Потом раздался голос Слуки:
— Добрый день. Как у вас там, в Стокгольме?
— Дождь и ветер. И холодно.
— А у нас сегодня больше тридцати градусов, это уже многовато. Я только что подумал, не сходить ли мне в купальню «Палатинус». Есть что-нибудь новенькое?
— Еще нет.
— У нас тоже нет. Мы еще не нашли его. Могу вам чем-нибудь помочь?
— Сейчас, в туристический сезон, иногда случается, что иностранцы теряют паспорта?
— К сожалению, да. У нас всегда с этим хлопоты. К счастью, этим занимается не мой отдел.
— Вы могли бы оказать мне любезность и выяснить, заявлял ли какой-нибудь иностранец после двадцать первого июля об утере паспорта в «Ифьюшаге» или «Дунае»?
— Конечно, с удовольствием. Но как я уже сказал, этим занимается не мой отдел. Вас устроит, если я сообщу вам об этом до пяти часов?
— Можете звонить в любое время. И еще кое-что.
— Да?
— Если кто-то заявил об утере, как вы думаете, можно будет получить хотя бы какое-нибудь приблизительное описание этого человека? Хотя бы в общих чертах, как он выглядел?
— Я позвоню в пять. До свидания.
— До свидания. Надеюсь, вы еще успеете в купальню.
Он положил трубку. Колльберг подозрительно смотрел на него.
— В купальню? Слушай, в какую купальню?
— Серная ванна — сидишь в таких мраморных креслах под водой.
— Ага.
Минуту было тихо. Колльберг чесал в волосах и наконец сказал:
— Значит, в Будапеште на нем были синий блейзер, серые брюки и коричневые туфли.
— Да. И еще плащ.
— А в чемодане был синий блейзер?
— Да.
— И серые брюки?
— Да.
— И коричневые туфли?
— Да.
— А вечером перед отъездом на нем были темный костюм и черные туфли?
— Да. И плащ.
— И в квартире нет ни туфель, ни костюма?
— Нет.
— А, черт, — в сердцах сказал Колльберг.
— Вот именно.
Атмосфера в кабинете словно разрядилась, она уже не была такой напряженной. Мартин Бек порылся в ящике письменного стола, нашел высушенную старую сигарету «Флорида» и закурил. Так же как и его коллега из Мальмё, он пытался отвыкнуть от курения, однако не делал это с такой же решительностью.
Колльберг зевнул и взглянул на часы.
— Может, сходим куда-нибудь поедим?
— Почему бы и нет?
— В ресторан «У кружки»?
— Я тоже так думаю.
XXIII
Ветер стих, в Ваза-парке частые капли дождя тихо падали на двойной ряд киосков по продаже лотерейных билетов, карусель и двух полицейских в черных дождевиках. Карусель вращалась, и на одной из жестяных лошадок одиноко сидела девочка в красном пластиковом дождевике и платочке. Она ездила по кругу под сильным дождем и с важным видом смотрела прямо перед собой. Чуть в сторонке стояли под зонтиком ее родители и удрученно наблюдали за этим зрелищем. Из парка доносился свежий запах листьев и мокрой травы. Был субботний день и, несмотря ни на что, все-таки лето.
В ресторане чуть наискосок напротив парка было почти пусто. Тишину в заведении нарушало лишь слабое успокаивающее шуршание дневных газет в руках нескольких постоянных посетителей и приглушенный звук стрел, которые бросали в мишени в игровом зале по соседству. Мартин Бек и Колльберг сидели в буфете, в нескольких шагах от столика, где всегда заседал Альф Матссон со своими коллегами. Теперь за столом никто не сидел, но в центре стоял бокал с красной табличкой «ЗАНЯТО». Очевидно, она была там всегда.
— Обеденное время пик уже прошло, — сказал Колльберг. — Через час понемножку начнет снова заполняться, вечером здесь будет такая давка, что люди станут лить пиво друг другу по спине и не смогут пошевелиться.
Обстановка не располагала к глубокомысленным рассуждениям. Поздний обед они съели молча. На дворе журчало шведское лето. Колльберг допил пиво, сложил салфетку, вытер губы и сказал:
— Трудно попасть туда через границу без паспорта?
— Очень трудно. Говорят, границы очень хорошо охраняют. Иностранцу, незнакомому с порядками, это вряд ли удалось бы.
— А если уезжаешь обычным способом, необходимы паспорт и виза?
— Да, и, кроме того, так называемый вкладыш. Это такой листок бумаги, получаешь его после приезда, кладешь в паспорт, а когда уезжаешь, паспортный контроль забирает его у тебя. Кроме того, перед отъездом тебе ставят штамп в паспорт, на ту страницу, где у тебя виза. Посмотри.
Мартин Бек вытащил паспорт и положил его на стол. Колльберг долго изучал все штампы. Потом сказал:
— А если у тебя есть виза и этот вкладыш, ты можешь ехать, куда захочешь? Через любую границу?
— Да. Можешь ехать в пять стран: Чехословакию, Советский Союз, Румынию, Югославию и Венгрию. Причем можешь ехать на автомобиле или в поезде, лететь самолетом или плыть на пароходе или теплоходе.
— На пароходе? Из Венгрии?
— Конечно, по Дунаю. Из Будапешта на «Ракете» за пару часов можно добраться до Братиславы или Вены.
— Кроме того, можно ехать на велосипеде, идти пешком, плыть, скакать на лошади или ползти, — сказал Колльберг.
— Да, пока не дойдешь до пограничного пункта.
— А в Австрию и Югославию можно ехать без визы?
— Это зависит от того, какой у тебя паспорт. Если он у тебя, например, шведский, или западногерманский, или итальянский, то виза тебе не нужна. С венгерским паспортом можно ехать без визы в Чехословакию или Югославию.
— Но он этого не сделал.
— Нет.
Им принесли кофе. Колльберг все еще изучал штампы в паспорте.
— Датчане не поставили тебе штамп, когда ты прилетел в Копенгаген, — сказал он.
— Нет.
— Следовательно, не существует никаких доказательств того, что ты вернулся в Швецию.
— Нет, — сказал Мартин Бек и спустя несколько секунд добавил: — Если не считать того, что я сижу здесь перед тобой.
За последние полчаса ресторан уже порядком заполнился и начало не хватать мест. Мимо них прошел мужчина лет тридцати пяти, сел за столик с табличкой «ЗАНЯТО», заказал пиво и без всякого интереса уставился в газету. Время от времени он нервно поглядывал в сторону двери, словно кого-то ждал. Он был с усами и бородой, в темных очках, на нем были коричневый узорчатый пиджак, белая рубашка, коричневые туфли.
— Кто это? — спросил Мартин Бек.
— Не знаю, они все выглядят одинаково. Кроме того, иногда тут появляются самые разные случайные люди, приходят на минутку и сразу же исчезают.
— Это не Молин, его я бы узнал.
Колльберг покосился на него.
— Может, Гюннарссон?
— Нет, того я тоже видел.
В ресторан вошла женщина. Рыжеволосая, довольно молодая, в кирпично-красном свитере, твидовой юбке и зеленых чулках. Она двигалась непринужденно, рыскала глазами по залу и при этом ковырялась в носу. Потом присела за заказанный столик и сказала:
— Мое почтение, Пелле.
— Мое почтение.
— Пелле, — сказал Колльберг, — значит, это Кронквист. А эта женщина — Пиа Больт.
— Почему у них у всех усы и борода?
Мартин Бек произнес это в глубокой задумчивости, словно это была проблема, над которой он уже долго ломает себе голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48