Отыскать сборник виршей прославленного на родине, но неизвестного северянам мономатанского поэта, а то и список с тех перлов Бхаручи, Чачаргата или Марваха, которые саккаремцы считают безвозвратно утерянными.
Роптавшие и возмущавшиеся поначалу неугомонным аррантом телохранители постепенно привыкли к блужданиям по столице и ее пригородам и сами стали подсказывать ему места, достойные, на их взгляд, внимания чудного лекаря. Случалось, впрочем, забредать им и в такие уголки Мванааке, где ни Хамдану, ни Аджаму никогда прежде бывать не доводилось, и тогда они взирали на Эвриха как на чародея. За какие-нибудь две-три седмицы он отлично изучил город и начертил подробный его план, позволявший попасть в нужную точку столицы кратчайшим путем. Несмотря на это, прогулки их затягивались порой дотемна, и, плотно поужинав на каком-нибудь постоялом дворе, они снимали на ночь комнату, спали вповалку в общей спальне или же, если попадались интересные собеседники, засиживались с ними до рассвета за чашей пальмового вина. На таком-то постоялом дворе и произошла однажды у Эвриха неожиданная встреча, вновь заставившая его вспомнить Узитави, Нумию и первое свое путешествие по Мономатане.
* * *
— Рассказывают, будто с Шекой, в бытность его учеником шорника, случилась вот какая история, — произнес злодейского вида старик, у которого не хватало двух передних зубов. — Дал ему мастер солонку и велел принести соли из соседней лавки.
«А деньги?» — спрашивает Шека.
«За деньги-то и дурак принесет, а ты сумей-ка без денег!»
Вышел Шека из мастерской и вскоре вернулся, поставив пустую солонку перед шорником.
«Где же соль?» — строго обратился тот к Шеке.
«Из полной-то солонки всякий посолит, а ты сумей-ка посолить из пустой», — ответил Шека.
— Ловко, — одобрил байку старика изрядно подзаправившийся уже рисовой водкой парень с корявыми, могучими лапищами каменотеса. — А слыхали, как Шека своему хозяину жену вернул? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Нанялся как-то Шека слугой к купцу. Хорошо ему жилось: вкусно елось, сладко спалось, — пока не надумала хозяйка дома отправиться проведать своих родителей. Седмицу гостит, другую. Посылает за ней купец Шеку раз, другой, третий — вели, мол, ей моим именем домой возвращаться, а та — ни в какую. Запечалился хозяин, закручинился. Ну, Шека, видя такое дело, и говорит ему:
«Как же ты сделки с прибылью заключаешь, богатства наживаешь, а жену возвратить домой не можешь? Дай мне десять чогов, помогу твоему горю».
Дал хозяин Шеке связку чогов, хотя и не надеялся, что удастся тому уговорить упрямую и сумасбродную женщину, пока та сама домой вернуться не пожелает.
А Шека ее и уговаривать не стал. Купил несколько яиц, положил в плетенную из рисовой соломы корзину и пошел по той улице, где жила у своих родителей купеческая жена. Идет и кричит: «Кто продает хороших куриц и яйца? Приносите, покупаю! Завтра у моего хозяина свадьба!»
Выкрикивая это, прошел Шека под окнами дома, где гостила жена купца. Выглянула она на улицу, увидела: кур и яйца слуга ее мужа покупает, забеспокоилась.
«Это что же значит? Чуть я за порог, а супруг мой новую жену в дом ведет? Небось и драгоценности мои и наряды — все себе мерзавка присвоит, ежели я на нее укорот не найду!» — подумала она, подхватилась и бегом к мужу.
— А знаете, как Шека лекарем был? — спросил пахнущий кожами ремесленник. — Пришел к нему ростовщик и жалуется: так, дескать, и так, денно и нощно у меня голова болит. Сил нет, как мучаюсь. Ну, Шека осмотрел его, языком поцокал, лоб наморщил и подает склянку:
«Вот тебе чудодейственный настой. Выпей вечером чашку. А утром, если проснешься, еще две. Тогда уж наверняка поможет».
Собравшиеся за столом посетители «Веселой калебасы» захихикали. Хамдан покосился на Эвриха и произнес:
— Есть у меня знакомый лекарь, так он не хуже Шеки с недужными управляется. Сварливую Небо-жительницу, например, на тысячу хворей жаловавшуюся, одной фразой вылечил.
— Ну-ка, ну-ка? — заинтересовался хозяин постоялого двора, присевший к низкому столику, дабы послушать побасенки посетителей.
— Он сказал ей, что все ее болезни не что иное, как признаки приближающейся старости И хвори, разумеется, в один миг прошли. А еще он любит приговаривать, — Хамдан доверительно склонился к трактирщику, — что самые большие его друзья — повара. Они безнаказанно отравляют доверчивых посетителей харчевен, и потому ремесло его всегда в цене.
Хозяин «Веселой калебасы» закряхтел, остальные слушатели радостно захлопали ладонями по коленям.
— Уж не о моем ли знакомце ты ведешь речь? — вступил в разговор Аджам. — Тот тоже изрядно дельные советы дает. Пожаловалась ему Небожительница, что муж ее разговаривает во сне, а он ей и говорит: «Так ты ему позволяй днем говорить, и забот не будет».
— Вай-ваг! Наверное, мы говорим об одном и том же человеке! — притворно обрадовался Хамдан. — Пришел к нему как-то пожилой оксар и просит: «Помоги мне, во имя Великого Духа! У меня перед глазами все время какие-то зеленые круги плавают».
«А ты какой цвет предпочитаешь?» — спрашивает лекарь.
— Не аррант ли он часом, этот твой знакомец? — ухмыльнулся Аджам. — Золотоволосый такой, курчавый красавец со шрамом на щеке?
— Он самый, — ответствовал Хамдан, демонстративно отворотившись от Эвриха, в то время как остальные расположившиеся вокруг стола посетители, пересмеиваясь, во все глаза уставились на безмятежно потягивавшего пальмовое вино арранта.
Они с любопытством ожидали, чем же тот ответит на подначки спутников, но Эврих, чувствуя приятную усталость и удовлетворение от хорошо выполненной работы — ему таки пришлось изрядно потрудиться над толстобрюхим купчиной, умудрившимся сломать ногу в собственной спальне, и целой оравой его недужных домочадцев, накинувшихся на лекаря, словно стая шакалов на подраненную газель, — лишь добродушно улыбался, слушая байки развеселившихся телохранителей.
— Так вот, осматривает раз этот самый лекарь-аррант умирающего. И, чтобы хоть как-то утешить его, говорит: «Выглядишь ты, уважаемый, очень неплохо. Сердце бьется ровно, кашель сухой, цвет лица замечательный…»
«Слава Тахмаангу, — прошептал умирающий. — Значит, я отправлюсь в обитель Великого Духа здоровым».
— Да бросьте вы болтать про своего лекаря! Послушайте лучше, как Шека изобличил вора, — вновь вступил в разговор каменотес, язык которого заплетался все сильнее и сильнее. — Это случилось на базаре. Указал мясник на зажиточного медника и кричит: «Держите вора, он украл мои деньги! Он один стоял у прилавка, когда я отвернулся, больше никого не было».
Схватили медника, а он твердит, что ни о каких деньгах ведать не ведает и мошенником мясника обзывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Роптавшие и возмущавшиеся поначалу неугомонным аррантом телохранители постепенно привыкли к блужданиям по столице и ее пригородам и сами стали подсказывать ему места, достойные, на их взгляд, внимания чудного лекаря. Случалось, впрочем, забредать им и в такие уголки Мванааке, где ни Хамдану, ни Аджаму никогда прежде бывать не доводилось, и тогда они взирали на Эвриха как на чародея. За какие-нибудь две-три седмицы он отлично изучил город и начертил подробный его план, позволявший попасть в нужную точку столицы кратчайшим путем. Несмотря на это, прогулки их затягивались порой дотемна, и, плотно поужинав на каком-нибудь постоялом дворе, они снимали на ночь комнату, спали вповалку в общей спальне или же, если попадались интересные собеседники, засиживались с ними до рассвета за чашей пальмового вина. На таком-то постоялом дворе и произошла однажды у Эвриха неожиданная встреча, вновь заставившая его вспомнить Узитави, Нумию и первое свое путешествие по Мономатане.
* * *
— Рассказывают, будто с Шекой, в бытность его учеником шорника, случилась вот какая история, — произнес злодейского вида старик, у которого не хватало двух передних зубов. — Дал ему мастер солонку и велел принести соли из соседней лавки.
«А деньги?» — спрашивает Шека.
«За деньги-то и дурак принесет, а ты сумей-ка без денег!»
Вышел Шека из мастерской и вскоре вернулся, поставив пустую солонку перед шорником.
«Где же соль?» — строго обратился тот к Шеке.
«Из полной-то солонки всякий посолит, а ты сумей-ка посолить из пустой», — ответил Шека.
— Ловко, — одобрил байку старика изрядно подзаправившийся уже рисовой водкой парень с корявыми, могучими лапищами каменотеса. — А слыхали, как Шека своему хозяину жену вернул? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Нанялся как-то Шека слугой к купцу. Хорошо ему жилось: вкусно елось, сладко спалось, — пока не надумала хозяйка дома отправиться проведать своих родителей. Седмицу гостит, другую. Посылает за ней купец Шеку раз, другой, третий — вели, мол, ей моим именем домой возвращаться, а та — ни в какую. Запечалился хозяин, закручинился. Ну, Шека, видя такое дело, и говорит ему:
«Как же ты сделки с прибылью заключаешь, богатства наживаешь, а жену возвратить домой не можешь? Дай мне десять чогов, помогу твоему горю».
Дал хозяин Шеке связку чогов, хотя и не надеялся, что удастся тому уговорить упрямую и сумасбродную женщину, пока та сама домой вернуться не пожелает.
А Шека ее и уговаривать не стал. Купил несколько яиц, положил в плетенную из рисовой соломы корзину и пошел по той улице, где жила у своих родителей купеческая жена. Идет и кричит: «Кто продает хороших куриц и яйца? Приносите, покупаю! Завтра у моего хозяина свадьба!»
Выкрикивая это, прошел Шека под окнами дома, где гостила жена купца. Выглянула она на улицу, увидела: кур и яйца слуга ее мужа покупает, забеспокоилась.
«Это что же значит? Чуть я за порог, а супруг мой новую жену в дом ведет? Небось и драгоценности мои и наряды — все себе мерзавка присвоит, ежели я на нее укорот не найду!» — подумала она, подхватилась и бегом к мужу.
— А знаете, как Шека лекарем был? — спросил пахнущий кожами ремесленник. — Пришел к нему ростовщик и жалуется: так, дескать, и так, денно и нощно у меня голова болит. Сил нет, как мучаюсь. Ну, Шека осмотрел его, языком поцокал, лоб наморщил и подает склянку:
«Вот тебе чудодейственный настой. Выпей вечером чашку. А утром, если проснешься, еще две. Тогда уж наверняка поможет».
Собравшиеся за столом посетители «Веселой калебасы» захихикали. Хамдан покосился на Эвриха и произнес:
— Есть у меня знакомый лекарь, так он не хуже Шеки с недужными управляется. Сварливую Небо-жительницу, например, на тысячу хворей жаловавшуюся, одной фразой вылечил.
— Ну-ка, ну-ка? — заинтересовался хозяин постоялого двора, присевший к низкому столику, дабы послушать побасенки посетителей.
— Он сказал ей, что все ее болезни не что иное, как признаки приближающейся старости И хвори, разумеется, в один миг прошли. А еще он любит приговаривать, — Хамдан доверительно склонился к трактирщику, — что самые большие его друзья — повара. Они безнаказанно отравляют доверчивых посетителей харчевен, и потому ремесло его всегда в цене.
Хозяин «Веселой калебасы» закряхтел, остальные слушатели радостно захлопали ладонями по коленям.
— Уж не о моем ли знакомце ты ведешь речь? — вступил в разговор Аджам. — Тот тоже изрядно дельные советы дает. Пожаловалась ему Небожительница, что муж ее разговаривает во сне, а он ей и говорит: «Так ты ему позволяй днем говорить, и забот не будет».
— Вай-ваг! Наверное, мы говорим об одном и том же человеке! — притворно обрадовался Хамдан. — Пришел к нему как-то пожилой оксар и просит: «Помоги мне, во имя Великого Духа! У меня перед глазами все время какие-то зеленые круги плавают».
«А ты какой цвет предпочитаешь?» — спрашивает лекарь.
— Не аррант ли он часом, этот твой знакомец? — ухмыльнулся Аджам. — Золотоволосый такой, курчавый красавец со шрамом на щеке?
— Он самый, — ответствовал Хамдан, демонстративно отворотившись от Эвриха, в то время как остальные расположившиеся вокруг стола посетители, пересмеиваясь, во все глаза уставились на безмятежно потягивавшего пальмовое вино арранта.
Они с любопытством ожидали, чем же тот ответит на подначки спутников, но Эврих, чувствуя приятную усталость и удовлетворение от хорошо выполненной работы — ему таки пришлось изрядно потрудиться над толстобрюхим купчиной, умудрившимся сломать ногу в собственной спальне, и целой оравой его недужных домочадцев, накинувшихся на лекаря, словно стая шакалов на подраненную газель, — лишь добродушно улыбался, слушая байки развеселившихся телохранителей.
— Так вот, осматривает раз этот самый лекарь-аррант умирающего. И, чтобы хоть как-то утешить его, говорит: «Выглядишь ты, уважаемый, очень неплохо. Сердце бьется ровно, кашель сухой, цвет лица замечательный…»
«Слава Тахмаангу, — прошептал умирающий. — Значит, я отправлюсь в обитель Великого Духа здоровым».
— Да бросьте вы болтать про своего лекаря! Послушайте лучше, как Шека изобличил вора, — вновь вступил в разговор каменотес, язык которого заплетался все сильнее и сильнее. — Это случилось на базаре. Указал мясник на зажиточного медника и кричит: «Держите вора, он украл мои деньги! Он один стоял у прилавка, когда я отвернулся, больше никого не было».
Схватили медника, а он твердит, что ни о каких деньгах ведать не ведает и мошенником мясника обзывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110