и четкость, в голосе — властность, во взгляде — живая и напряженная работа мысли.
Возвращаясь из лесу с лукошком грибов, Коринта у самых ворот больницы столкнулся с обер-лейтенантом Крафтом.
Этот бывший студент медицинского факультета и раньше делал попытки снискать дружбу главврача больницы, но неизменно наталкивался у Коринты на глухую стену холодной официальности. И вдруг теперь самолюбивый чешский врач охотно остановился с ним поговорить и даже осведомился о его здоровье.
— Здоровье у меня отличное, господин доктор. Благодарю за внимание! — радостно улыбнулся обер-лейтенант Крафт, польщенный столь неожиданной приветливостью сурового главврача.
— Ну что ж, я очень рад: — сказал Коринта и тоже улыбнулся.
— Но я вас не из-за здоровья осмелился побеспокоить, господин доктор, а по иному поводу.
— Пожалуйста, обер-лейтенант, говорите.
— Не знаю, право, как и начать: Впрочем, раз уж вы столь добры: Знаете, господин доктор, мне очень хотелось бы провести с вами вечерок и поговорить по душам.
Дело абсолютно пустяковое, но вас оно позабавит. Тем более, что это касается ваших ежедневных лесных прогулок: Кстати, куда вы деваете столько грибов?
— Грибы я сдаю в больничную кухню, — спокойно ответил доктор, хотя внутренне весь сжался и насторожился. — А насчет вашего желания поговорить со мной, то просто не знаю, что вам и ответить. Больница отнимает у меня все свободное время. А в лес по грибы ведь вы со мной не пойдете?… Впрочем, ладно. Вечер, к сожалению, я для вас выкроить не смогу, а вот сейчас у меня до обхода есть еще с полчаса. Вас устраивает беседа в больничной обстановке?
— О, конечно, господин доктор! Ведь медицина — мое призвание!
Коринта провел гостя в свой кабинет и усадил в кресло. В голове у него вихрем проносилось множество тревожных догадок и предположений, но он старался казаться беспечным и даже веселым. Решив играть роль радушного хозяина до конца, он смущенно развел руками и сказал:
— Беда, угостить мне вас нечем, обер-лейтенант! Разве что чистого спирту:
Угодно?
— О, спиритус вини! Что может быть приятнее для настоящего эскулапа!… С удовольствием, господин доктор!
Коринта плеснул в стакан спирту, в другой налил воды и поставил угощение перед офицером. Крафт выпил спирт залпом, поспешно хлебнул воды и, крякнув, попросил разрешения закурить. Лицо его расплылось в блаженной улыбке, глаза заблестели.
Попыхивая сигаретой, он заговорил:
— Несколько дней назад, господин доктор, произошла странная и непонятная история. За подлинность ее не ручаюсь, но к сведению принять советую. Вы, наверное, слышали о высадке советского десанта в горах близ Б.?
— Нет, не слышал, — искренне ответил доктор, но при этом почувствовал, как по спине у него пробежал неприятный холодок.
— Ну как же! Ведь об этом воробьи трещат на крышах! Я просто поражен вашей неосведомленностью! Из-за больницы и грибов, дорогой доктор, вы полностью утратили связь с реальной действительностью!
Коринта сокрушенно вздохнул и погладил усы.
— Да, обер-лейтенант, вы правы. Отстал я от жизни, совсем отстал. Но что поделать. Врачей мало, а больных не убывает!…
— Хорошо, хорошо, я вас понимаю. Я все понимаю, дорогой доктор, и глубоко вам сочувствую. И занятость вашу понимаю, и ваше душевное состояние. Семейная драма — не шуточное дело: Впрочем, пардон, не касаюсь, ибо не мое дело: А вот про десант и про все, что с ним связано, я вам расскажу.
И обер-лейтенант Крафт, нисколько не заботясь о том, что выбалтывает военную тайну (впрочем, он ни минуты не сомневался, что новое секретное оружие русских — очередной бред генерала Петерса), рассказал доктору Коринте про высадку советского воздушного десанта, про неудачную операцию против него и, наконец, про загадочный бесшумный снаряд, упавший в к-овском лесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Что же делать? Как нам быть, пан доктор? — робко спрашивала Ивета.
Доктор задумчиво поглаживал подбородок.
— Подождем еще два-три дня. Если не наступит улучшения, придется его переправить в больницу. Это будет рискованно, но другого выхода у нас нет:
Но Кожин не заставил своих спасителей рисковать. На четвертые сутки температура у него спала. Накануне вечером он окончательно пришел в себя и, к великой радости Иветы, сам попросил есть. С волчьим аппетитом очистил целый котелок наваристого супа с куском говядины и на двенадцать часов заснул здоровым сном.
Утром сержант проснулся рано и чувствовал себя отлично. Лежал тихо, с любопытством рассматривал Ивету, которая спала в углу на сене как убитая, и пытался вспомнить, что с ним произошло и как он оказался на чердаке в обществе этой незнакомой девушки. За несколько суток бессменного дежурства Ивета осунулась и побледнела, словно сама была тяжело больна.
На сей раз врач застал бодрствующим своего лесного пациента, а не его сиделку.
Опустившись рядом с Кожиным на ворох сена, Коринта спросил:
— Ну, как мы себя чувствуем, прыгун? Температурить перестали?
— Да вроде перестал. Теперь дело пойдет. Спасибо вам: доктор!
— Спасибо говорить рано. Как голова, не болит?
— Не болит: Лежать мне долго придется?
— Да уж придется: Полтора-два месяца, а то и больше. Ногу надо срастить как следует: Ну, чего хмуритесь? Скучно лечиться?
— Не время мне:
— Об этом надо было думать, когда прыгали: Кстати, раз вы можете говорить, я попрошу вас ответить мне на кое-какие вопросы. Не сегодня, конечно. Вы еще слишком слабы. Завтра воскресенье, времени у нас будет больше, вот и поговорим.
— Хорошо, доктор. У меня к вам тоже есть вопросы:
— Потом, потом, пан Кожин! А сейчас я приготовлю завтрак и покормлю вас. Ивету будить не будем, пусть отдыхает.
Коринта измерил у больного температуру, послушал сердце, измерил давление и, вполне удовлетворенный результатами осмотра, отправился вниз готовить завтрак.
12
За последние дни доктор Коринта заметил в своей психике резкую перемену.
До встречи с Кожиным его душевное состояние всегда было подавленным, мрачным. Он скучал по своей восьмилетней дочке Индре, которую пришлось оставить в Праге у матери, тосковал по друзьям, по научной работе, был из-за этого замкнут, нелюдим. А теперь все вдруг переменилось.
Привыкший заниматься в одиночестве самоанализом, он не мог не признаться себе, что причиной его душевного возрождения оказался Кожин. Вернее, даже не сам Кожин, а тот факт, что из-за Кожина он перестал стоять в стороне от больших событий, включился в борьбу, которая — он и раньше это понимал — была делом не только его родного народа, но и всего человечества. Пусть его приобщение к борьбе оказалось случайным, но оно совершилось, и этого у него никто отнять не мог.
В его движениях появились уверенность и четкость, в голосе — властность, во взгляде — живая и напряженная работа мысли.
Возвращаясь из лесу с лукошком грибов, Коринта у самых ворот больницы столкнулся с обер-лейтенантом Крафтом.
Этот бывший студент медицинского факультета и раньше делал попытки снискать дружбу главврача больницы, но неизменно наталкивался у Коринты на глухую стену холодной официальности. И вдруг теперь самолюбивый чешский врач охотно остановился с ним поговорить и даже осведомился о его здоровье.
— Здоровье у меня отличное, господин доктор. Благодарю за внимание! — радостно улыбнулся обер-лейтенант Крафт, польщенный столь неожиданной приветливостью сурового главврача.
— Ну что ж, я очень рад: — сказал Коринта и тоже улыбнулся.
— Но я вас не из-за здоровья осмелился побеспокоить, господин доктор, а по иному поводу.
— Пожалуйста, обер-лейтенант, говорите.
— Не знаю, право, как и начать: Впрочем, раз уж вы столь добры: Знаете, господин доктор, мне очень хотелось бы провести с вами вечерок и поговорить по душам.
Дело абсолютно пустяковое, но вас оно позабавит. Тем более, что это касается ваших ежедневных лесных прогулок: Кстати, куда вы деваете столько грибов?
— Грибы я сдаю в больничную кухню, — спокойно ответил доктор, хотя внутренне весь сжался и насторожился. — А насчет вашего желания поговорить со мной, то просто не знаю, что вам и ответить. Больница отнимает у меня все свободное время. А в лес по грибы ведь вы со мной не пойдете?… Впрочем, ладно. Вечер, к сожалению, я для вас выкроить не смогу, а вот сейчас у меня до обхода есть еще с полчаса. Вас устраивает беседа в больничной обстановке?
— О, конечно, господин доктор! Ведь медицина — мое призвание!
Коринта провел гостя в свой кабинет и усадил в кресло. В голове у него вихрем проносилось множество тревожных догадок и предположений, но он старался казаться беспечным и даже веселым. Решив играть роль радушного хозяина до конца, он смущенно развел руками и сказал:
— Беда, угостить мне вас нечем, обер-лейтенант! Разве что чистого спирту:
Угодно?
— О, спиритус вини! Что может быть приятнее для настоящего эскулапа!… С удовольствием, господин доктор!
Коринта плеснул в стакан спирту, в другой налил воды и поставил угощение перед офицером. Крафт выпил спирт залпом, поспешно хлебнул воды и, крякнув, попросил разрешения закурить. Лицо его расплылось в блаженной улыбке, глаза заблестели.
Попыхивая сигаретой, он заговорил:
— Несколько дней назад, господин доктор, произошла странная и непонятная история. За подлинность ее не ручаюсь, но к сведению принять советую. Вы, наверное, слышали о высадке советского десанта в горах близ Б.?
— Нет, не слышал, — искренне ответил доктор, но при этом почувствовал, как по спине у него пробежал неприятный холодок.
— Ну как же! Ведь об этом воробьи трещат на крышах! Я просто поражен вашей неосведомленностью! Из-за больницы и грибов, дорогой доктор, вы полностью утратили связь с реальной действительностью!
Коринта сокрушенно вздохнул и погладил усы.
— Да, обер-лейтенант, вы правы. Отстал я от жизни, совсем отстал. Но что поделать. Врачей мало, а больных не убывает!…
— Хорошо, хорошо, я вас понимаю. Я все понимаю, дорогой доктор, и глубоко вам сочувствую. И занятость вашу понимаю, и ваше душевное состояние. Семейная драма — не шуточное дело: Впрочем, пардон, не касаюсь, ибо не мое дело: А вот про десант и про все, что с ним связано, я вам расскажу.
И обер-лейтенант Крафт, нисколько не заботясь о том, что выбалтывает военную тайну (впрочем, он ни минуты не сомневался, что новое секретное оружие русских — очередной бред генерала Петерса), рассказал доктору Коринте про высадку советского воздушного десанта, про неудачную операцию против него и, наконец, про загадочный бесшумный снаряд, упавший в к-овском лесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74