Сделав это, он движением колен заставил вороного коня развернуться.
Он пустил стрелу. С коротким стуком она увязла в середине центральной связки соломы.
Люди оживленно зашептались.
– Вот как это делается!
– Оч-чень странно, – заявил высокий мужчина. Ввалившиеся щеки и глубоко запавшие глаза придавали ему вид человека, страдающего неизлечимой болезнью. Но те, кто знал его, утверждали, что его гложет его собственный несносный характер. – Если это такая полезная штука, то почему его не используют армии Немедии, или Аквилонии, или какой другой цивилизованной страны?
Махаон опередил Конана.
– Открой глаза, Нарус, – сказал он, – и в первый раз попробуй взглянуть на жизнь беспристрастно. Думай. Мы можем появиться, нанести удар и исчезнуть, прежде чем пешие лучники успеют вогнать в землю острые колышки для защиты от конной лавы, в то время как солдаты с пиками и просто пехота смыкают ряды, готовясь к отражению известной им опасности. Вражеская кавалерия только успеет выставить свои копья, а наши стрелы уже пронзят их сердца. Попробуй, наконец, улыбнуться, Нарус. Представь, как они удивятся такому сюрпризу!
Нарус растянул губы в улыбку, отчего стал еще больше походить на жертву чумы. Его попытка была встречена смехом и неприличными замечаниями товарищей.
– Махаон правильно понял суть метода, – провозгласил Конан. – Отныне он будет моим сержантом.
На изуродованном лице Махаона появилось изумленное и в то же время задумчивое выражение. Остальные криками выразили одобрение, даже, похоже, Нарус – только по своему.
– А сейчас, – сказал Конан, – вы по очереди будете стрелять в мишени. Сначала – с неподвижной лошади.
Он гонял их почти до полудня. Сначала они стреляли, пуская лошадь шагом, затем с галопа. Конечно же, к концу этого времени они еще не сравнялись в мастерстве с туранской легкой кавалерией. Но их умения было уже достаточно, чтобы посеять смятение в рядах любой западной армии. Лучшим после Конана был, естественно, Махаон и, ко всеобщему изумлению, Нарус. После они вернулись в конюшни, где предоставили лошадей заботе конюхов. Теперь люди были свободны до утра, как было в обычае всех наемных отрядов. Утром в конюшне должна была состояться их следующая встреча.
Конан собрался уходить, когда его остановил Махаон.
– Момент, капитан, – сказал он Конану, остановив его у двери. В молодости Махаон был красавцем. Если оставить в покое багровый шрам, по его лицу можно было сказать, в каких боевых кампаниях он участвовал. На левой щеке вытатуирована небольшая шестиконечная звезда – страна Хот. Из мочки правого уха свисали три тонких золотых серьги аргосской работы. Волосы были подрезаны в стиле офирского пограничья – коротко спереди и длинно сзади.
– Было бы лучше, капитан, если бы мы скорее были приняты на чью-нибудь службу. Не прошло и нескольких дней, а кое-кто уже громогласно заявляет, что здесь нам слишком мало платят, и не пойти ли принять еще одну клятву, но под другим именем и у другого совета.
– Можешь передать, что скоро мы поступим на службу, – уверенно заявил Конан. Однако в душе его шевелился червь сомнения – они ни разу еще не пробовал обратиться к богатым торговцам, которые могли бы быть заинтересованы в их отряде. – Как видно, я сделал правильный выбор. Ты прирожденный сержант.
Махаон промолчал и спросил:
– Ты знаешь, кто я такой?
– Я знаю, кто ты, но мне нет никакого дела до того, кем ты был. – Конан посмотрел ему прямо в глаза, и Махаон понимающе кивнул.
– Ладно, я присмотрю за ними, капитан.
Пробиваясь сквозь толпу нищих, шлюх и бандитов, которых стало, казалось, вдвое, а то и втрое больше, чем десять дней назад, Конан направился к «Знаку Тестис». Никто из благородных не рисковал уже появиться здесь без охраны, и все носилки, кого бы в них ни везли – настоящую леди или дочку купца – сопровождали закованные в железо воины. Городской стражи, как всегда, не было видно.
«Знак Тестис», как и обычно к полудню, заполнился молодыми и голодными музыкантами, художниками и философами, жаждущими получить свою порцию из общего котла. Конан уже привык и не обращал внимания на шум. Он схватил руку пробегавшей мимо Керин.
– Ордо еще не вернулся?
Она с размаху опустила кувшины на ближайший стол. Один из них треснул, и вино потекло на сидящих, что вызвало разгневанные упреки. Керин не обратила на это внимания.
– Прислал с мальчишкой послание, – холодно сказала она. – Ты должен встретить одноглазого в «Знаке полной луны», что на улице Сожалений, спустя час после того, как солнце минует зенит.
– Почему именно там? Он не сообщил, почему не сможет прийти сюда?
Ее глаза сузились.
– Была упомянута какая-то танцовщица…
С грудями, – прошипела она. – Хватит. Если тебе нужно что-то еще, спроси об этом одноглазого козла! Конан с трудом подавил улыбку. Пусть Ордо думает об этой танцовщице.
Но ему придется дорого заплатить, если он еще раз окажется вблизи Керин. Конан пытался разрешить сложную проблему – хватит ли ему времени на тарелку жаркого, которое было здесь несравненно лучше, чем на улице Сожалений – когда подошедшая Ариана положила ему руку на плечо. Конан улыбнулся, решив, что оставшееся время можно провести с большей пользой.
– Пойдем ко мне, – сказал он, обвив ее талию рукой. Прижав девушку к себе, он ощерился в самой приветливой своей улыбке. – Поговорим о поэзии. Ариана не смогла сдержать смешка.
– Если ты под этим словом подразумеваешь то, что я думаю, боюсь, что разговорами дело не ограничится. – Улыбка на ее лице погасла, и она ищущим взглядом посмотрела ему в лицо. – Есть более важные вещи. Но сначала ты должен мне поклясться, что никому не расскажешь о том, что тебе сообщат. Клянись.
– Я клянусь, – медленно повторил Конан. Он внезапно понял, почему до сих пор не на службе. Несомненно, что любой отряд на службе у лорда или торговца будет обязан выступить в поддержку трона в случае народных волнений. Но Конану вовсе не хотелось принимать участие в уничтожении Арианы и ее друзей. Особенно Арианы.
– Я все думал, – продолжил он, – когда же ты наконец решишься рассказать мне о восстании.
– Так ты знал?! – изумилась она и, прижав палец к его губам, заставила его молчать. – Идем со мной.
Они прошли через залу и вышли в небольшую комнату в задней части трактира. Находившийся здесь Стефано хмуро уставился на облезлую стену. Гракус, коренастый скульптор, оседлал скамейку и улыбался. Философ и обладатель большого носа, называвший себя Левкасом, сидел, скрестив ноги, на полу и задумчиво жевал свою губу.
– Он знает, – просто сказала Ариана. Все повскакивали с мест.
Конан ненавязчиво положил руку на меч.
– Он знает! – вопил Стефано. – А я говорил! Он опасный человек!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Он пустил стрелу. С коротким стуком она увязла в середине центральной связки соломы.
Люди оживленно зашептались.
– Вот как это делается!
– Оч-чень странно, – заявил высокий мужчина. Ввалившиеся щеки и глубоко запавшие глаза придавали ему вид человека, страдающего неизлечимой болезнью. Но те, кто знал его, утверждали, что его гложет его собственный несносный характер. – Если это такая полезная штука, то почему его не используют армии Немедии, или Аквилонии, или какой другой цивилизованной страны?
Махаон опередил Конана.
– Открой глаза, Нарус, – сказал он, – и в первый раз попробуй взглянуть на жизнь беспристрастно. Думай. Мы можем появиться, нанести удар и исчезнуть, прежде чем пешие лучники успеют вогнать в землю острые колышки для защиты от конной лавы, в то время как солдаты с пиками и просто пехота смыкают ряды, готовясь к отражению известной им опасности. Вражеская кавалерия только успеет выставить свои копья, а наши стрелы уже пронзят их сердца. Попробуй, наконец, улыбнуться, Нарус. Представь, как они удивятся такому сюрпризу!
Нарус растянул губы в улыбку, отчего стал еще больше походить на жертву чумы. Его попытка была встречена смехом и неприличными замечаниями товарищей.
– Махаон правильно понял суть метода, – провозгласил Конан. – Отныне он будет моим сержантом.
На изуродованном лице Махаона появилось изумленное и в то же время задумчивое выражение. Остальные криками выразили одобрение, даже, похоже, Нарус – только по своему.
– А сейчас, – сказал Конан, – вы по очереди будете стрелять в мишени. Сначала – с неподвижной лошади.
Он гонял их почти до полудня. Сначала они стреляли, пуская лошадь шагом, затем с галопа. Конечно же, к концу этого времени они еще не сравнялись в мастерстве с туранской легкой кавалерией. Но их умения было уже достаточно, чтобы посеять смятение в рядах любой западной армии. Лучшим после Конана был, естественно, Махаон и, ко всеобщему изумлению, Нарус. После они вернулись в конюшни, где предоставили лошадей заботе конюхов. Теперь люди были свободны до утра, как было в обычае всех наемных отрядов. Утром в конюшне должна была состояться их следующая встреча.
Конан собрался уходить, когда его остановил Махаон.
– Момент, капитан, – сказал он Конану, остановив его у двери. В молодости Махаон был красавцем. Если оставить в покое багровый шрам, по его лицу можно было сказать, в каких боевых кампаниях он участвовал. На левой щеке вытатуирована небольшая шестиконечная звезда – страна Хот. Из мочки правого уха свисали три тонких золотых серьги аргосской работы. Волосы были подрезаны в стиле офирского пограничья – коротко спереди и длинно сзади.
– Было бы лучше, капитан, если бы мы скорее были приняты на чью-нибудь службу. Не прошло и нескольких дней, а кое-кто уже громогласно заявляет, что здесь нам слишком мало платят, и не пойти ли принять еще одну клятву, но под другим именем и у другого совета.
– Можешь передать, что скоро мы поступим на службу, – уверенно заявил Конан. Однако в душе его шевелился червь сомнения – они ни разу еще не пробовал обратиться к богатым торговцам, которые могли бы быть заинтересованы в их отряде. – Как видно, я сделал правильный выбор. Ты прирожденный сержант.
Махаон промолчал и спросил:
– Ты знаешь, кто я такой?
– Я знаю, кто ты, но мне нет никакого дела до того, кем ты был. – Конан посмотрел ему прямо в глаза, и Махаон понимающе кивнул.
– Ладно, я присмотрю за ними, капитан.
Пробиваясь сквозь толпу нищих, шлюх и бандитов, которых стало, казалось, вдвое, а то и втрое больше, чем десять дней назад, Конан направился к «Знаку Тестис». Никто из благородных не рисковал уже появиться здесь без охраны, и все носилки, кого бы в них ни везли – настоящую леди или дочку купца – сопровождали закованные в железо воины. Городской стражи, как всегда, не было видно.
«Знак Тестис», как и обычно к полудню, заполнился молодыми и голодными музыкантами, художниками и философами, жаждущими получить свою порцию из общего котла. Конан уже привык и не обращал внимания на шум. Он схватил руку пробегавшей мимо Керин.
– Ордо еще не вернулся?
Она с размаху опустила кувшины на ближайший стол. Один из них треснул, и вино потекло на сидящих, что вызвало разгневанные упреки. Керин не обратила на это внимания.
– Прислал с мальчишкой послание, – холодно сказала она. – Ты должен встретить одноглазого в «Знаке полной луны», что на улице Сожалений, спустя час после того, как солнце минует зенит.
– Почему именно там? Он не сообщил, почему не сможет прийти сюда?
Ее глаза сузились.
– Была упомянута какая-то танцовщица…
С грудями, – прошипела она. – Хватит. Если тебе нужно что-то еще, спроси об этом одноглазого козла! Конан с трудом подавил улыбку. Пусть Ордо думает об этой танцовщице.
Но ему придется дорого заплатить, если он еще раз окажется вблизи Керин. Конан пытался разрешить сложную проблему – хватит ли ему времени на тарелку жаркого, которое было здесь несравненно лучше, чем на улице Сожалений – когда подошедшая Ариана положила ему руку на плечо. Конан улыбнулся, решив, что оставшееся время можно провести с большей пользой.
– Пойдем ко мне, – сказал он, обвив ее талию рукой. Прижав девушку к себе, он ощерился в самой приветливой своей улыбке. – Поговорим о поэзии. Ариана не смогла сдержать смешка.
– Если ты под этим словом подразумеваешь то, что я думаю, боюсь, что разговорами дело не ограничится. – Улыбка на ее лице погасла, и она ищущим взглядом посмотрела ему в лицо. – Есть более важные вещи. Но сначала ты должен мне поклясться, что никому не расскажешь о том, что тебе сообщат. Клянись.
– Я клянусь, – медленно повторил Конан. Он внезапно понял, почему до сих пор не на службе. Несомненно, что любой отряд на службе у лорда или торговца будет обязан выступить в поддержку трона в случае народных волнений. Но Конану вовсе не хотелось принимать участие в уничтожении Арианы и ее друзей. Особенно Арианы.
– Я все думал, – продолжил он, – когда же ты наконец решишься рассказать мне о восстании.
– Так ты знал?! – изумилась она и, прижав палец к его губам, заставила его молчать. – Идем со мной.
Они прошли через залу и вышли в небольшую комнату в задней части трактира. Находившийся здесь Стефано хмуро уставился на облезлую стену. Гракус, коренастый скульптор, оседлал скамейку и улыбался. Философ и обладатель большого носа, называвший себя Левкасом, сидел, скрестив ноги, на полу и задумчиво жевал свою губу.
– Он знает, – просто сказала Ариана. Все повскакивали с мест.
Конан ненавязчиво положил руку на меч.
– Он знает! – вопил Стефано. – А я говорил! Он опасный человек!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50