Может быть, Иван и сбежал бы в Крым, в дом с садом на берегу моря,-- уж он-то наверняка подходил всем требованиям вдовы кроме, пожалуй, цветоводства,-- но у него не было такой бесценной газеты, способной круто изменить его жизнь.
Хоть и редко, но встречались и мужские объявления. Одно из них Акрам-абзы ни за что не напечатал бы -- слишком уж оно, на его взгляд, было оскорбительным для женщин. За строками объявления ему виделся эдакий современный кулак, куркуль, и почему-то хотелось винницкого жениха неопределенного возраста познакомить с меломанкой 47 лет, имеющей машину и дачу.
"Ищу женщину крепкого здоровья, не старше 45 лет, работящую, умеющую обиходить скотину (корова, свиньи), птицу (индюки, гуси). Имею каменный дом в пригороде Винницы с садом на 18 сотках земли, пасеку. Не пью, не курю, домосед. Не плясун и не говорун..."
Почему-то обращение к прекрасному полу "не плясуна и не говоруна" из-под Винницы каждый раз привлекало внимание Сабирова. Что-то было в нем знакомо нотариусу, вызывало одновременно и грусть, и смех, и улыбку, и злость. В иные дни мысли кружились только вокруг владельца богатого поместья. Даже на службе, совсем некстати, ему вдруг вспоминался этот сердечно-хозяйственный зов...
"Где же я раньше слышал или читал похожее объявление?" -- мучился Акрам Галиевич, вороша свою память, перебирая всю жизнь, что, впрочем, было сделать несложно -- из Хлебодаровки он отлучался только на войну и последние тридцать с лишним лет прожил здесь безвыездно, даже в соседний Оренбург не ездил, хотя Верочка не раз просила проведать дальнюю городскую родню. Копаясь в прошлой жизни, Акрам Галиевич вдруг осознал, что он сам был домоседом, почище винницкого куркуля. И все-таки он был уверен, что когда-то уже читал нечто подобное.
Однажды на работе он увидел оставленный каким-то посетителем "Крокодил" и чуть не вскрикнул: "Вспомнил!"
Конечно же, он читал такие объявления! Было это в середине пятидесятых годов, когда в прессе и по радио промелькнуло сообщение, что у американцев даже дела сердечные делаются не по-человечески, а занимается этим святым делом электронная сваха-компьютер. Мол, дай знать, кого ты хочешь --блондинку, брюнетку, шатенку, толстую, тонкую, старую, молодую, желательный характер и хозяйственные способности,-- и машина тут же подберет тебе подходящую кандидатуру. Помнится, читая, они с Верочкой смеялись над людьми, желающими таким образом вступить в брак. Газетное сообщение подхватили сатирики и карикатуристы, и страницы "Крокодила" тех лет пестрели от текстов, мало чем отличающихся от некоторых нынешних брачных объявлений.
Открытие это на какое-то время огорчило нотариуса, ведь он хорошо помнил, как искренне возмущался тогда безнравственностью американцев, считая подобные объявления аморальными. И все-таки его тянуло к порядком обтрепавшейся газете.
Поначалу ему и в голову не приходило самому дать объявление в "Вечернюю Алма-Ату". Дальше расплывчатых намерений написать письмо в Крым "женщине крупного телосложения" или "хрупкой блондинке, уставшей от неудач в личной жизни", его фантазии не простирались, да и на успех он не особенно рассчитывал. Раззадорила же его такая вот исповедь:
"Романтический мужчина, приятной внешности, много повидавший, но успокоившийся, к пятидесяти годам остался у разбитого корыта. Хотел бы в оставшиеся дни иметь твердую крышу над головой и верную спутницу жизни. Ищу покоя и уюта. Ничем не обольщаю, все, что имею, ношу с собой. Играю на гитаре, пою, знаю поэзию от Верлена до Вознесенского. Думаю, что скрашу сумерки у семейного очага..."
"Хлюст, прохвост, мот, шляла, кот мартовский,-- костерил уравновешенный, в общем-то, нотариус "мужчину романтического склада".-- Голь перекатная, ни кола ни двора, а все туда же, к порядочным женщинам подкатывается! -- всякий раз, читая, распалялся Акрам Галиевич.-- "Играю на гитаре, пою... Верлен... Вознесенский..." А пенсию небось не заработал, стрекозел приятной внешности. "Ищу покоя и уюта"! Губа не дура, да кто же этого не хочет?.. Особенно на старости лет. И ведь найдется же какая-нибудь дура, примет его... не иначе".
И он опять и опять вчитывался в зовы души незнакомых мужчин и женщин.
"Да, уж если такие на что-то рассчитывают, так мне сам Аллах велел,--решил он однажды.-- Со мной любая женщина, даже хрупкая, не пропадет, что-что, а надежная крыша будет ей обеспечена..."
Откуда же было знать провинциальному нотариусу, что объявление "романтического мужчины", так рассердившее и подтолкнувшее его самого обратиться в "Вечерку", вызовет горячий интерес прекрасной половины рода человеческого по всей стране. Предложения станут поступать адресату тысячами, самые невероятные, иные письма будут приходить даже с денежными переводами - видимо, на дорогу. В общем, случится как раз то, на что и рассчитывал стареющий брачный аферист, сочинивший такое томное, романтическое объявление. Уж он-то наверняка знал о жалостливой женской душе не понаслышке.
Решиться-то Акрам-абзы решился, но объявление требовалось составить путное, толковое, чтобы чувствовалось, что не ветрогон какой-нибудь, а человек солидный, самостоятельный стоит за строками и отвечает за свои слова. "Если надо, можно даже заверить текст в сельсовете, мне не откажут",-- думал Акрам-абзы, пытаясь уместить свое служебное положение, портрет, планы и пожелания в несколько газетных строк.
Но ничего не выходило: если выпирало одно, то пропадало другое, и слова казались ему какими-то стертыми, жалкими: "сельский нотариус из Хлебодаровки..." Перечитывая написанное, Акрам-абзы сникал, понимая, что так женщину не взять.
"Ну ладно,-- рассуждал нотариус,-- тому горемыке у разбитого корыта нечего им сказать и дать нечего, одно остается - гитара да какой-то нерусский Верлен с Вознесенским, но мне-то ведь есть что о себе сказать и что предложить!"
Но сказать о себе ладно да толково, да чтоб покороче, никак не получалось, и стал он по вечерам перечитывать мужские объявления, не принимая, конечно, в расчет ни послание винницкого жениха, ни этого, пропади он пропадом, пятидесятилетнего романтика с гитарой.
Мужских объявлений оказалось мало, прямо-таки потонули они в море женских призывов, и Акрам-абзы обвел эти крошечные островки в море-океане красным карандашом. Мужчинам, видимо, нечего было путного сказать о себе, предложения их казались мелковатыми, несущественными,-- в общем, скучно и вяло представлял себя род мужской.
Красные островки не научили Акрама Галиевича ничему толковому, и он вновь пожалел, что у него только один номер газеты -- будь их у него два или три, не говоря уже о годовой подшивке, он наверняка отыскал бы там нечто благородное, возвышенное, ведь обращаются, наверное, в газету и интеллигентные люди:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Хоть и редко, но встречались и мужские объявления. Одно из них Акрам-абзы ни за что не напечатал бы -- слишком уж оно, на его взгляд, было оскорбительным для женщин. За строками объявления ему виделся эдакий современный кулак, куркуль, и почему-то хотелось винницкого жениха неопределенного возраста познакомить с меломанкой 47 лет, имеющей машину и дачу.
"Ищу женщину крепкого здоровья, не старше 45 лет, работящую, умеющую обиходить скотину (корова, свиньи), птицу (индюки, гуси). Имею каменный дом в пригороде Винницы с садом на 18 сотках земли, пасеку. Не пью, не курю, домосед. Не плясун и не говорун..."
Почему-то обращение к прекрасному полу "не плясуна и не говоруна" из-под Винницы каждый раз привлекало внимание Сабирова. Что-то было в нем знакомо нотариусу, вызывало одновременно и грусть, и смех, и улыбку, и злость. В иные дни мысли кружились только вокруг владельца богатого поместья. Даже на службе, совсем некстати, ему вдруг вспоминался этот сердечно-хозяйственный зов...
"Где же я раньше слышал или читал похожее объявление?" -- мучился Акрам Галиевич, вороша свою память, перебирая всю жизнь, что, впрочем, было сделать несложно -- из Хлебодаровки он отлучался только на войну и последние тридцать с лишним лет прожил здесь безвыездно, даже в соседний Оренбург не ездил, хотя Верочка не раз просила проведать дальнюю городскую родню. Копаясь в прошлой жизни, Акрам Галиевич вдруг осознал, что он сам был домоседом, почище винницкого куркуля. И все-таки он был уверен, что когда-то уже читал нечто подобное.
Однажды на работе он увидел оставленный каким-то посетителем "Крокодил" и чуть не вскрикнул: "Вспомнил!"
Конечно же, он читал такие объявления! Было это в середине пятидесятых годов, когда в прессе и по радио промелькнуло сообщение, что у американцев даже дела сердечные делаются не по-человечески, а занимается этим святым делом электронная сваха-компьютер. Мол, дай знать, кого ты хочешь --блондинку, брюнетку, шатенку, толстую, тонкую, старую, молодую, желательный характер и хозяйственные способности,-- и машина тут же подберет тебе подходящую кандидатуру. Помнится, читая, они с Верочкой смеялись над людьми, желающими таким образом вступить в брак. Газетное сообщение подхватили сатирики и карикатуристы, и страницы "Крокодила" тех лет пестрели от текстов, мало чем отличающихся от некоторых нынешних брачных объявлений.
Открытие это на какое-то время огорчило нотариуса, ведь он хорошо помнил, как искренне возмущался тогда безнравственностью американцев, считая подобные объявления аморальными. И все-таки его тянуло к порядком обтрепавшейся газете.
Поначалу ему и в голову не приходило самому дать объявление в "Вечернюю Алма-Ату". Дальше расплывчатых намерений написать письмо в Крым "женщине крупного телосложения" или "хрупкой блондинке, уставшей от неудач в личной жизни", его фантазии не простирались, да и на успех он не особенно рассчитывал. Раззадорила же его такая вот исповедь:
"Романтический мужчина, приятной внешности, много повидавший, но успокоившийся, к пятидесяти годам остался у разбитого корыта. Хотел бы в оставшиеся дни иметь твердую крышу над головой и верную спутницу жизни. Ищу покоя и уюта. Ничем не обольщаю, все, что имею, ношу с собой. Играю на гитаре, пою, знаю поэзию от Верлена до Вознесенского. Думаю, что скрашу сумерки у семейного очага..."
"Хлюст, прохвост, мот, шляла, кот мартовский,-- костерил уравновешенный, в общем-то, нотариус "мужчину романтического склада".-- Голь перекатная, ни кола ни двора, а все туда же, к порядочным женщинам подкатывается! -- всякий раз, читая, распалялся Акрам Галиевич.-- "Играю на гитаре, пою... Верлен... Вознесенский..." А пенсию небось не заработал, стрекозел приятной внешности. "Ищу покоя и уюта"! Губа не дура, да кто же этого не хочет?.. Особенно на старости лет. И ведь найдется же какая-нибудь дура, примет его... не иначе".
И он опять и опять вчитывался в зовы души незнакомых мужчин и женщин.
"Да, уж если такие на что-то рассчитывают, так мне сам Аллах велел,--решил он однажды.-- Со мной любая женщина, даже хрупкая, не пропадет, что-что, а надежная крыша будет ей обеспечена..."
Откуда же было знать провинциальному нотариусу, что объявление "романтического мужчины", так рассердившее и подтолкнувшее его самого обратиться в "Вечерку", вызовет горячий интерес прекрасной половины рода человеческого по всей стране. Предложения станут поступать адресату тысячами, самые невероятные, иные письма будут приходить даже с денежными переводами - видимо, на дорогу. В общем, случится как раз то, на что и рассчитывал стареющий брачный аферист, сочинивший такое томное, романтическое объявление. Уж он-то наверняка знал о жалостливой женской душе не понаслышке.
Решиться-то Акрам-абзы решился, но объявление требовалось составить путное, толковое, чтобы чувствовалось, что не ветрогон какой-нибудь, а человек солидный, самостоятельный стоит за строками и отвечает за свои слова. "Если надо, можно даже заверить текст в сельсовете, мне не откажут",-- думал Акрам-абзы, пытаясь уместить свое служебное положение, портрет, планы и пожелания в несколько газетных строк.
Но ничего не выходило: если выпирало одно, то пропадало другое, и слова казались ему какими-то стертыми, жалкими: "сельский нотариус из Хлебодаровки..." Перечитывая написанное, Акрам-абзы сникал, понимая, что так женщину не взять.
"Ну ладно,-- рассуждал нотариус,-- тому горемыке у разбитого корыта нечего им сказать и дать нечего, одно остается - гитара да какой-то нерусский Верлен с Вознесенским, но мне-то ведь есть что о себе сказать и что предложить!"
Но сказать о себе ладно да толково, да чтоб покороче, никак не получалось, и стал он по вечерам перечитывать мужские объявления, не принимая, конечно, в расчет ни послание винницкого жениха, ни этого, пропади он пропадом, пятидесятилетнего романтика с гитарой.
Мужских объявлений оказалось мало, прямо-таки потонули они в море женских призывов, и Акрам-абзы обвел эти крошечные островки в море-океане красным карандашом. Мужчинам, видимо, нечего было путного сказать о себе, предложения их казались мелковатыми, несущественными,-- в общем, скучно и вяло представлял себя род мужской.
Красные островки не научили Акрама Галиевича ничему толковому, и он вновь пожалел, что у него только один номер газеты -- будь их у него два или три, не говоря уже о годовой подшивке, он наверняка отыскал бы там нечто благородное, возвышенное, ведь обращаются, наверное, в газету и интеллигентные люди:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18