– Лешка! Ну не будь ты таким деревянным! Ну скажи ты мне, как тебе нравится твоя комната?
Леша окрысился на нее:
– Баба Тоня, ну что комната?! Комната как комната. Что тут особенного?
– Да ты что, не понимаешь?! Ведь это отдельная, ведь у тебя теперь, можно сказать, свой собственный кабинет!
Леша не ответил. Он закрылся в "собственном кабинете" и бродил из угла в угол. У него не выходила из головы сцена с мальчишками, отнявшими у него чемодан. Он не мог отвязаться от мысли, что, прояви он чуть больше решимости – и грабителям пришлось бы убраться не солоно хлебавши. Он с наслаждением представлял себе, как неожиданным ударом сбивает с ног старшего мальчишку, дает затрещину младшему и спокойно идет с чемоданом к поезду. Но потом Леше вспоминались другие случаи, когда он тоже проявлял растерянность и после этого вот так же мучился презрением к самому себе. Леша ходил по комнате, грыз ногти и думал: неужели это никогда не кончится?! Неужели он никогда не справится с собой, не станет другим?!
А к вечеру атмосфера в доме еще больше сгустилась. Бабушка перед самым ужином пошла в магазин, и, когда она вернулась, настроение у нее было похуже Лешиного.
Весь ужин прошел почти в молчании. Лишь изредка слышалось:
– Еще молока налить?
– Не хочу. Спасибо!
– Ну, уж доешь кашу-то. Не выкидывать же ее!
– Ладно. Доем.
Покончив с кашей, Леша встал, поблагодарил и собрался уйти к себе, как вдруг Антонина Егоровна сказала:
– Леша, сядь! Нам поговорить надо.
Леша снова сел напротив бабушки. Очень серьезно глядя на внука, Антонина Егоровна начала разговор.
– Я, Лешенька, понимаю, что тебе хотелось бы пожить хоть недельку в новой квартире, а потом уж – опять на дачу. Да и мне жалко расставаться с тобой. А все-таки я думаю, что тебе надо поскорей уехать отсюда. Завтра же.
– Почему, бабушка?
– Нехорошо тебе здесь будет, Леша.
– Да почему нехорошо?
– Общество для тебя очень уж неподходящее.
Леша рассердился:
– Бабушка! Ну что ты говоришь загадками! Говори прямо, в чем дело!
Антонина Егоровна обиженно поджала губы, помолчала, потом заговорила, уже более сухо:
– Хорошо. Я тебе все скажу. По дороге из магазина я встретилась с жилицей из нашего дома. Милая такая, простая русская женщина, мать двоих детей. Так вот, она жаловалась мне: младший сын, восьми лет, у нее ничего, а старший ей много седины в волосах прибавил. Ты представляешь, хулиган какой! Мальчишке двенадцать лет, а уже дважды в милиции побывал!
– Ну и что? – спросил Леша.
Антонина Егоровна подняла указательный палец.
– А вот слушай дальше. Его мать сказала мне: "Я, говорит, надеялась, что переедем в новый дом, и, может, здесь окажутся культурные, порядочные дети, и, может, они повлияют на моего охламона в лучшую сторону. И что же, говорит, оказалось? Переехала, говорит, в этот дом, и узнала: ни одного порядочного ребенка тут нет! Все, ну... выродки какие-то. Бандит на бандите сидит и бандитом погоняет".
Антонина Егоровна замолчала. Леша с нетерпением ждал, когда она снова заговорит. Теперь он слушал ее очень внимательно. Глядя на внука, бабушка постучала щепотью себе в грудь.
– Ты представляешь, Лешенька... Тут девочка одна живет... примерно твоего возраста... Я ее сама видела: красивая такая девочка, явно дочь интеллигентных родителей... И ты знаешь, какие номера она откалывает? Она может подойти на улице к незнакомому человеку и ни с того ни с сего каким-то особым ударом сбить его с ног. – Антонина Егоровна помолчала еще немножко. – Я понимаю, что это не простое хулиганство, это какая-то ненорма. Может, это у нее психопатия так проявляется, может, она припадкам каким-то подвержена, но я ведь вот к чему все это говорю: эта Оля – так, кажется, ее зовут, – она ведь ничуть не хуже других, которые здесь живут. Они все тут почти на одно лицо. Тут еще есть какой-то... то ли он приехал уже, то ли вот-вот приедет... так он недавно из колонии для этих... как их называют?
– Для несовершеннолетних? – подсказал Леша.
– Что-то вроде этого. Не помню точно. Но ведь, Леша, ты же сам понимаешь, что в такие места за просто так не направляют, это значит, что подросток серьезное преступление совершил, вплоть до грабежа, а может быть, вплоть до убийства даже.
Леша опять вскипел.
– Бабушка! Ну к чему ты мне все это говоришь?! Как будто я маленький или недоумок какой-то... Словом, совсем не разбираюсь в таких вещах!..
Антонина Егоровна протянула руку ближе к Леше и постучала пальцем по столу.
– Леша, ты не раздражайся, а выслушай меня. Я ведь это к чему говорю? Не может этого быть, чтобы в таком большом доме не оказалось порядочных детей. Большинство ребят сейчас на даче, в лагере, в походах каких-то... Это чистая случайность, что в доме сейчас собрались одни подонки. Вот я тебе и советую: уезжай ты завтра же в Голявино, а осенью съедется нормальная молодежь, и у тебя будет с кем общаться, с кем дружбу завести.
Антонина Егоровна опять умолкла. Молчал и Леша. Он понимал, что ему глупо оставаться здесь, пока его соседями по двору будут лишь нравственные уроды. И он бы согласился с бабушкой и уехал, если бы Антонина Егоровна не закончила свою речь такими словами:
– И мало того, Леша: тебе просто небезопасно будет оставаться одному среди этих молодых негодяев. Ты вот представь себе: пристанет к тебе этот... который из колонии... Ну... ну вот что ты станешь делать?!
Леша резко поднялся. Весь тяжелый разговор с отцом вспыхнул в его памяти, и он понял, что если последует наставлению бабушки, то снова окажется трусом.
– Баба Тоня! – сказал он громко. – Никуда я не уеду.
Антонина Егоровна долго во все глаза смотрела на внука после этого его заявления. Она не привыкла к такой категоричности.
– Леша... Лешенька! Это... это как же?
– А вот так! Не боюсь я никаких твоих подонков, психопатов, хулиганов, и этих... которые из колонии вернулись. Я остаюсь здесь.
– Леша! – повысила было голос Антонина Егоровна.
– Бабушка! – ответил Леша. – Давай кончим этот разговор. Спокойной ночи! Я спать хочу.
Он и в самом деле быстро улегся и потушил в своей комнате свет, чтобы Антонина Егоровна больше не донимала его, но спать, конечно, не мог. Зачем он так определенно заявил бабушке, что обязательно останется? Он мог бы сказать, что ничуть не боится здешних хулиганов, но ему просто не хочется торчать в душном городе, когда стоит такая чудесная августовская погода. А теперь? Если он завтра скажет бабушке, что согласен уехать, она поймет, что он вечером просто хорохорился перед ней, а на самом деле боится оставаться в этом доме. Бабушка еще вздумает написать отцу об обстановке, которая сложилась здесь, и о том, что ей удалось уговорить Лешу отбыть на дачу раньше намеченного срока, и отцу сразу станет ясно, что его сын опять струсил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52