И весьма примечательно, что чем больше она об этом думает, тем меньше ей это кажется возможным, - "при столь явном несоответствии", - заключила она.
После обеда, в гостиной, мистер Баундерби учинил суд над грабителями: допросил свидетелей, записал их показания, признал подозреваемых лиц виновными и приговорил их к высшей каре, предусмотренной законом. Засим он отпустил Битцера в город, поручив ему передать Тому, чтобы тот почтовым поездом воротился домой.
Когда внесли свечи, миссис Спарсит прошептала:
- Умоляю вас, сэр, не грустите. Я хочу видеть вас таким же веселым, каким вы были раньше.
Мистер Баундерби, который под воздействием этих попыток утешить его впал в совершенно несвойственное ему и оттого крайне нелепое элегическое настроение, тяжко и шумно вздохнул, словно некое морское чудовище.
- У меня душа за вас болит, - сказала миссис Спарсит. - Почему бы вам не сыграть в трик-трак *, сэр, как в былые дни, когда я имела честь жить с вами под одной кровлей.
- С той поры, сударыня, я не садился за триктрак. - отвечал мистер Баундерби.
- Да, сэр, - сочувственно сказала миссис Спарсит, - я это знаю. Я помню, что мисс Грэдграйнд никогда не любила трик-трак. Но ежели вы соизволите, сэр, я рада буду сыграть с вами.
Они сели играть у окна, выходящего в сад. Луна не показывалась, но вечер был теплый, почти душный, в воздухе стоял сильный аромат цветов. Луиза и мистер Хартхаус прогуливались по саду, и оттуда доносились их голоса, но слов разобрать нельзя было. Миссис Спарсит, сидя за доской трик-трака, то и дело напряженно смотрела в окно, пытаясь проникнуть взором в полутемный сад.
- Что там такое, сударыня? - спросил мистер Баундерби. - Уж не пожар ли вы видите?
- Что вы, сэр, нет, нет, - отвечала миссис Спарсит, - меня роса беспокоит.
- А какое вам дело до росы, сударыня? - спросил мистер Баундерби.
- Дело не во мне, сэр, - отвечала миссис- Спарсит. - Я боюсь, как бы мисс Грэдграйнд не простудилась.
- Она никогда не простужается, - сказал мистер Баундерби.
- Вот как, сэр? - сказала миссис Спарсит.
И вдруг сильно закашлялась.
Когда пришло время ложиться спать, мистер Баундерби налил себе стакан воды.
- Что вы, сэр? - воскликнула миссис Спарсит. - А почему не подогретый херес с лимонной цедрой и мускатным орехом?
- Я уже отвык от этого, сударыня, - отвечал мистер Баундерби.
- Очень жаль, сэр, - сказала миссис Спарсит. - Я вижу, вы мало-помалу отказываетесь от всех своих добрых старых привычек. Но не печальтесь, сэр! Ежели мисс Грэдграйнд разрешит, я сейчас приготовлю вам стаканчик, как делала это столь часто в прошлом.
Так как мисс Грэдграйнд с величайшей охотой разрешила миссис Спарсит делать все, что угодно, то сия заботливая особа немедля приготовила питье для мистера Баундерби и вручила ему стакан со словами: "Это вам поможет, сэр. Душу согреет. Именно это вам нужно, не лишайте себя этого, сэр". А когда мистер Баундерби сказал: "Ваше здоровье, сударыня!" - она проникновенно ответила: "Благодарю вас, сэр. И вам того же, а также побольше счастья". Наконец, чуть не плача от умиления, она пожелала ему спокойной ночи; и мистер Баундерби отправился спать в глубоком унынии, убежденный, что он чем-то уязвлен в своих лучших чувствах, но чем именно он и вообразить не мог.
Еще долго после того, как Луиза разделась и легла в постель, она не засыпала, поджидая возвращения Тома. Она знала, что он едва ли приедет раньше часу ночи; но безмолвие погруженной в сон природы не успокаивало, а лишь усугубляло ее тревогу, и время для нее тянулось томительно медленно. Прошло, как ей казалось, много часов, в течение которых тишина и мрак, точно состязаясь между собой, становились все глубже, и вот, наконец, у ворот зазвонил колокольчик. У нее мелькнула смутная мысль, что хорошо бы он звонил до самого рассвета; но колокольчик умолк, его последний отзвук, все шире расходясь кругами, замер вдали, и снова настала мертвая тишина.
Она подождала еще немного, по ее расчетам - с четверть часа. Потом встала с постели, накинула капотик, вышла из комнаты и впотьмах поднялась в комнату брата. Она тихо отворила дверь и, окликнув его, бесшумно приблизилась к его кровати.
Она опустилась возле нее на колени, обняла его за шею и притянула к себе его голову. Она знала, что он только притворяется спящим, но не произнесла ни слова.
Вдруг он приподнялся, как будто его только что разбудили, и спросил, кто тут и что случилось?
- Том, тебе нечего сказать мне? Если когда-нибудь ты любил меня, что бы ты ни утаил от других, откройся мне.
- Не понимаю, о чем ты говоришь, Лу. Тебе что-то приснилось.
- Дорогой мой Том, - она положила голову на подушку, и ее распущенные волосы накрыли его, точно она пыталась спрятать брата от всех, кроме самой себя, - нет ли чего-нибудь, о чем ты хотел бы мне сказать? Нет ли чего-нибудь, о чем ты мог бы мне сказать, если бы захотел? Что бы ты ни сказал, я буду все та же для тебя. Том, скажи мне правду!
- Не понимаю, о чем ты говоришь, Лу!
- Как ныне ты здесь лежишь один, в ночной тиши, так суждено тебе лежать в ином месте, и даже я, если доживу до того времени, должна буду покинуть тебя. Как ныне я здесь подле тебя, босая, полуодетая, неразличимая во мраке, так суждено мне некогда лежать всю долгую ночь, истлевая, пока не обращусь во прах. Во имя этого неотвратимого часа, заклинаю тебя, Том, скажи мне правду!
- О чем ты меня спрашиваешь?
- Знай одно, - в порыве любви и Отчаяния она прижала его к груди, словно малого ребенка, - знай, что я никогда не упрекну тебя. Знай, что я пожалею тебя и останусь верна тебе. Знай, что я спасу тебя любой ценой. Том, подумай, тебе нечего сказать мне? Шепни совсем тихо. Скажи только "да", - и я все пойму!
Она приблизила ухо к его губам, но он упрямо хранил молчание.
- Ни единого слова, Том?
- Как могу я сказать "да" или "нет", когда я не знаю, о чем ты говоришь? Послушай, Лу, ты хорошая, славная, и я понимаю, что я тебя не стою - не такого брата бы тебе иметь. Но больше мне тебе нечего сказать. Иди спать, иди.
- Ты устал, - прошептала она более спокойным тоном.
- Да, смертельно устал.
- Сегодня у тебя было много забот и хлопот. Открылось что-нибудь новое?
- Известно только то, что ты слышала... от него.
- Том, ты никому не говорил, что мы ходили к тем людям и видели их там втроем?
- Нет. Ты же сама настаивала, чтобы я держал это в тайне, когда просила меня проводить тебя.
- Да. Но я ведь тогда не знала, что случится.
- И я не знал. Откуда я мог знать?
Уж очень быстро он произнес эти слова.
- Следует ли мне, после того что случилось, сознаться, что я ходила туда? - спросила Луиза, поднявшись с колен и стоя возле кровати. - Нужно ли это? Должна я это сделать?
- Бог мой, Лу, - отвечал Том, - не в твоих привычках советоваться со мной. Говори или не говори, как хочешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
После обеда, в гостиной, мистер Баундерби учинил суд над грабителями: допросил свидетелей, записал их показания, признал подозреваемых лиц виновными и приговорил их к высшей каре, предусмотренной законом. Засим он отпустил Битцера в город, поручив ему передать Тому, чтобы тот почтовым поездом воротился домой.
Когда внесли свечи, миссис Спарсит прошептала:
- Умоляю вас, сэр, не грустите. Я хочу видеть вас таким же веселым, каким вы были раньше.
Мистер Баундерби, который под воздействием этих попыток утешить его впал в совершенно несвойственное ему и оттого крайне нелепое элегическое настроение, тяжко и шумно вздохнул, словно некое морское чудовище.
- У меня душа за вас болит, - сказала миссис Спарсит. - Почему бы вам не сыграть в трик-трак *, сэр, как в былые дни, когда я имела честь жить с вами под одной кровлей.
- С той поры, сударыня, я не садился за триктрак. - отвечал мистер Баундерби.
- Да, сэр, - сочувственно сказала миссис Спарсит, - я это знаю. Я помню, что мисс Грэдграйнд никогда не любила трик-трак. Но ежели вы соизволите, сэр, я рада буду сыграть с вами.
Они сели играть у окна, выходящего в сад. Луна не показывалась, но вечер был теплый, почти душный, в воздухе стоял сильный аромат цветов. Луиза и мистер Хартхаус прогуливались по саду, и оттуда доносились их голоса, но слов разобрать нельзя было. Миссис Спарсит, сидя за доской трик-трака, то и дело напряженно смотрела в окно, пытаясь проникнуть взором в полутемный сад.
- Что там такое, сударыня? - спросил мистер Баундерби. - Уж не пожар ли вы видите?
- Что вы, сэр, нет, нет, - отвечала миссис Спарсит, - меня роса беспокоит.
- А какое вам дело до росы, сударыня? - спросил мистер Баундерби.
- Дело не во мне, сэр, - отвечала миссис- Спарсит. - Я боюсь, как бы мисс Грэдграйнд не простудилась.
- Она никогда не простужается, - сказал мистер Баундерби.
- Вот как, сэр? - сказала миссис Спарсит.
И вдруг сильно закашлялась.
Когда пришло время ложиться спать, мистер Баундерби налил себе стакан воды.
- Что вы, сэр? - воскликнула миссис Спарсит. - А почему не подогретый херес с лимонной цедрой и мускатным орехом?
- Я уже отвык от этого, сударыня, - отвечал мистер Баундерби.
- Очень жаль, сэр, - сказала миссис Спарсит. - Я вижу, вы мало-помалу отказываетесь от всех своих добрых старых привычек. Но не печальтесь, сэр! Ежели мисс Грэдграйнд разрешит, я сейчас приготовлю вам стаканчик, как делала это столь часто в прошлом.
Так как мисс Грэдграйнд с величайшей охотой разрешила миссис Спарсит делать все, что угодно, то сия заботливая особа немедля приготовила питье для мистера Баундерби и вручила ему стакан со словами: "Это вам поможет, сэр. Душу согреет. Именно это вам нужно, не лишайте себя этого, сэр". А когда мистер Баундерби сказал: "Ваше здоровье, сударыня!" - она проникновенно ответила: "Благодарю вас, сэр. И вам того же, а также побольше счастья". Наконец, чуть не плача от умиления, она пожелала ему спокойной ночи; и мистер Баундерби отправился спать в глубоком унынии, убежденный, что он чем-то уязвлен в своих лучших чувствах, но чем именно он и вообразить не мог.
Еще долго после того, как Луиза разделась и легла в постель, она не засыпала, поджидая возвращения Тома. Она знала, что он едва ли приедет раньше часу ночи; но безмолвие погруженной в сон природы не успокаивало, а лишь усугубляло ее тревогу, и время для нее тянулось томительно медленно. Прошло, как ей казалось, много часов, в течение которых тишина и мрак, точно состязаясь между собой, становились все глубже, и вот, наконец, у ворот зазвонил колокольчик. У нее мелькнула смутная мысль, что хорошо бы он звонил до самого рассвета; но колокольчик умолк, его последний отзвук, все шире расходясь кругами, замер вдали, и снова настала мертвая тишина.
Она подождала еще немного, по ее расчетам - с четверть часа. Потом встала с постели, накинула капотик, вышла из комнаты и впотьмах поднялась в комнату брата. Она тихо отворила дверь и, окликнув его, бесшумно приблизилась к его кровати.
Она опустилась возле нее на колени, обняла его за шею и притянула к себе его голову. Она знала, что он только притворяется спящим, но не произнесла ни слова.
Вдруг он приподнялся, как будто его только что разбудили, и спросил, кто тут и что случилось?
- Том, тебе нечего сказать мне? Если когда-нибудь ты любил меня, что бы ты ни утаил от других, откройся мне.
- Не понимаю, о чем ты говоришь, Лу. Тебе что-то приснилось.
- Дорогой мой Том, - она положила голову на подушку, и ее распущенные волосы накрыли его, точно она пыталась спрятать брата от всех, кроме самой себя, - нет ли чего-нибудь, о чем ты хотел бы мне сказать? Нет ли чего-нибудь, о чем ты мог бы мне сказать, если бы захотел? Что бы ты ни сказал, я буду все та же для тебя. Том, скажи мне правду!
- Не понимаю, о чем ты говоришь, Лу!
- Как ныне ты здесь лежишь один, в ночной тиши, так суждено тебе лежать в ином месте, и даже я, если доживу до того времени, должна буду покинуть тебя. Как ныне я здесь подле тебя, босая, полуодетая, неразличимая во мраке, так суждено мне некогда лежать всю долгую ночь, истлевая, пока не обращусь во прах. Во имя этого неотвратимого часа, заклинаю тебя, Том, скажи мне правду!
- О чем ты меня спрашиваешь?
- Знай одно, - в порыве любви и Отчаяния она прижала его к груди, словно малого ребенка, - знай, что я никогда не упрекну тебя. Знай, что я пожалею тебя и останусь верна тебе. Знай, что я спасу тебя любой ценой. Том, подумай, тебе нечего сказать мне? Шепни совсем тихо. Скажи только "да", - и я все пойму!
Она приблизила ухо к его губам, но он упрямо хранил молчание.
- Ни единого слова, Том?
- Как могу я сказать "да" или "нет", когда я не знаю, о чем ты говоришь? Послушай, Лу, ты хорошая, славная, и я понимаю, что я тебя не стою - не такого брата бы тебе иметь. Но больше мне тебе нечего сказать. Иди спать, иди.
- Ты устал, - прошептала она более спокойным тоном.
- Да, смертельно устал.
- Сегодня у тебя было много забот и хлопот. Открылось что-нибудь новое?
- Известно только то, что ты слышала... от него.
- Том, ты никому не говорил, что мы ходили к тем людям и видели их там втроем?
- Нет. Ты же сама настаивала, чтобы я держал это в тайне, когда просила меня проводить тебя.
- Да. Но я ведь тогда не знала, что случится.
- И я не знал. Откуда я мог знать?
Уж очень быстро он произнес эти слова.
- Следует ли мне, после того что случилось, сознаться, что я ходила туда? - спросила Луиза, поднявшись с колен и стоя возле кровати. - Нужно ли это? Должна я это сделать?
- Бог мой, Лу, - отвечал Том, - не в твоих привычках советоваться со мной. Говори или не говори, как хочешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32