По крайней мере так понял его Нови.
– А все-таки что случилось? – спросил Нови.
– Ну, Шеффилд живет у меня в каюте с тех пор, как мальчишка загнулся. Сидит он сегодня за столом со своими дурацкими таблицами и крутит карманную вычислительную машинку, как вдруг по телефону звонит капитан. Оказывается, мальчишка у него, и капитан желает знать, зачем такое-сякое и этакое правительство вздумало подослать к нему шпиона. А Шеффилд орет ему, что проткнет его насквозь макронивелировочной трубкой Колламора, если он что-нибудь позволит себе с мальчишкой. А потом он вылетает из каюты, бросив трубку и оставив капитана с пеной у рта от ярости.
– Вы все выдумали, – сказал Нови. – Шеффилд никогда не скажет ничего подобного.
– Ну, что-то в этом роде.
Нови повернулся к Саймону.
– Вы возглавляете нашу группу. Почему вы ничего не предпримете?
– Ну да, в таких случаях я возглавляю группу, – огрызнулся Саймон. – Если что-нибудь случается, отвечаю всегда я. Пусть разбираются сами. Шеффилд за словом в карман не полезет, а капитан никогда не вынет рук из-за спины. Яркое описание Вернадского еще не значит, что произойдет кровопролитие.
– Да, но зачем допускать ссоры в такой экспедиции?
– Вы говорите о нашей высокой миссии? – Вернадский в притворном ужасе воздел руки и закатил глаза. – О, как страшит меня мысль о том времени, когда мы окажемся среди костей и остатков первой экспедиции!
Представившаяся всем картина не вызывала особого веселья, и все замолчали. Даже затылок Саймона – единственное, что виднелось поверх спинки кресла, казалось, на мгновение напрягся.
5
Освальд Мейер Шеффилд, психолог, был тощ, как жердь, и обладал столь же высоким ростом, а также могучим голосом, позволявшим ему с неожиданной виртуозностью исполнять оперные арии или же спокойно, но язвительно добивать противника в споре. Когда он входил в каюту капитана, на его лице не было заметно гнева, которого можно было бы ожидать, судя по рассказу Вернадского. Он даже улыбался.
Как только он вошел, капитан набросился на него:
– Слушайте, Шеффилд…
– Минутку, капитан Фолленби, – прервал его Шеффилд. – Как ты себя чувствуешь, Марк?
Марк опустил глаза и глухо ответил:
– Все в порядке, доктор Шеффилд.
– Я не знал, что ты уже встал с постели.
В его голосе не был слышен упрек, но Марк виновато ответил:
– Я почувствовал себя лучше, доктор Шеффилд, и мне не по себе без дела. Все время, что я на корабле, я ничего не делаю. Поэтому я позвонил капитану и попросил его показать мне судовой журнал, а он вызвал меня сюда.
– Ну, хорошо. Я думаю, он не будет возражать, если ты сейчас вернешься к себе.
– Ах, не буду?.. – начал капитан.
Шеффилд ласково поднял на него глаза.
– Я отвечаю за него, сэр.
И капитан почему-то не смог ничего возразить.
Марк послушно повернулся, чтобы идти. Шеффилд подождал, пока дверь за ним плотно закроется, и повернулся к капитану:
– Какого черта, капитан?
Капитан несколько раз угрожающе качнулся всем телом и с отчетливо слышным хлопком судорожно сцепил руки за спиной.
– Этот вопрос должен задать я. Я здесь капитан, Шеффилд.
– Я знаю.
– Знаете, что это значит, а? Пока этот корабль находится в космосе, он рассматривается как планета, и мне предоставлена на нем абсолютная власть. В космосе мое слово – закон. Даже Центральный Комитет Конфедерации не может его отменить. Я должен поддерживать дисциплину, и никакие шпионы…
– Ладно. А теперь, капитан, послушайте, что я вам скажу. Вас зафрахтовало Бюро по делам периферии, чтобы вы доставили правительственную экспедицию в систему Лагранжа, находились там столько, сколько понадобится для ее работы и сколько позволит безопасность экипажа и корабля, а потом доставили нас домой. Вы подписали договор и приняли на себя некоторые обязательства. Например, вы не должны трогать или портить наши приборы.
– Кто же их трогает? – возмутился капитан, Шеффилд спокойно ответил:
– Вы. Капитан, оставьте в покое Марка Аннунчио. Вы не должны его трогать, так же как вы не трогаете монохром Саймона и микрооптику Вайо. Ясно?
Облаченная в мундир грудь капитана поднялась.
– Я не желаю выслушивать приказания на борту своего собственного корабля. Ваши разговоры – нарушение дисциплины, мистер Шеффилд. Еще слово – и вы будете арестованы в своей каюте вместе с вашим Аннунчио. Не нравится – можете обращаться в Контрольное бюро, когда вернетесь. А до тех пор – помалкивайте!
– Постойте, капитан, дайте мне объяснить, Марк – из Мнемонической Службы…
– Ну конечно, он так и говорил. Номоническая служба, номоническая служба… По-моему, это просто тайная полиция. Так вот, на борту моего корабля этого не будет, а?
– Мне-мо-ни-чес-кая Служба, – терпеливо повторил Шеффилд. – Это от греческого слова «память».
Капитан прищурился.
– Он что, все запоминает?
– Именно, капитан. Понимаете, это отчасти я виноват. Я должен был поставить вас в известность об этом. Я так и сделал бы, если бы мальчик на заболел сразу после старта. Я больше ни о чем не мог думать. И потом мне не приходило в голову, что он может заинтересоваться самим кораблем. Хотя почему же нет? Его все должно интересовать.
– Все, а? – капитан взглянул на стенные часы. – Так поставьте меня в известность сейчас, а? Без долгих разговоров. И вообще поменьше разговоров. Время ограничено.
– Это недолго, уверяю вас. Вот, капитан, вы старый космический волк. Сколько обитаемых планет входит в Конфедерацию?
– Восемьдесят тысяч, – ответил капитан не задумываясь.
– Восемьдесят три тысячи двести, – поправил Шеффилд. – Кто, по-вашему, руководит такой огромной политической организацией?
Капитан снова без колебаний ответил:
– Вычислительные машины.
– Верно. Существует Земля, где половина населения обслуживает правительство и только и делает, что считает, а на всех других планетах есть вычислительные центры. И все равно многие сведения теряются. Каждая планета знает что-то такое, чего не знают другие. Даже почти каждый человек. Возьмите нашу маленькую группу. Вернадский не знает биологии, а я ничего не понимаю в химии. Ни один из нас, кроме Фоукса, не мог бы пилотировать самый простой патрульный космолет. Поэтому мы и работаем вместе: каждый приносит те познания, которых не хватает другим. Но тут есть одна зацепка. Ни один из нас не знает точно, что именно из того, что он знает, важно для других при данных обстоятельствах. Мы же не можем сидеть и рассказывать друг другу все, что знаем. Поэтому приходится гадать, и не всегда правильно. Например, есть два факта, А и Б, которые очень хорошо вяжутся друг с другом. И А, который знает факт А, говорит Б, который знает факт Б: «Почему же ты мне это не сказал десять лет назад?». А Б отвечает: «Я не знал, что это так важно», или «А я думал, об этом все знают».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– А все-таки что случилось? – спросил Нови.
– Ну, Шеффилд живет у меня в каюте с тех пор, как мальчишка загнулся. Сидит он сегодня за столом со своими дурацкими таблицами и крутит карманную вычислительную машинку, как вдруг по телефону звонит капитан. Оказывается, мальчишка у него, и капитан желает знать, зачем такое-сякое и этакое правительство вздумало подослать к нему шпиона. А Шеффилд орет ему, что проткнет его насквозь макронивелировочной трубкой Колламора, если он что-нибудь позволит себе с мальчишкой. А потом он вылетает из каюты, бросив трубку и оставив капитана с пеной у рта от ярости.
– Вы все выдумали, – сказал Нови. – Шеффилд никогда не скажет ничего подобного.
– Ну, что-то в этом роде.
Нови повернулся к Саймону.
– Вы возглавляете нашу группу. Почему вы ничего не предпримете?
– Ну да, в таких случаях я возглавляю группу, – огрызнулся Саймон. – Если что-нибудь случается, отвечаю всегда я. Пусть разбираются сами. Шеффилд за словом в карман не полезет, а капитан никогда не вынет рук из-за спины. Яркое описание Вернадского еще не значит, что произойдет кровопролитие.
– Да, но зачем допускать ссоры в такой экспедиции?
– Вы говорите о нашей высокой миссии? – Вернадский в притворном ужасе воздел руки и закатил глаза. – О, как страшит меня мысль о том времени, когда мы окажемся среди костей и остатков первой экспедиции!
Представившаяся всем картина не вызывала особого веселья, и все замолчали. Даже затылок Саймона – единственное, что виднелось поверх спинки кресла, казалось, на мгновение напрягся.
5
Освальд Мейер Шеффилд, психолог, был тощ, как жердь, и обладал столь же высоким ростом, а также могучим голосом, позволявшим ему с неожиданной виртуозностью исполнять оперные арии или же спокойно, но язвительно добивать противника в споре. Когда он входил в каюту капитана, на его лице не было заметно гнева, которого можно было бы ожидать, судя по рассказу Вернадского. Он даже улыбался.
Как только он вошел, капитан набросился на него:
– Слушайте, Шеффилд…
– Минутку, капитан Фолленби, – прервал его Шеффилд. – Как ты себя чувствуешь, Марк?
Марк опустил глаза и глухо ответил:
– Все в порядке, доктор Шеффилд.
– Я не знал, что ты уже встал с постели.
В его голосе не был слышен упрек, но Марк виновато ответил:
– Я почувствовал себя лучше, доктор Шеффилд, и мне не по себе без дела. Все время, что я на корабле, я ничего не делаю. Поэтому я позвонил капитану и попросил его показать мне судовой журнал, а он вызвал меня сюда.
– Ну, хорошо. Я думаю, он не будет возражать, если ты сейчас вернешься к себе.
– Ах, не буду?.. – начал капитан.
Шеффилд ласково поднял на него глаза.
– Я отвечаю за него, сэр.
И капитан почему-то не смог ничего возразить.
Марк послушно повернулся, чтобы идти. Шеффилд подождал, пока дверь за ним плотно закроется, и повернулся к капитану:
– Какого черта, капитан?
Капитан несколько раз угрожающе качнулся всем телом и с отчетливо слышным хлопком судорожно сцепил руки за спиной.
– Этот вопрос должен задать я. Я здесь капитан, Шеффилд.
– Я знаю.
– Знаете, что это значит, а? Пока этот корабль находится в космосе, он рассматривается как планета, и мне предоставлена на нем абсолютная власть. В космосе мое слово – закон. Даже Центральный Комитет Конфедерации не может его отменить. Я должен поддерживать дисциплину, и никакие шпионы…
– Ладно. А теперь, капитан, послушайте, что я вам скажу. Вас зафрахтовало Бюро по делам периферии, чтобы вы доставили правительственную экспедицию в систему Лагранжа, находились там столько, сколько понадобится для ее работы и сколько позволит безопасность экипажа и корабля, а потом доставили нас домой. Вы подписали договор и приняли на себя некоторые обязательства. Например, вы не должны трогать или портить наши приборы.
– Кто же их трогает? – возмутился капитан, Шеффилд спокойно ответил:
– Вы. Капитан, оставьте в покое Марка Аннунчио. Вы не должны его трогать, так же как вы не трогаете монохром Саймона и микрооптику Вайо. Ясно?
Облаченная в мундир грудь капитана поднялась.
– Я не желаю выслушивать приказания на борту своего собственного корабля. Ваши разговоры – нарушение дисциплины, мистер Шеффилд. Еще слово – и вы будете арестованы в своей каюте вместе с вашим Аннунчио. Не нравится – можете обращаться в Контрольное бюро, когда вернетесь. А до тех пор – помалкивайте!
– Постойте, капитан, дайте мне объяснить, Марк – из Мнемонической Службы…
– Ну конечно, он так и говорил. Номоническая служба, номоническая служба… По-моему, это просто тайная полиция. Так вот, на борту моего корабля этого не будет, а?
– Мне-мо-ни-чес-кая Служба, – терпеливо повторил Шеффилд. – Это от греческого слова «память».
Капитан прищурился.
– Он что, все запоминает?
– Именно, капитан. Понимаете, это отчасти я виноват. Я должен был поставить вас в известность об этом. Я так и сделал бы, если бы мальчик на заболел сразу после старта. Я больше ни о чем не мог думать. И потом мне не приходило в голову, что он может заинтересоваться самим кораблем. Хотя почему же нет? Его все должно интересовать.
– Все, а? – капитан взглянул на стенные часы. – Так поставьте меня в известность сейчас, а? Без долгих разговоров. И вообще поменьше разговоров. Время ограничено.
– Это недолго, уверяю вас. Вот, капитан, вы старый космический волк. Сколько обитаемых планет входит в Конфедерацию?
– Восемьдесят тысяч, – ответил капитан не задумываясь.
– Восемьдесят три тысячи двести, – поправил Шеффилд. – Кто, по-вашему, руководит такой огромной политической организацией?
Капитан снова без колебаний ответил:
– Вычислительные машины.
– Верно. Существует Земля, где половина населения обслуживает правительство и только и делает, что считает, а на всех других планетах есть вычислительные центры. И все равно многие сведения теряются. Каждая планета знает что-то такое, чего не знают другие. Даже почти каждый человек. Возьмите нашу маленькую группу. Вернадский не знает биологии, а я ничего не понимаю в химии. Ни один из нас, кроме Фоукса, не мог бы пилотировать самый простой патрульный космолет. Поэтому мы и работаем вместе: каждый приносит те познания, которых не хватает другим. Но тут есть одна зацепка. Ни один из нас не знает точно, что именно из того, что он знает, важно для других при данных обстоятельствах. Мы же не можем сидеть и рассказывать друг другу все, что знаем. Поэтому приходится гадать, и не всегда правильно. Например, есть два факта, А и Б, которые очень хорошо вяжутся друг с другом. И А, который знает факт А, говорит Б, который знает факт Б: «Почему же ты мне это не сказал десять лет назад?». А Б отвечает: «Я не знал, что это так важно», или «А я думал, об этом все знают».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21