— А какая будет седьмой?
— Санта Приска, — спокойно ответила Жаклин.
Майкл взвыл:
— Боже милостивый! Это же на Авентине. Незачем туда тащиться, Джеки. Такая даль! И может, она закрыта. А кроме того...
— День прекрасный. — Жаклин решительно утвердила очки на переносице. — И Авентине в такой день — прекрасное зрелище. К тому же...
— Что?
— Если ты опять без денег, а я подозреваю, что так и есть, лучше тебе от нас не отставать — иначе останешься без ленча.
— Слава Богу, у меня нет такой проблемы, — елейно заметил Тед. — Увидимся завтра у Джузеппе?
— Вряд ли, — сказала Жаклин. — Мы опять отправимся на экскурсию.
— Неужели опять по церквам? — взмолился Майкл.
— Вот именно. Завтра пойдем по семи церквам пилигримов. Ведь их тоже семь? — вкрадчиво осведомилась Жаклин. — Я не ошибаюсь?
3
— Вы треплетесь? — спросил Энди. — Или свихнулись на цифрах? С чего такой страстный интерес к септетам.
В этот вечер Энди казался близким к обмороку, если только нечто подобное может произойти с таким загорелым и крепким молодым человеком. Синяки у него темнели не только под глазами, но и вокруг них.
— Перестань болтать и ешь, — приказал ему отец.
Энди послушно запихал в рот большую порцию спагетти. Остальные с интересом наблюдали, как он на итальянский манер втягивал в себя длинные болтающиеся концы. Снова обретя дар речи, Энди мягко упрекнул друзей:
— Я, конечно, понимаю, что могу гордиться своим умением есть спагетти, но стоит ли так на меня таращиться? Я их ел, ем и буду есть, так что не такое уж это редкостное зрелище.
— Ты их ел, но уже давно не ешь, — возразила Энн, тревожно глядя на брата. — Спасибо Жаклин, что она заставила нас пойти поужинать. Нельзя заниматься без сна и еды. Сегодня я подкину тебе в кофе пару снотворных таблеток.
— Я тоже вам благодарен. — Сковил одарил улыбкой Жаклин. И у нее затрепетали ресницы, а на щеках показались ямочки. Она была без очков. — Но ты, Джинджер, должна была вызвать меня раньше. Я предпочту, чтоб этот молодой дурень лишился всяких стипендий, только бы не заболел.
— Так я тебе и поверил, — с полным ртом пробормотал Энди. — «Лучше умереть, чем лишиться ученой степени» — вот девиз нашего семейства... Ладно, червячка заморили. А теперь, пока ждем следующее блюдо, могу я перевести разговор на что-нибудь более интересное, чем мои личные дела? Повторяю, откуда такой страстный интерес к цифре семь, Джеки?
Жаклин рылась в сумке в поисках сигарет и ответила не сразу. Они ужинали в одной из тех немногих тратторий в Трастевере, которую еще не успели облюбовать туристы. Наступили сумерки — мягкие голубые сумерки римского лета. Друзья сидели под тентом на улице, от суетливых прохожих их отделяла густая зеленая изгородь. Между кадками, в которых росли составляющие эту изгородь кусты, шнырял тощий облезлый уличный кот, ожидая, не достанется ли ему какой-нибудь лакомый кусочек.
— Просто семь — мистическое число, — наконец отозвалась Жаклин. Она с победным видом извлекла из сумки пачку сигарет, и Сковил поспешно перегнулся через стол, чтобы предложить ей огня. Она продолжала: — Это число нас так и преследует. Семь святых, семь церквей, семь холмов...
— И семь грешников, — перебил ее Энди. — Не заговаривайте нам зубы. Все ясно. Вы стараетесь истолковать последние слова Альберта? Кстати, вот вам еще семерка — Семь Последних Слов Христа.
Он поглядел на Джин. И остальные перевели на нее глаза — трое Сковилов, Жаклин и Майкл. Майкла никто не приглашал сюда, но тем не менее он явился. Отделаться от него было не так-то просто. Физически не воздействуешь — слишком он крепкий, а намеками не проймешь — слишком толстокожий. К тому же если его навязчивость заметно усилилась, то о словоохотливости сказать этого было нельзя. Он сидел за столом в полном молчании, только переводил взгляд с одного говорящего на другого. Вытянув ноги, Майкл почти съехал под стол, насколько это позволяла прямая спинка стула. Он скармливал длинные макаронины коту — тощий черно-белый бродяга поглощал спагетти подобно истинному римлянину.
— А я думала, вы мне не поверили, — сказала Джин.
— Ну почему же, — немного чересчур поспешно возразила Энн.
— Значит, мне показалось, — вызывающе бросила Джин. — Кроме меня ведь никто ничего не видел. А когда появилась полиция, от написанного и следа не осталось.
— По полу прошаркало столько ног, — сказал Энди. — И ты же сама говорила, что знаки были едва различимы.
Джин бросила на него благодарный взгляд:
— Значит, ты поверил.
— Мы все поверили, — повторила Энн. — Другое дело, что ты, может быть, неверно поняла увиденное. Последняя рефлекторная судорога мышц...
— Хватит, Джинджер, — прервал ее отец. — Какая разница? Если этот жест и означал что-то, то теперь его смысл потерян навсегда. Причуда умирающего...
Официант подал следующее блюдо, и на некоторое время все замолчали, увлеченные едой. Затем Энди снова начал рассуждать:
— Может, это и был бред умирающего, но забыть его трудно, верно? Что он так страстно старался нам передать? Почему мы этого не можем понять?
— Вот именно, — поддержала его Жаклин. — Я просто с ума схожу от этих мыслей... Но у меня такой нелогичный склад ума... Ничего в голову не приходит, хоть тресни.
— Вам не приходит? А меня, наоборот, так и одолевают всякие предположения. Этот город просто наводнен семерками. Альбертовы святые, церкви пилигримов, холмы... Кстати, вот вопрос на засыпку: назовите-ка эти семь холмов.
Все, кроме Жаклин, ответили Энди растерянными взглядами, но Жаклин, казалось, наслаждалась игрой. Она начала загибать пальцы.
Тут подал голос Сковил:
— Не вижу связи...
— А я приведу вам еще примеры, — усмехнулся Энди. — Как насчет семи азиатских храмов? Эфес, Смирна, Пергам...
Внезапно Майкл так резко выпрямился на стуле, что кот, привыкший остерегаться порывистых движений, мгновенно исчез за кустами.
— Да ерунда все это! Вы еще сюда Седьмую симфонию Бетховена приплетите.
— Еще семь чудес света, — предложила Жаклин. — Правда, в Риме ни одного из них нет...
— Семь мудрецов, — с вызовом подхватила Джин. — Семь спящих в Эфесе. Семеро против Фив. Семь смертных...
Внезапно она остановилась на полуслове, и Энди, наблюдавший за ней, мягко сказал:
— Ягненок мой, твои познания о грехе весьма приблизительны. Но их перечень наводит на размышления, правда? Семь смертных грехов и семь грешников. Эти грехи так необычны, совсем не то, что можно было бы предполагать. Мой любимый — Уныние... Гнев мы, конечно, отведем Майклу, а Гордыню — духовную гордыню — Хосе. А вот как быть с Чревоугодием, не знаю, вроде никому из нас этот грех приписать нельзя.
— Мне, — заявила Джин. Она не могла сказать почему, но то, что беседа приняла такой оборот, было ей неприятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Санта Приска, — спокойно ответила Жаклин.
Майкл взвыл:
— Боже милостивый! Это же на Авентине. Незачем туда тащиться, Джеки. Такая даль! И может, она закрыта. А кроме того...
— День прекрасный. — Жаклин решительно утвердила очки на переносице. — И Авентине в такой день — прекрасное зрелище. К тому же...
— Что?
— Если ты опять без денег, а я подозреваю, что так и есть, лучше тебе от нас не отставать — иначе останешься без ленча.
— Слава Богу, у меня нет такой проблемы, — елейно заметил Тед. — Увидимся завтра у Джузеппе?
— Вряд ли, — сказала Жаклин. — Мы опять отправимся на экскурсию.
— Неужели опять по церквам? — взмолился Майкл.
— Вот именно. Завтра пойдем по семи церквам пилигримов. Ведь их тоже семь? — вкрадчиво осведомилась Жаклин. — Я не ошибаюсь?
3
— Вы треплетесь? — спросил Энди. — Или свихнулись на цифрах? С чего такой страстный интерес к септетам.
В этот вечер Энди казался близким к обмороку, если только нечто подобное может произойти с таким загорелым и крепким молодым человеком. Синяки у него темнели не только под глазами, но и вокруг них.
— Перестань болтать и ешь, — приказал ему отец.
Энди послушно запихал в рот большую порцию спагетти. Остальные с интересом наблюдали, как он на итальянский манер втягивал в себя длинные болтающиеся концы. Снова обретя дар речи, Энди мягко упрекнул друзей:
— Я, конечно, понимаю, что могу гордиться своим умением есть спагетти, но стоит ли так на меня таращиться? Я их ел, ем и буду есть, так что не такое уж это редкостное зрелище.
— Ты их ел, но уже давно не ешь, — возразила Энн, тревожно глядя на брата. — Спасибо Жаклин, что она заставила нас пойти поужинать. Нельзя заниматься без сна и еды. Сегодня я подкину тебе в кофе пару снотворных таблеток.
— Я тоже вам благодарен. — Сковил одарил улыбкой Жаклин. И у нее затрепетали ресницы, а на щеках показались ямочки. Она была без очков. — Но ты, Джинджер, должна была вызвать меня раньше. Я предпочту, чтоб этот молодой дурень лишился всяких стипендий, только бы не заболел.
— Так я тебе и поверил, — с полным ртом пробормотал Энди. — «Лучше умереть, чем лишиться ученой степени» — вот девиз нашего семейства... Ладно, червячка заморили. А теперь, пока ждем следующее блюдо, могу я перевести разговор на что-нибудь более интересное, чем мои личные дела? Повторяю, откуда такой страстный интерес к цифре семь, Джеки?
Жаклин рылась в сумке в поисках сигарет и ответила не сразу. Они ужинали в одной из тех немногих тратторий в Трастевере, которую еще не успели облюбовать туристы. Наступили сумерки — мягкие голубые сумерки римского лета. Друзья сидели под тентом на улице, от суетливых прохожих их отделяла густая зеленая изгородь. Между кадками, в которых росли составляющие эту изгородь кусты, шнырял тощий облезлый уличный кот, ожидая, не достанется ли ему какой-нибудь лакомый кусочек.
— Просто семь — мистическое число, — наконец отозвалась Жаклин. Она с победным видом извлекла из сумки пачку сигарет, и Сковил поспешно перегнулся через стол, чтобы предложить ей огня. Она продолжала: — Это число нас так и преследует. Семь святых, семь церквей, семь холмов...
— И семь грешников, — перебил ее Энди. — Не заговаривайте нам зубы. Все ясно. Вы стараетесь истолковать последние слова Альберта? Кстати, вот вам еще семерка — Семь Последних Слов Христа.
Он поглядел на Джин. И остальные перевели на нее глаза — трое Сковилов, Жаклин и Майкл. Майкла никто не приглашал сюда, но тем не менее он явился. Отделаться от него было не так-то просто. Физически не воздействуешь — слишком он крепкий, а намеками не проймешь — слишком толстокожий. К тому же если его навязчивость заметно усилилась, то о словоохотливости сказать этого было нельзя. Он сидел за столом в полном молчании, только переводил взгляд с одного говорящего на другого. Вытянув ноги, Майкл почти съехал под стол, насколько это позволяла прямая спинка стула. Он скармливал длинные макаронины коту — тощий черно-белый бродяга поглощал спагетти подобно истинному римлянину.
— А я думала, вы мне не поверили, — сказала Джин.
— Ну почему же, — немного чересчур поспешно возразила Энн.
— Значит, мне показалось, — вызывающе бросила Джин. — Кроме меня ведь никто ничего не видел. А когда появилась полиция, от написанного и следа не осталось.
— По полу прошаркало столько ног, — сказал Энди. — И ты же сама говорила, что знаки были едва различимы.
Джин бросила на него благодарный взгляд:
— Значит, ты поверил.
— Мы все поверили, — повторила Энн. — Другое дело, что ты, может быть, неверно поняла увиденное. Последняя рефлекторная судорога мышц...
— Хватит, Джинджер, — прервал ее отец. — Какая разница? Если этот жест и означал что-то, то теперь его смысл потерян навсегда. Причуда умирающего...
Официант подал следующее блюдо, и на некоторое время все замолчали, увлеченные едой. Затем Энди снова начал рассуждать:
— Может, это и был бред умирающего, но забыть его трудно, верно? Что он так страстно старался нам передать? Почему мы этого не можем понять?
— Вот именно, — поддержала его Жаклин. — Я просто с ума схожу от этих мыслей... Но у меня такой нелогичный склад ума... Ничего в голову не приходит, хоть тресни.
— Вам не приходит? А меня, наоборот, так и одолевают всякие предположения. Этот город просто наводнен семерками. Альбертовы святые, церкви пилигримов, холмы... Кстати, вот вопрос на засыпку: назовите-ка эти семь холмов.
Все, кроме Жаклин, ответили Энди растерянными взглядами, но Жаклин, казалось, наслаждалась игрой. Она начала загибать пальцы.
Тут подал голос Сковил:
— Не вижу связи...
— А я приведу вам еще примеры, — усмехнулся Энди. — Как насчет семи азиатских храмов? Эфес, Смирна, Пергам...
Внезапно Майкл так резко выпрямился на стуле, что кот, привыкший остерегаться порывистых движений, мгновенно исчез за кустами.
— Да ерунда все это! Вы еще сюда Седьмую симфонию Бетховена приплетите.
— Еще семь чудес света, — предложила Жаклин. — Правда, в Риме ни одного из них нет...
— Семь мудрецов, — с вызовом подхватила Джин. — Семь спящих в Эфесе. Семеро против Фив. Семь смертных...
Внезапно она остановилась на полуслове, и Энди, наблюдавший за ней, мягко сказал:
— Ягненок мой, твои познания о грехе весьма приблизительны. Но их перечень наводит на размышления, правда? Семь смертных грехов и семь грешников. Эти грехи так необычны, совсем не то, что можно было бы предполагать. Мой любимый — Уныние... Гнев мы, конечно, отведем Майклу, а Гордыню — духовную гордыню — Хосе. А вот как быть с Чревоугодием, не знаю, вроде никому из нас этот грех приписать нельзя.
— Мне, — заявила Джин. Она не могла сказать почему, но то, что беседа приняла такой оборот, было ей неприятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51