Он напивался в среднем раз в день и каялся, по столь же точным вычислениям, раз в месяц, а когда каялся, то неизменно находился в последней стадии сентиментального опьянения. Это был оборванный неугомонный буян, крепкий, остроумный и находчивый, умевший делать что угодно, когда у него возникало желание поработать. Он не был принципиальным противником тяжелого труда, отнюдь нет — во время крикетного матча он трудился весь день напролет: бегал, ловил, бил, отбивал и наслаждался работой, которой не выдержал бы и галерный раб. Он был бы украшением любой пожарной команды: он, как никто, обладал врожденным уменьем орудовать насосом, лазать по лестницам и выбрасывать мебель из окон верхнего этажа. И не только огонь был его родной стихией — он один был целым обществом спасания на водах, одушевленным багром, живым спасательным кругом и за свою жизнь спас больше утопающих, чем плимутская спасательная шлюпка или аппарат капитана Мэнби. Благодаря таким талантам Красноносый Нэд, несмотря на свою распущенность, был всеобщим любимцем; памятуя о его многочисленных услугах населению, мадфогекие власти в награду разрешали ему напиваться, как угодно, не опасаясь колодок, штрафа или узилища. К нему относились с большой снисходительностью, а он, чтобы не прослыть неблагодарным, пользовался ею, как мог.
Мы посвятили столько места описанию характера и времяпрепровождения Красноносого Нэда для того, чтобы иметь возможность без навязчивости и неприличной спешки сообщить читателю одну подробность, и теперь с большой естественностью можем рассказать, как в тот же самый вечер, когда мистер Талрамбл с семейством возвратился в Мадфог, только что вывезенный из Лондона новый секретарь мистера Талрамбла, обладавший бледным лицом и очень светлыми бакенбардами, по самый галстук просунул голову в дверь «Герба лодочника», осведомился, не блаженствует ли в зале за кружкой пива некий Нэд Туиггер, и объявил, что Николас Талрамбл, эсквайр, возложил на него миссию попросить мистера Туиггера немедленно явиться в Мадфог-Холл по очень важному и секретному делу. Поскольку ссора с мэром явно не отвечала интересам мистера Туиггера, он с легким вздохом покинул свое местечко у камина и без всяких препирательств последовал за белобрысым секретарем по слякоти мадфогских улиц к Мадфог-Холлу.
Мистер Николас Талрамбл восседал в чулане с верхним светом, который он называл своей библиотекой, и занимался тем, что набрасывал на большом листе бумаги план пресловутой процессии. В этот-то чулан секретарь и провел Нэда Туиггера.
— Как делишки, Туиггер? — снисходительно спросил Николас Талрамбл.
Было время, когда Туиггер ответил бы: «Как делишки, Ник?» Но то было в дни тачки, года за два до осла, теперь же он ограничился поклоном.
— Я хочу, чтобы вы начали упражняться, Туиггер, — сказал мистер Талрамбл.
— Для чего, сэр? — удивленно осведомился Нэд.
— Ш-ш-ш, Туиггер! — сказал мэр. — Закройте дверь, мистер Дженнингс. Посмотрите-ка сюда, Туиггер.
Говоря это, мэр отпер высокий шкаф и указал на гигантские медные латы.
— Я хочу, чтобы в будущий понедельник вы их надели, Туиггер, — сказал мэр.
— Господи боже мой, сэр! — ответил Нэд. — Вы бы еще захотели, чтобы я надел семидесятичетырехфунтовую пушку или чугунный котел.
— Чепуха, Туиггер, чепуха! — сказал мэр.
— Я в этой штуке на ногах не удержусь, — сэр, — сказал Туиггер, — она из меня лепешку сделает.
— Чушь, чушь, Туиггер, — отмахнулся мэр. — Говорю вам, я своими глазами видел в Лондоне, как это делается, а тот человек был куда более щуплый, чем вы.
— А почему бы не попробовать носить футляр от стоячих часов, чтобы сэкономить на белье? — отозвался Нэд, с опаской поглядывая на латы.
— Легче этого ничего на свете нет, — возразил мэр.
— Сущий пустяк! — сказал мистер Дженнингс.
— Если привыкнуть, — добавил Нэд.
— Одеваться надо постепенно, — сказал мэр. — Завтра вы наденете одну из частей, послезавтра две, и так будете продолжать, пока не наденете все целиком. Мистер Дженнингс, налейте Туиггеру стаканчик рома. Ну-ка, примерьте нагрудник, Туиггер. Постойте, выпейте сперва еще стаканчик. Помогите мне поднять эту штуку, мистер Дженнингс. Не качайтесь, Туиггер. Вот и все! И вовсе не так тяжело, как кажется, правда?
Туиггер был сильным и крепким человеком; немного пошатавшись, он сумел удержаться на ногах под тяжестью медного нагрудника и с помощью третьего стаканчика даже ухитрился пройтись в нем по комнате, да еще с рукавицами в придачу. Он попытался надеть шлем, но опыт оказался не столь удачным, потому что Нэд тут же опрокинулся на спину — происшествие, как справедливо указал мистер Талрамбл, вызванное тем, что его ноги не были уравновешены поножами.
— Ну-с, носите латы в понедельник с грацией и достоинством, — сказал мистер Талрамбл, — и я вас озолочу.
— Постараюсь, сэр, — сказал Туиггер.
— Все это надо хранить в строжайшей тайне, — сказал Талрамбл.
— Понятно, сэр, — ответил Туиггер.
— И вы должны быть трезвы, — сказал Талрамбл, — совершенно трезвы.
Мистер Туиггер тут же торжественно поклялся, что будет трезв, как судья, и Николас Талрамбл вполне удовлетворился этим, хотя, будь мы на месте Николаса, мы потребовали бы менее расплывчатого обещания, поскольку в свое время мы неоднократно присутствовали на вечерних заседаниях мадфогского суда и готовы торжественно засвидетельствовать, что нам приходилось видеть судей. чьи парики не могли скрыть симптомов послеобеденного состояния. Это, впрочем, к делу не относится.
Весь следующий день, и следующий за ним, и еще один Нэд Туиггер провел под замком в чулане с верхним светом, изо всех сил привыкая к латам. Каждый раз, когда ему, надев новую часть брони, удавалось удержаться на ногах, он получал новый стаканчик рома; и в конце концов, несколько раз едва не задохнувшись, он умудрился выдержать весь комплект и, пошатываясь, прошелся по комнате, как пьяная статуя из Вестминстерского аббатства.
Никогда еще ни один мужчина не испытывал такого восторга, как Николас Талрамбл; никогда еще ни одна женщина не была в таком восхищении, как жена Николаса Талрамбла. Что за зрелище для мадфогских простолюдинов! Живой человек в медных латах! Да они ошалеют от изумления!
И вот наступил понедельник.
Даже если бы это утро изготовили на заказ, оно не могло бы оказаться удачнее. В Лондоне и то никогда не подбирали для процессии лорд-мэра столь добротного тумана, как тот, который окутал город Мадфог в день этого знаменательного события. С первым лучом зари он начал медленно, но неуклонно подниматься с зеленых, гниющих вод, пока не добрался до верхушек уличных фонарей, где и повис, исполненный сонного и тупого упрямства, не обращая внимания на солнце, которое встало с налитыми кровью глазами, словно провело ночь за бутылкой, и выполняло свои дневные обязанности с крайней неохотой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Мы посвятили столько места описанию характера и времяпрепровождения Красноносого Нэда для того, чтобы иметь возможность без навязчивости и неприличной спешки сообщить читателю одну подробность, и теперь с большой естественностью можем рассказать, как в тот же самый вечер, когда мистер Талрамбл с семейством возвратился в Мадфог, только что вывезенный из Лондона новый секретарь мистера Талрамбла, обладавший бледным лицом и очень светлыми бакенбардами, по самый галстук просунул голову в дверь «Герба лодочника», осведомился, не блаженствует ли в зале за кружкой пива некий Нэд Туиггер, и объявил, что Николас Талрамбл, эсквайр, возложил на него миссию попросить мистера Туиггера немедленно явиться в Мадфог-Холл по очень важному и секретному делу. Поскольку ссора с мэром явно не отвечала интересам мистера Туиггера, он с легким вздохом покинул свое местечко у камина и без всяких препирательств последовал за белобрысым секретарем по слякоти мадфогских улиц к Мадфог-Холлу.
Мистер Николас Талрамбл восседал в чулане с верхним светом, который он называл своей библиотекой, и занимался тем, что набрасывал на большом листе бумаги план пресловутой процессии. В этот-то чулан секретарь и провел Нэда Туиггера.
— Как делишки, Туиггер? — снисходительно спросил Николас Талрамбл.
Было время, когда Туиггер ответил бы: «Как делишки, Ник?» Но то было в дни тачки, года за два до осла, теперь же он ограничился поклоном.
— Я хочу, чтобы вы начали упражняться, Туиггер, — сказал мистер Талрамбл.
— Для чего, сэр? — удивленно осведомился Нэд.
— Ш-ш-ш, Туиггер! — сказал мэр. — Закройте дверь, мистер Дженнингс. Посмотрите-ка сюда, Туиггер.
Говоря это, мэр отпер высокий шкаф и указал на гигантские медные латы.
— Я хочу, чтобы в будущий понедельник вы их надели, Туиггер, — сказал мэр.
— Господи боже мой, сэр! — ответил Нэд. — Вы бы еще захотели, чтобы я надел семидесятичетырехфунтовую пушку или чугунный котел.
— Чепуха, Туиггер, чепуха! — сказал мэр.
— Я в этой штуке на ногах не удержусь, — сэр, — сказал Туиггер, — она из меня лепешку сделает.
— Чушь, чушь, Туиггер, — отмахнулся мэр. — Говорю вам, я своими глазами видел в Лондоне, как это делается, а тот человек был куда более щуплый, чем вы.
— А почему бы не попробовать носить футляр от стоячих часов, чтобы сэкономить на белье? — отозвался Нэд, с опаской поглядывая на латы.
— Легче этого ничего на свете нет, — возразил мэр.
— Сущий пустяк! — сказал мистер Дженнингс.
— Если привыкнуть, — добавил Нэд.
— Одеваться надо постепенно, — сказал мэр. — Завтра вы наденете одну из частей, послезавтра две, и так будете продолжать, пока не наденете все целиком. Мистер Дженнингс, налейте Туиггеру стаканчик рома. Ну-ка, примерьте нагрудник, Туиггер. Постойте, выпейте сперва еще стаканчик. Помогите мне поднять эту штуку, мистер Дженнингс. Не качайтесь, Туиггер. Вот и все! И вовсе не так тяжело, как кажется, правда?
Туиггер был сильным и крепким человеком; немного пошатавшись, он сумел удержаться на ногах под тяжестью медного нагрудника и с помощью третьего стаканчика даже ухитрился пройтись в нем по комнате, да еще с рукавицами в придачу. Он попытался надеть шлем, но опыт оказался не столь удачным, потому что Нэд тут же опрокинулся на спину — происшествие, как справедливо указал мистер Талрамбл, вызванное тем, что его ноги не были уравновешены поножами.
— Ну-с, носите латы в понедельник с грацией и достоинством, — сказал мистер Талрамбл, — и я вас озолочу.
— Постараюсь, сэр, — сказал Туиггер.
— Все это надо хранить в строжайшей тайне, — сказал Талрамбл.
— Понятно, сэр, — ответил Туиггер.
— И вы должны быть трезвы, — сказал Талрамбл, — совершенно трезвы.
Мистер Туиггер тут же торжественно поклялся, что будет трезв, как судья, и Николас Талрамбл вполне удовлетворился этим, хотя, будь мы на месте Николаса, мы потребовали бы менее расплывчатого обещания, поскольку в свое время мы неоднократно присутствовали на вечерних заседаниях мадфогского суда и готовы торжественно засвидетельствовать, что нам приходилось видеть судей. чьи парики не могли скрыть симптомов послеобеденного состояния. Это, впрочем, к делу не относится.
Весь следующий день, и следующий за ним, и еще один Нэд Туиггер провел под замком в чулане с верхним светом, изо всех сил привыкая к латам. Каждый раз, когда ему, надев новую часть брони, удавалось удержаться на ногах, он получал новый стаканчик рома; и в конце концов, несколько раз едва не задохнувшись, он умудрился выдержать весь комплект и, пошатываясь, прошелся по комнате, как пьяная статуя из Вестминстерского аббатства.
Никогда еще ни один мужчина не испытывал такого восторга, как Николас Талрамбл; никогда еще ни одна женщина не была в таком восхищении, как жена Николаса Талрамбла. Что за зрелище для мадфогских простолюдинов! Живой человек в медных латах! Да они ошалеют от изумления!
И вот наступил понедельник.
Даже если бы это утро изготовили на заказ, оно не могло бы оказаться удачнее. В Лондоне и то никогда не подбирали для процессии лорд-мэра столь добротного тумана, как тот, который окутал город Мадфог в день этого знаменательного события. С первым лучом зари он начал медленно, но неуклонно подниматься с зеленых, гниющих вод, пока не добрался до верхушек уличных фонарей, где и повис, исполненный сонного и тупого упрямства, не обращая внимания на солнце, которое встало с налитыми кровью глазами, словно провело ночь за бутылкой, и выполняло свои дневные обязанности с крайней неохотой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34