Облака пыли поднимались вокруг от их медленного движения. Они были страшно вымотаны. Лицо Толби побагровело и распухло. Незажженная сигарета свешивалась из уголка рта. Его большое, сильное тело упрямо наклонялось вперед. Хлопчатобумажная рубашка его дочери прилипла к рукам и груди, потемнев от пота на спине. Она еле переставляла ноги, обтянутые джинсами.
Роберт Пенн плелся чуть сзади них, держа руки в карманах и не отрывая глаз от дороги. Он ни о чем не думал, оглушенный двойной дозой гексобарба, которую он принял в последнем лагере Лиги. Жара его убивала.
По обеим сторонам дороги расстилались поля, травяные и камышовые пастбища, отдельные группки деревьев. Разрушенный фермерский дом. Древние, двухсотлетней давности останки бомбоубежища… Иногда попадалась грязная овца.
— Овца, — констатировал Пенн. — Они съедают всю траву вокруг. Она уже не вырастет.
— Теперь он фермер, — обратился Толби к дочери.
— Папа, — сверкнула глазами Сильвия. — Не будь таким мерзким.
— Это из-за жары, — Толби снова выругался, громко и тщательно. — Все дело не стоит того. За десять пинксов я вернусь назад и скажу им, что было много свиного пойла.
— Может быть, и так, — мягко согласился Пенн.
— Хорошо, ты возвращаешься, — проворчал Толби. — Ты возвращаешься и говоришь им, что это было свиное пойло. Они наградят тебя медалью. Может, повысят в чине.
Пенн засмеялся.
— Замолчите вы, оба. Впереди какой-то городок.
Массивное тело Толби выпрямилось.
— Где?
Ладонью он прикрыл глаза от солнца.
— Ей богу, она права. Деревня. И это не мираж. Видите, а?
К нему вернулось хорошее настроение, он потер ладони.
— Что сказать, Пенн? Пара кружек пива, несколько партий в дартс с местными селянами — может быть, мы сможем там переночевать? — Он облизал толстые губы в предвкушении всех удовольствий сразу. — Некоторые из деревенских девчонок любят околачиваться возле лавчонок с грогом…
— Мне известен тот сорт девчонок, который вы имеете в виду, — откликнулся Пенн. — Те, что устали от безделья. Хотят встретить какого-то парня, который купит им фабричную одежду.
Стоявший у дороги фермер с любопытством наблюдал за ними. Он остановил свою лошадь и оперся о грубый плуг, сдвинув шляпу на затылок.
— Что это за город? — крикнул Толби.
Фермер немного помолчал. Он был тощим и изможденным стариком.
— Город? — повторил он, всматриваясь в незнакомцев.
— Да, впереди.
— Это прекрасный город, — начал фермер. — Вы уже бывали здесь прежде?
— Нет, сэр, — ответил Толби. — Никогда.
— Экипаж сломался?
— Нет, мы путешествуем пешком.
— Издалека идете?
— Уже почти сто пятьдесят миль.
Фермер оценивающим взглядом рассматривал тяжелые ранцы у них на спинах. Окованные туристские ботинки. Пыльную одежду и усталые, потные лица. Посохи из айронита.
— Да, долгий путь, — наконец отметил он. — Куда же вы направляетесь?
— Путешествуем до тех пор, пока нам не надоест, — ответил Толби. — Есть ли здесь место, где мы можем остановиться? Гостиница? Кабачок?
— Этот город, — пояснил фермер, — зовется Ферфакс. В нем есть одна из лучших в мире лесопилок. Пара гончарных мастерских. Место, где можно купить одежду, сшитую машинами. Кроме того, оружейный магазин, где отливают лучшие пули по эту сторону Скалистых гор. И пекарня. Здесь также живут старый доктор и адвокат. И несколько человек с книгами, чтобы учить детей. Они пришли сюда лечить туберкулез, и переделали старый барак под школу.
— А велик ли город? — поинтересовался Пенн.
— Масса людей. Старики умирают, дети умирают. В прошлом году у нас была лихорадка. Умерло около ста детей. Доктор сказал, что она появилась из водной скважины. Мы закрыли ее, а дети все равно умирали. Доктор сказал, что виновато молоко. Увели половину коров. Свою я не дал. Я вышел сюда с ружьем и застрелил первого, пришедшего увести мою корову. Когда пришла осень, дети перестали умирать. Думаю, все из-за жары.
— Конечно, из-за жары, — поддержал его Толби. — Да, здесь всегда жарко. Воды всегда не хватает.
— Вы, парни, хотите пить? Юная леди выглядит довольно усталой. Под домом у меня есть несколько бутылей с водой. В грязи. Приятная и холодная.
— Он заколебался. — Пинк за стакан.
Толби засмеялся.
— Нет, благодарим.
— Пинк за два стакана, — предложил фермер.
— Не интересуемся, — ответил Пенн. Он похлопал по своей фляжке и все трое снова двинулись в путь. — Пока.
Лицо фермера ожесточилось.
— Проклятые чужаки, — пробормотал он в сердцах и вернулся к пахоте.
Город молчаливо изнывал от жары. Мухи жужжали, облепив бока очумелых лошадей, привязанных к колеям. Несколько автомобилей стояли, припаркованные. Люди бесшумно двигались по тротуарам. Пожилые исхудалые мужчины дремали на порожках домов.
Собаки и цыплята спали в тени домов. Домики были небольшие, деревянные, сколоченные из досок, накренившиеся от старости, покореженные временем и непогодой. Всюду лежала пыль. Толстое одеяло сухой пыли лежало на стенах домов, унылых лицах мужчин и женщин. Двое исхудавших мужчин обратились к ним через открытую дверь.
— Кто вы? Что вам нужно?
Они остановились и достали свои документы. Мужчины просмотрели зашитые в пластик удостоверения личности, фотографии, отпечатки пальцев, даты. В конце концов вернули их обратно.
— А, — кивнул он, — вы на самом деле из Лиги анархистов?
— Совершенно верно, — подтвердил Толби.
— И девушка? — мужчины жадными глазами разглядывали Сильвию. — Вот что мы скажем. Оставьте нам девушку на время, и мы избавим вас от подушного налога.
— Не дурачьте меня, — проворчал Толби. — С каких это пор платят подушный или любой другой налог? — Он нетерпеливо устремился мимо них. — Где здесь лавчонка с грогом? Я умираю!
Слева они увидели двухэтажное белое здание. Толпившиеся у его входа мужчины с растерянным видом наблюдали за ними.
Пенн направился туда, за ним последовал Толби.
Выцветшая, облупившаяся вывеска возвещала: «Вино и пиво на разлив».
— То что нужно! — констатировал Пенн и провел Сильвию внутрь по ступенькам мимо сидевших на них мужчин.
Толби последовал за ними, с удовлетворением освобождаясь от лямок вещмешка.
Внутри было прохладно и сумрачно. У стойки бара сгрудились несколько мужчин и женщин, остальные сидели за столиками. Юнцов у стены играли в угадайку, хлопая своего товарища, стоявшего к ним спиной. Механическая гармоника хрипела что-то в углу. Изношенная до предела, уже пришедшая в негодность машина, функционировала с перебоями. За стойкой бара бездарный труженик подмостков создавал и разрушал смутные фантасмагории — морские пейзажи, горные пики, снежные долины, высокие холмы, обнаженную женщину, возвысившуюся, а потом растаявшую в одной из громадных грудей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10