Они прочесали лес, выставили караулы. Мы ушли за реку.
Двое суток не принесли перемен. Разведка не вернулась. Улагаевцы забеспокоились. А перед нами вдруг появились Саша и Василий. Еще через минуту — Телеусов, возбужденный, нетерпеливый.
— Схватили! — сказал он, даже не поздоровавшись.
— Кого, где?
— Ну, тех, что пришли отсюдова. От Улагая. Мы дали им перейти по мосту, тут и взяли. Как раз чоновцы подошли. Пленные рассказали про Улагая. Тогда мы сюда правым, значит, берегом, чтобы вместе с вами. Их десять, нас шестеро. Одолеем.
Под утро мы окружили кордон. Керим Улагай и казаки седлали коней. Двух разведчиков выслали вперед, по той же дороге. И сами заторопились. Отлично! Прямо на чоновский отряд.
Конечно, мы пошли следом. На первый перевал улагаевцы шли цепочкой, иной раз хорошо видные. Тогда-то Саша и сказал:
— Казак в башлыке прилил к полковнику. Ни на шаг. А на груди и на спине у него две сумы, он их все щупает, боится потерять. Не иначе — ценности или документы.
Улагай часто оборачивался, чувствовалось, что беспокоится за груз. Уж не к берегу ли морскому пробирается полковник, не за рубеж ли нацелился?
Телеусов сказал, что Кожевников сегодня должен подвести чоновцев поближе к перевалу, чтобы зажать белых в самом узком месте — на спуске. Потому мы не беспокоили противника, не подгоняли.
По всем скалам на Балканах буйно разросся жасмин. Он как раз зацвел. Такой дух по горам!.. А у нас война. Вот последний казак скрылся за вершиной перевала. Теперь ходу. Один поворот, второй. Наконец вершина с одинокой сосной. Далеко внизу в страшном каньоне гремела река, саженей двести до нее. А впереди на тропе мелькали казачьи фигуры в черном, то и дело скрываясь в кустах жасмина.
Стукнул далекий выстрел. Передовой из улагаевского отряда сполз с седла. Всадники схватились за винтовки. Кто-то повернул было назад. Шапошников тоже выстрелил. Или сдаваться, или смерть, они поняли. И бой начался.
Я следил за Улагаем, мог легко убить его, однако знал, что живой полковник куда важнее для мира на Кавказе и для сохранения зубров, чем мертвый. Видимо, и чоновцы по этой причине щадили полковника. Его люди падали один за другим. Когда свалился казак с сумами поверх бешмета, Улагай подскочил к нему, сорвал сумы и взвалил на себя. Еще думал уйти. К удивлению, он тотчас поднял руки и пошел в сторону чоновцев. Стрельба прекратилась. Мы покатились вниз. И тут произошло непредвиденное.
Улагай скорым шагом, руки над головой, дошел по тропе до висячего мостика через Лабёнок, с ловкостью рыси ухватился за перильца и побежал на ту сторону реки. Чоновцы, шагавшие навстречу ему, мы, спешившие с горы, — все опешили и с опозданием схватились за винтовки. Кто-то успел все же выстрелить. Улагай упал вперед, но пуля не убила его, видно, попала в туго набитую суму на спине и только толкнула. Полковник упал и на четвереньках пополз по гнилым доскам. Еще две сажени — и он скроется в кустарнике.
Но судьба распорядилась по-другому.
Вниз беззвучно полетели прогнившие куски настила. Улагай успел схватиться за толстый канат и… повис над страшной рекой. Мы замерли. Он еще пытался забросить ноги на мостик, но сил у него уже не оставалось, к тому же мешали тяжелые сумы. Руки разжались. Может быть, он и кричал, но за грохотом реки голос не слышен. Еще секунда-другая, и тело в светлом бешмете сорвалось вниз. Река сомкнулась над неожиданной добычей. Конец Улагая…
— Что творится, что творится! — зашептал Алексей Власович. Краем глаза я увидел, как мелко и торопливо крестится он. Лицо егеря выражало ужас.
2
На несколько минут все остолбенели. Вот судьба! Очнувшись, мы все разом заговорили, высказывая разные мнения. Сошлись на том, что Улагай нес на себе драгоценности, награбленные за годы войны. Как бы там ни было, судьба освободила Кавказ от злейшего врага.
Командир чоновцев отозвал Шапошникова и сказал:
— У нас приказ — пройти отсюда на Большую Лабу. Проводника надо.
Директор посмотрел на Сашу Никотина. Тот согласно кивнул.
— Тогда так. Идите с Василием. И возвращайтесь на Умпырь. Здесь поживут Зарецкий и Телеусов. А мы с Василием Васильевичем пойдем на Кишу. Займемся своим делом посмотрим, как зубры.
Я сел писать письмо. Хотелось сообщить Кухаревичам о последних событиях, передать весточку Дануте. Письмо вручил старшему в группе, которая направлялась с ранеными через Псебай в Лабинск.
Закончив писать, сел в седло и вдруг почувствовал такое облегчение, какого не знал уже многие годы.
Самое тяжелое, кажется, позади.
Оставим на некоторое время записки егеря Зарецкого и попробуем, сопоставив исторические факты, глянуть на положение зубров пошире. И не только на Кавказе.
Лишь одну страницу из записей необходимо привести сейчас. Эта страница, вернее, две отдельные записи помечены октябрем — ноябрем двадцать первого года и апрелем — маем двадцать второго.
"Сразу же после листопада, — писал Андрей Михайлович — мы обследовали весь район Умпыря, Мастакана, Большой Лабы, Алоуса и могли назвать количество зубров: здесь оставалось 28-29 голов. В те же месяцы Кожевников и Шапошников тщательно просмотрели район Киши и Бамбака до Белой. Они обнаружили 10-12 голов. Пастухи, приходившие с юга, клялись, что в верховьях Сочинки видели трех зубров. Неподтвержденное свидетельство я записал со слов жителей станицы Баговской: там видели двух зубров за пределами заповедника.
К таким заявлениям мы относимся с недоверием. Записываем только тех зверей, которых видели сами. Общее количество зубров в заповеднике, таким образом, определяется в 40 — 50 голов. Горько признаваться, но их продолжают бить. Братья Никотины нашли на Большой Лабе четыре зубровых скелета, потом в другом месте — еще два.
После того как армейские части потрепали бело-зеленых в трех боях кряду, отряды Козликина и еще одного полковника, Орлова, избрали новую тактику ведения войны: разошлись мелкими группами по глухим урочищам и тревожили станицы, хутора и дороги кровавыми набегами. Продовольствие они пополняли охотой на всякого зверя.
Надежды на сохранение последних пятидесяти зубров кавказского подвида связаны с окончанием войны в горах".
Вот так. К 1922 году кавказский ареал зубров уменьшился до площади в пятьсот — семьсот квадратных верст. Но и в этом когда-то недоступном месте гремели выстрелы. Умный, понятливый зверь окончательно потерял покой, а вместе с покоем и способность к размножению. Зубры не были в безопасности даже зимой, в самых глухих ущельях, куда уходили, опасаясь человека с винтовкой. Потеряв обжитые пастбища, звери выходили за пределы заповедника. И там нарывались на пули браконьеров. Привыкшие к постоянному местообитанию зубры сделались бродягами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
Двое суток не принесли перемен. Разведка не вернулась. Улагаевцы забеспокоились. А перед нами вдруг появились Саша и Василий. Еще через минуту — Телеусов, возбужденный, нетерпеливый.
— Схватили! — сказал он, даже не поздоровавшись.
— Кого, где?
— Ну, тех, что пришли отсюдова. От Улагая. Мы дали им перейти по мосту, тут и взяли. Как раз чоновцы подошли. Пленные рассказали про Улагая. Тогда мы сюда правым, значит, берегом, чтобы вместе с вами. Их десять, нас шестеро. Одолеем.
Под утро мы окружили кордон. Керим Улагай и казаки седлали коней. Двух разведчиков выслали вперед, по той же дороге. И сами заторопились. Отлично! Прямо на чоновский отряд.
Конечно, мы пошли следом. На первый перевал улагаевцы шли цепочкой, иной раз хорошо видные. Тогда-то Саша и сказал:
— Казак в башлыке прилил к полковнику. Ни на шаг. А на груди и на спине у него две сумы, он их все щупает, боится потерять. Не иначе — ценности или документы.
Улагай часто оборачивался, чувствовалось, что беспокоится за груз. Уж не к берегу ли морскому пробирается полковник, не за рубеж ли нацелился?
Телеусов сказал, что Кожевников сегодня должен подвести чоновцев поближе к перевалу, чтобы зажать белых в самом узком месте — на спуске. Потому мы не беспокоили противника, не подгоняли.
По всем скалам на Балканах буйно разросся жасмин. Он как раз зацвел. Такой дух по горам!.. А у нас война. Вот последний казак скрылся за вершиной перевала. Теперь ходу. Один поворот, второй. Наконец вершина с одинокой сосной. Далеко внизу в страшном каньоне гремела река, саженей двести до нее. А впереди на тропе мелькали казачьи фигуры в черном, то и дело скрываясь в кустах жасмина.
Стукнул далекий выстрел. Передовой из улагаевского отряда сполз с седла. Всадники схватились за винтовки. Кто-то повернул было назад. Шапошников тоже выстрелил. Или сдаваться, или смерть, они поняли. И бой начался.
Я следил за Улагаем, мог легко убить его, однако знал, что живой полковник куда важнее для мира на Кавказе и для сохранения зубров, чем мертвый. Видимо, и чоновцы по этой причине щадили полковника. Его люди падали один за другим. Когда свалился казак с сумами поверх бешмета, Улагай подскочил к нему, сорвал сумы и взвалил на себя. Еще думал уйти. К удивлению, он тотчас поднял руки и пошел в сторону чоновцев. Стрельба прекратилась. Мы покатились вниз. И тут произошло непредвиденное.
Улагай скорым шагом, руки над головой, дошел по тропе до висячего мостика через Лабёнок, с ловкостью рыси ухватился за перильца и побежал на ту сторону реки. Чоновцы, шагавшие навстречу ему, мы, спешившие с горы, — все опешили и с опозданием схватились за винтовки. Кто-то успел все же выстрелить. Улагай упал вперед, но пуля не убила его, видно, попала в туго набитую суму на спине и только толкнула. Полковник упал и на четвереньках пополз по гнилым доскам. Еще две сажени — и он скроется в кустарнике.
Но судьба распорядилась по-другому.
Вниз беззвучно полетели прогнившие куски настила. Улагай успел схватиться за толстый канат и… повис над страшной рекой. Мы замерли. Он еще пытался забросить ноги на мостик, но сил у него уже не оставалось, к тому же мешали тяжелые сумы. Руки разжались. Может быть, он и кричал, но за грохотом реки голос не слышен. Еще секунда-другая, и тело в светлом бешмете сорвалось вниз. Река сомкнулась над неожиданной добычей. Конец Улагая…
— Что творится, что творится! — зашептал Алексей Власович. Краем глаза я увидел, как мелко и торопливо крестится он. Лицо егеря выражало ужас.
2
На несколько минут все остолбенели. Вот судьба! Очнувшись, мы все разом заговорили, высказывая разные мнения. Сошлись на том, что Улагай нес на себе драгоценности, награбленные за годы войны. Как бы там ни было, судьба освободила Кавказ от злейшего врага.
Командир чоновцев отозвал Шапошникова и сказал:
— У нас приказ — пройти отсюда на Большую Лабу. Проводника надо.
Директор посмотрел на Сашу Никотина. Тот согласно кивнул.
— Тогда так. Идите с Василием. И возвращайтесь на Умпырь. Здесь поживут Зарецкий и Телеусов. А мы с Василием Васильевичем пойдем на Кишу. Займемся своим делом посмотрим, как зубры.
Я сел писать письмо. Хотелось сообщить Кухаревичам о последних событиях, передать весточку Дануте. Письмо вручил старшему в группе, которая направлялась с ранеными через Псебай в Лабинск.
Закончив писать, сел в седло и вдруг почувствовал такое облегчение, какого не знал уже многие годы.
Самое тяжелое, кажется, позади.
Оставим на некоторое время записки егеря Зарецкого и попробуем, сопоставив исторические факты, глянуть на положение зубров пошире. И не только на Кавказе.
Лишь одну страницу из записей необходимо привести сейчас. Эта страница, вернее, две отдельные записи помечены октябрем — ноябрем двадцать первого года и апрелем — маем двадцать второго.
"Сразу же после листопада, — писал Андрей Михайлович — мы обследовали весь район Умпыря, Мастакана, Большой Лабы, Алоуса и могли назвать количество зубров: здесь оставалось 28-29 голов. В те же месяцы Кожевников и Шапошников тщательно просмотрели район Киши и Бамбака до Белой. Они обнаружили 10-12 голов. Пастухи, приходившие с юга, клялись, что в верховьях Сочинки видели трех зубров. Неподтвержденное свидетельство я записал со слов жителей станицы Баговской: там видели двух зубров за пределами заповедника.
К таким заявлениям мы относимся с недоверием. Записываем только тех зверей, которых видели сами. Общее количество зубров в заповеднике, таким образом, определяется в 40 — 50 голов. Горько признаваться, но их продолжают бить. Братья Никотины нашли на Большой Лабе четыре зубровых скелета, потом в другом месте — еще два.
После того как армейские части потрепали бело-зеленых в трех боях кряду, отряды Козликина и еще одного полковника, Орлова, избрали новую тактику ведения войны: разошлись мелкими группами по глухим урочищам и тревожили станицы, хутора и дороги кровавыми набегами. Продовольствие они пополняли охотой на всякого зверя.
Надежды на сохранение последних пятидесяти зубров кавказского подвида связаны с окончанием войны в горах".
Вот так. К 1922 году кавказский ареал зубров уменьшился до площади в пятьсот — семьсот квадратных верст. Но и в этом когда-то недоступном месте гремели выстрелы. Умный, понятливый зверь окончательно потерял покой, а вместе с покоем и способность к размножению. Зубры не были в безопасности даже зимой, в самых глухих ущельях, куда уходили, опасаясь человека с винтовкой. Потеряв обжитые пастбища, звери выходили за пределы заповедника. И там нарывались на пули браконьеров. Привыкшие к постоянному местообитанию зубры сделались бродягами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168