ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Но мы к ней приближаемся.
В тесноте и муке, с затекшими ногами, засыпая от духоты дурным, мутным сном и просыпаясь со стонами, - приближаемся к тебе, Мга, последний наш выход из города, к которому подходят убийцы.
Я запомню все эти болота и постройки.
Не станет этих построек, а я их буду помнить.
Приближается ночь, мы приближаемся к Мге. На нашем пути она неминуема, Мга.
Возвращение
1
В старую конфетную коробку Ксения Ивановна положила лекарства и сказала:
- Если порез или царапина, - помажете йодом. Если заболит горло, вот стрептоцид, по таблетке три раза в день. И на всякий случай даю валерьяновые капли.
Ксения Ивановна от всего пила валерьяновые капли и других любила поить.
- На остановках не выходите, а то загуляетесь и поезд уйдет, что тогда будете делать? А если все-таки выйдете и поезд уйдет, обратитесь в железнодорожную милицию. Уж как-нибудь вас доставят.
- Мы не будем выходить, - сказала Люська. - Мы будем все время в поезде сидеть.
- И потом - ты, Валя, уже большая, я должна тебя предостеречь, сказала Ксения Ивановна, понизив голос. - Избегай дорожных знакомств с молодыми людьми. Ни в коем случае не допускай этих знакомств! У молодых людей в поезде только одно на уме - как бы познакомиться и поухаживать. Сначала он с тобой заговорит, потом принесет тебе кипятку, а потом подсядет и начнет ухаживать. А тебе это неприлично. Ты еще маленькая. И вообще неприлично, даже взрослым. Ты так сделай. Если он принесет кипятку, ты скажи: благодарю вас, мы не нуждаемся в ваших услугах, нам даст чаю проводник. Я один раз ехала, еще до войны, и какой-то в шляпе ехал. Нас было три девушки, и он ухаживал за всеми. Но я сказала: прекратите, я знаю эти штуки, не на такую напали. А известны случаи, - продолжала Ксения Ивановна, зловеще помаргивая, - когда он прикинется, будто ухаживает, а потом возьмет и стащит твой чемодан, только ты его и видела!
- И у вас стащил? - спросила Люська.
- Нет, лично у меня нет, - ответила Ксения Ивановна, - но с дочерью одной учительницы был такой случай. У меня не так просто что-то стащить. Я когда еду, то глаз не спускаю с моего чемодана. А когда сплю, то чемодан у меня в изголовье, и я ложусь так, чтобы все время чувствовать его головой.
- И мы ляжем, - сказала Люська. - И мы так ляжем, чтоб чувствовать головой.
Другие воспитательницы тоже хотели бы дать Вале разные полезные советы. Но они не могли себе ясно представить, какая сейчас жизнь в Ленинграде и что можно посоветовать тем, кто туда едет. Они задумывались, сбивались и, начав советовать, не доводили дело до конца. А Ксения Ивановна была уверена, что ее советы пригодятся при любых обстоятельствах.
2
- Валя! Люся! - будила она торопливо-тревожно. - Вставайте, ехать пора!
Валя вскочила. Ударило светом в глаза. Ксения Ивановна стояла одетая, с мокрой лисой на плечах, держала лампу... Валя стала одеваться, хватая не те одежки, дрожа от ночного холода. Многие девочки тоже поднялись из-под серых одеял, одевались молча. Люська села в постели и сидя досыпала, пар шел от ее открытых губ.
- Вставай! - сказала Валя.
- Я хочу спать, - сказала Люська, качаясь.
- Одевайтесь, одевайтесь! - повторяла Ксения Ивановна, уходя в волнении. От валенок ее отпечатались на полу темные следы, похожие на восьмерки. Среди ночи она ходила в колхозную конюшню проверить, запрягают ли лошадей.
Сани у крыльца. Старшие девочки и воспитательницы вышли провожать. Крыльцо освещено фонарем. Дядя Федя, двигаясь неловко на своем протезе, укладывает багаж. Он закапывает Люську в солому. Тетя Настя ему помогает.
Потом Люську укутывают черным пахучим тулупом, и все подходят ее поцеловать. Ее тут баловали, такую славненькую.
Тем, кто остается, грустно.
- Валечка, пиши! Хорошо тебе устроиться!
- Закрывайте рты хорошенько, а то простудитесь! - Это Ксения Ивановна говорит.
- Ты смотри, не особенно себе позволяй! - Это говорит тетя Настя дяде Феде.
Тронулись сани.
Тихо тронулись сани, медленно отступает детдом - длинное темное строение, кучка людей на крыльце, фонарь над крыльцом на бревенчатой голой стене.
Это все отступает медленно в ночь и исчезает, когда унесли фонарь. Ночь, - даже полосы от полозьев не разглядеть на снегу, даже полосы полозьев не соединяют нас с тем, что исчезло.
Мороз неподвижный, чистый. Спят в неподвижном морозе далеко друг от друга раскиданные села. И в детдоме, наверно, опять все легли, проводив. А мы едем, обмотанные шарфами, стынут глаза.
Мы прожили в детдоме три года, три месяца и три дня.
Там мы получили известие, что папа убит под Шлиссельбургом. Люська плохо помнила папу и не плакала.
Нас учили.
Мы выросли.
Дом, где мы жили в Ленинграде, разрушен. Это и странно и не странно, как подумаешь. Дом был, когда были мама и папа. Его не стало, когда не стало их.
Но мы едем в Ленинград, это устроила тетя Дуся. Еще давно, в голоде, под бомбами, она написала: "Фабрика вас не оставит, ждите". Мы ждали, и дождались, и едем.
Пофыркивают лошади. Хорошее животное лошадь. Мороз, мрак, а оно везет себе, пофыркивая.
Начинает светать. Перед нами внизу - будто молоко разлито до горизонта - огромная замерзшая река. Мы спустились к реке. На ее белой глади цепочкой чернеет дорога, по которой нам ехать.
Мы, должно быть, очень маленькими кажемся в этом белом студеном утре, встающем из ночи. Ползет через неоглядную зимнюю равнину черненькая какая-то козявка. А на самом деле это целых две лошади, и сани, и две девочки, и солдат в шинели, и женщина, которая правит лошадьми, широкая суровая женщина в платках, с белыми от инея бровями и ресницами.
3
Иззябшие, они захлебываются теплом и махорочным дымом вагона. Махорочный дым и музыка! Патефон играет вальс. Морячок, не обращая на патефон внимания, играет свое на гитаре с голубым бантом. Гитару он взял у девушки в белом пуховом берете. Он играет и поет: "Я уходил вчера в поход в далекие края". Припев "моя любимая" он поет, обращаясь к девушке, а она начинает делать разные движения - смотреть на часы, заправлять волосы под берет и отворачиваться к окну.
Люди на всех полках до потолка. На нижних - по три, четыре человека. В этой тесноте они пьют чай, играют в домино, ходят по вагону. В окнах раннее розовое солнце.
Едем.
Устроив Люську и Валю, дядя Федя их кормит. Кипятку он захватил на станции.
Люди смотрят с интересом, что едят Валя и Люська; смотрят на их платья из жесткой материи защитного цвета и говорят одобрительно:
- Детдомовские? Сухой паек хороший дали в дорогу. И платья пошили новые.
- И пальтишки, - говорит дядя Федя. - Пальтишки тоже новые, не как-нибудь.
- Дочки? - спрашивают у него.
- Почти, - отвечает дядя Федя и подмигивает Люське, он ее полюбил. Еду по своему делу и дал согласие сопровождать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10