ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Он задумчив. Он низко кланяется маме, затем говорит мне, вяло пожимая мою превосходную, снабженную пятью пальцами, всегда готовыми к действию, руку, которую я ему протягиваю:
– Совершенно очевидно, мой дорогой, что ваш Берюрье уволен со службы с сегодняшнего вечера!
Как бы вы ни были ко всему готовы, подобная новость не может не потрясти, не правда ли? Ощущение такое, будто я получил прямой удар в солнечное сплетение.
– Послушайте, господин директор...
Я гляжу на удрученное лицо Фелиции. Что-то бормочу. Мой Толстяк уволен из полиции! Нет, я не могу этого допустить! Без Берю эта собачья работа ничего не стоит. Он – это радость, улыбка и, следовательно, немного душа этой работы.
К директору неожиданно обращается мама.
– Господин директор, – четко говорит она тихим голосом, – вы можете мне сказать, что я вмешиваюсь не в свои дела, но мне кажется, что господин Берюрье поступил так для пользы дела. Если вы его дезавуируете, уволив с работы, то газеты ухватятся за это дело, раздуют его, и полиция от этого ничего не выиграет.
Большой босс удивленно поворачивается к маме. В те редкие случаи, когда они встречались, Фелиция не произнесла ни слова. По натуре она робкая женщина. Когда она покидает пределы нашего особнячка, она чувствует себя потерянной. Наверное, она в самом деле испытывает глубокую симпатию к Верзиле, чтобы осмелиться противопоставить свое мнение столь важному лицу.
– Не считаете ли вы, дорогая мадам, – с горечью говорит Старик, – что сегодня вечером он в достаточной мере выставил полицию в смешном виде?
Фелиция отрицательно качает головой.
– Берюрье человек простой, господин директор. Его выдвижение своей кандидатуры действительно напоминает фарс. Следовательно, те, кто смеется, на его стороне. Во время выступления я была поражена его обходительностью и присущим ему чувством юмора. Этот человек умеет нравиться людям, потому что у него чистая душа под – бог мой, как бы это сказать?.. – отталкивающей внешностью.
Старик поражен.
– Мадам, – говорит он, – вы мне кажетесь слишком снисходительной.
Он прочищает горло.
– Ладно, мой дорогой Сан-Антонио, давайте заключим договор: вы мне находите преступника в течение двух суток, а я забываю то, что сказал по поводу вашего старого сообщника.
Он кланяется, целует маме руку, отчего она краснеет, смутившись, и растворяется в ночи.
Я разыскиваю Его Величество. Он просто цветет! Он лучезарен и слегка навеселе.
– Классно получилось, приятель! – ликует он.
– Прекрасно, – соглашаюсь я. – Даже сам Пужад не смог бы выступить лучше!
– Думаю, дело в мешке, как говорят при английском дворе.
– Что в мешке, мой румяный малыш?
– Мое избрание в палату депутатов.
Я раскрываю от удивления рот.
– Ты что, в самом деле хочешь стать депутатом?
– Ну и хрен же ты собачий! – взрывается Ромовая баба. – Нет, ты слышишь, Пополь? – говорит он, обращаясь к Морбле. – Он еще сомневается, хочу ли я стать депутатом! Да если посмотреть да разобраться, как складываются мои дела сейчас, я, может быть, еще и министром буду. В политике – это не то, что в полиции, тут продвигаешься благодаря своей глотке. Я, конечно, не хочу хвастать, приятель, но что касается моей глотки, то она у меня – слава богу, разве нет? Если хочешь, уметь болтать – это особый дар!
– В ожидании депутатского кресла, – обрываю я его, – побереги свои перышки, Толстый. Не забывай, что убийца все еще разгуливает на свободе и подкарауливает тебя!
Он хохочет, потом своим согнутым указательным пальцем манит меня в сторону. Я повинуюсь.
– Послушай, Сан-А, – наклоняется он ко мне, дыша в лицо перегаром, который заставляет подумать о винодельческом кооперативе, – я не верю в историю о чокнутом. Мое глубокое убеждение, что все эти преступления являются нормальными. Но последнее – вовсе не преступление.
– Значит, это эскимо на палочке? – шучу я, поскольку шутить полезно.
– Несчастный случай, я тебе уже говорил об этом.
– А два первых?
– Согласен, похоже на это, как сказала бы Далила, но это не дело рук сумасшедшего. Если бы я поверил в сумасшедшего, надеюсь, ты понимаешь, что я бы не стал выставлять свою кандидатуру. У меня всего лишь одна шкура, и я за нее держусь, приятель! Ты можешь представить Берту без меня? Ей больше некому будет наставлять рога!
Я кладу руку на плечо Тучному
– На твоем месте, Толстый, я бы все-таки предусмотрел и эту возможность. Представь, что ты ошибаешься?
Но он уже закусил удила. Дай бог, чтоб это были милосердные удила!
– Если ты беспокоишься о моем здоровье, можешь передохнуть, приятель я пью рыбий жир каждое утро!
После того как произошел обмен этими любезностями, мы все возвращаемся в Сен-Тюрлюрю, чтобы предаться целительному сну.
На следующее утро мы встаем рано. Я чувствую себя бодрым, хотя не могу объяснить причину этой бодрости. У меня складывается впечатление, что период маразма заканчивается. Мой персональный внутренний голос предсказывает ясную погоду и нашептывает мне добрые обещания Берю распевает во весь голос. Он появляется на лестничном повороте, выбритый, в свежей рубашке, с улыбкой победителя Аустерлицкой битвы на губах
Мне отрадно видеть, что мы настроены на одну и ту же волну.
– Ты, кажется, в отличной форме, Толстый? – обращаюсь я к нему, дуя на обжигающий кофе.
– Да, – соглашается он. – Сегодня утром у меня пресс-конференция в кафе «Индустрия и Монумент – объединенным мертвецам». И мне пришлось просмотреть основные направления моей программы, по поводу которой я держал речь вчера вечером.
Я ничего не отвечаю. Он мне начинает надоедать, этот Берю. Пока он поглощает свой завтрак, состоящий из сала, ветчины, яичницы-глазуньи, сыра и литра красного вина, я спускаюсь, чтобы вывести автомобиль после этого возвращаюсь, чтобы поцеловать Фелицию
Когда я вновь вхожу в столовую, Тучный вытирает лезвие своего перочинного ножа изнанкой галстука, засовывает свой рабочий инструмент в карман и встает.
– Придется утром купить другую шляпу, – решает он, снимая свой фетровый ореол с вешалки.
– Да, – поощряю я его, – придется.
Мы занимаем места в моей машине – и погоняй, водитель! Направление – Белькомб.
– Ох и возгордится моя толстуха, когда я стану депутатом, – мечтательно говорит Постыдный. – Представляешь, какой эффект это произведет на соседей!
Я не говорю ему, что думаю по этому поводу во-первых, потому что не хочу его обидеть, во-вторых, потому что мое внимание сосредоточено на опасных выкрутасах, которые проделывает какой-то мальчишка, оседлавший слишком большой для него велосипед. При нашем приближении он теряет уверенность в себе. Я беру как можно правее и останавливаюсь. Но возникшая опасность приводит его в полную растерянность, и он устремляется прямо на машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36