Матушка использует его, чтобы и самой подкормиться. Именно здесь у нее исстари плодоносные угодья, хранящие под хвойной подстилкой куколки бабочек.
Никто с восторгом не бросился навстречу путешественнику, самостоятельно одолевшему сложный маршрут. Собственно, его появление осталось незамеченным. Даже матушка, когда перед самым ее носом, мощно, подобно плугу, вскрывавшим оболочку земли, появился один из сыновей, не обратила на него внимания. Вместо приветствия она подняла пласт, на котором он остановился, и его едва не засыпало. Конечно, винить веприцу за нечуткость не приходится. Ведь как трудно набить брюхо этими самыми куколками! Они удивительно вкусны и питательны, но уж очень мелкие и попадаются редко. Тут жировать - не радость, а утомительная работа.
Однако назойливое мелькание перед отрешенным взором прилежного пахаря все продолжалось и наконец стало невыносимым. Веприца остановилась и вопросительно посмотрела на кабаненка. Чего он хочет? Кажется, есть просит... Да ведь только же сейчас была кормежка! Свинство какое-то!.. Легонько, но с некоторым раздражением отстранив просителя, веприца попыталась вновь сосредоточиться на своем занятии.
Не тут-то было. Умоляя, кабаненок забыл обо всякой осторожности. Он лез с такой настырностью, что, того и гляди, мог оказаться в пасти собственной матери и получить членовредительство. Удивленная, возмущенная, но ведь не бессердечная же, веприца уже готова была уступить, как вдруг учуяла совсем рядом целую россыпь куколок. Взволнованно засопев, она рванулась на приступ потаенного клада. Мох, песок, хвойные иглы, обломки веток, старые шишки взметнулись под ее ударами, и вместе со всем этим мусором взлетел и кабаненок. Но ему уж, видно, было все равно, он опять оказался в самом центре буйного действия, и вскоре все перемешалось окончательно: и ненужный мусор, и нужный кабаненок, и куколки, - да, она до них докопалась, их было не меньше тридцати, да только ни одной из них она никак не могла схватить, потому что нечто отчаянно дрыгающееся разметывало их по сторонам.
Наконец необычность помехи поразила веприцу. Она вдруг настороженно замерла и тотчас разглядела возле самого своего рыла кругловатый бугорок, с которого медленно сыпался песок и клочки мха, обнажая палевые детские полоски шкурки, не могущие, конечно, никакую мать оставить равнодушной.
Веприца смутилась. И, возможно, кончились бы мучения бедолаги (был бы он обласкан и накормлен), если бы само материнское чувство не призывало веприцу продолжать жировку. Во что бы то ни стало. Во имя жизни всего выводка.
Поэтому-то сибаритствующее на солнцепеке семейство и было награждено увлекательным, хотя и несколько страшноватым зрелищем. Все увидели (сладко спавшие проснулись, разбуженные хриплым хрюканьем и топотом), как матушка, грозно сияя очами, гнала перед собой какое-то небольшое чумазое существо. Оно, это существо, вначале попыталось спрятаться в гуще зрителей, но те, разумеется, бросились врассыпную, потом искало спасения за деревьями, и тоже безуспешно, потому что свирепая преследовательница, набычась, всюду его находила и отовсюду выковыривала. Ему оставалось только скрыться в темень низинного, стоящего по колено в воде смешанного леса. Оттуда вскоре послышались всплески и бульканье, будто кто-то захлебывался. Потом оттуда же вернулась матушка. Она, видно, еще не успела остыть: первый поднятый ею пласт был огромен.
Вообще-то эта матушкина горячность могла показаться странной и неуместной. Ведь даже и предположить трудно, что зрелый семипудовый зверь, пожелав настигнуть двухнедельного, не больше маленького котенка, детеныша, к тому же измотанного, больного и умирающего с голоду, не сделал бы этого на первом же своем скачке.
Впечатляющая сцена была, конечно же, показной: просто матушка решила чуточку припугнуть кабаненка, чтобы напомнить ему да и всем остальным тоже о необходимости соблюдать дисциплину.
Увы, талант артистки оказался даже чрезмерным - переиграла! Тот, кто имел все основания быть наилюбимейшим сыном, попал в труднейшее положение. Хотела того мать или не хотела, но он, ничего почти не видя от страха и горя, влетев в низинный лес, первым делом попал в глубокую, прорытую когда-то мелиораторами канаву, заполненную водой. Оказавшись в чужой стихии, он не утонул, так как продолжал бешено работать ногами; он, собственно, поплыл с хорошей скоростью и к моменту приближения доброго экзекутора выбрался на противоположный берег. Не захотев мокнуть, мать прекратила погоню, ничуть не обеспокоясь судьбой сына, отделенного теперь водной преградой. Она же успела увидеть, что он прекрасно плавает! Ей и невдомек было, что сам-то он этого понять не успел.
Немного успокоившись, кабаненок захотел к своим, которые, как он прекрасно слышал, были рядом: матушка опять рыла, остальные продолжали бездельничать. Тут-то и возникла перед ним во всей своей неприступности старая лесная канава. Кабаненок сунул в нее копытце - холодно! Он попробовал сунуть другое - все равно холодно!
Проплыть два метра сгоряча - это одно, а преодолеть то же самое расстояние специальным кабаньим стилем, которому тебя никогда не учили, о, это совсем другое!
Держась у самой кромки воды, кабаненок стал протискиваться среди безалаберно поваленных стеблей прошлогодней крапивы. Он, верно, надеялся обойти канаву, как обыкновенную лужу, не зная, что она, разливаясь в низинах на целые озерца, тянется так далеко, как в его возрасте и не представить, - на несколько километров! Бедняга только тратил последние силы, борясь с крапивой, которая то и дело наваливалась на него трескучей грудой стеблей, таких пыльных, что он всякий раз начинал задыхаться и чихать.
Но главное - сопровождавший безнадежное продвижение шум совершенно заглушил события, происходившие по ту сторону канавы. А там добрая матушка, утолив голод и повеселев, заметила, что семейство полукружием выстроилось перед ее рылом. Она угадала молчаливую, обращенную к ней просьбу и тотчас ее исполнила: легла на бок. Начался еще один урок кормления среди дикой природы, оказавшийся, впрочем, весьма кратким. Неожиданное, вызванное, видимо, каким-то воспоминанием побуждение подняло веприцу на ноги, и, сопровождаемая кабанятами, словно почетным эскортом, она поспешно удалилась.
Немного помятая присутствием беспокойной компании местность сделалась пустынной и безжизненной. Лишь слабое потрескивание в той стороне, где барахтался кабаненок, возмещало о его, надо думать, последних попытках спасти свою жизнь.
И вот он затих...
Он лежал на жестких крапивных стеблях в жалкой позе: с закрытыми глазами, вытянувшись; передняя правая нога его была неестественно подвернута, голова неловко откинута назад, рот приоткрыт.
1 2 3 4 5 6 7 8