— Чего мучаешь себя? Ну, выйдешь, ну, споешь.
Даже если тебя не заметят — это не катастрофа. Так, проба пера. Я в этой гримерке стольких малевал, что уже со счета сбился. Кто-то потом сам сюда приходил, на день рождения к Алле Борисовне, кто-то сгинул. Судьбу не обманешь. Если предписано тебе стать знаменитой, станешь. А нет — нет. Как ни выпендривайся…
— Ты это меня успокоить пытаешься? — усмехнулась она.
— Я не договорил. Бобров — это тебе не мусор. Если ты под Сержем, значит, станешь звездой. И не сомневайся.
— Мне кажется, он уже сам сомневается.
— Он-то? — Никита презрительно фыркнул. — А что ты тогда тут делаешь?
— И то верно! — сказала больше себе, чем ему, Маша.
— Все, я пошел пить бренди. Успехов.
Он чмокнул ее в щечку и вылетел, оставив витать в воздухе дух дорогого одеколона и лака для волос. Одеколоном он сам пользовался, лаком ее волосы щедро полил Маша сморщила нос. Хорошо, что она вымоталась Хорошо, что приехала сюда прямо с репетиции. Игнат, Вовик и кордебалет на поддержку не решились. Расползлись по домам, сославшись на усталость. Пускай Пусть сегодня вообще никого из знакомых не будет. Лучше бы и Серж не пришел. Она задумалась.
Разговор с Женей не выходил у нее из головы. Надо бы отдать кулон Сержу. Пускай делает и с ним, и с ней что пожелает. Ну в конце концов, сколько можно мучиться?
Или лучше рассказать сначала Александру? Она мечтательно улыбнулась. Пожалуй, единственного, кого она хотела бы сегодня видеть, так это его. Ну, может быть, еще Егора. Хотя нет. Егор милый, даже очень милый. Он такой нежный, такой добрый, такой внимательный. Он так классно целуется. Но Александр.., он надежный. От него исходит такая сила, такая уверенность, что волей-неволей поверишь, что он единственный, кто может защитить ее от всех напастей. Даже от Боброва. Маша могла поспорить на что угодно, что, будь Александр поблизости, он бы не позволил Сержу обходиться с ней столь дурно.
Дверь распахнулась. Сначала у Маши все внутри похолодело — начинаются ее мучения. Вошел меценат. С привычно хмурым видом оглядел ее, потом кивнул. Кажется, остался доволен. Ни здрасьте тебе, ни до свидания. Впрочем, через мгновение Машу перестал занимать Серж, потому что за ним в гримерку вошел улыбающийся Александр. В его руках она узрела огромный букет белых роз.
Певица тут же покраснела до ушей, Бобров это заметил, нахмурился еще больше, буркнул:
— У него все со смыслом. Ну, — он повернулся к спутнику, — какой смысл у этих роз?
Сэр Доудсен нисколько не смутился. Протянул цветы Маше:
— Чистые намерения.
— Ха! — гаркнул Серж. — Еще бы они у тебя были грязными. Ты же без пяти минут женатый человек.
Маша застыла на месте. Зачем он такое говорит? Как это грубо. Как бестактно. Просто по-хамски себя ведет!
— И вы думаете, это обстоятельство помешает мне пожелать удачи Марии? Вы ошибаетесь!
— Ну ладно, — великодушно согласился Серж и повернулся к подопечной:
— Маш, нужно собраться. Я все понимаю, все. Ты волнуешься, ты переживаешь, но ты артистка. Ты очень хорошая певица, иначе я никогда не обратил бы на тебя внимание. Ты — супер. И поверь мне, старому, умудренному опытом мужику, ты чудо. Будет жаль, если никто об этом так и не узнает. Покажи им сегодня. Сделай их. Чтобы они подавились своими бутербродами и захлебнулись своим виски. Я говорю тебе это не просто так. Я знаю, что ты это можешь. Давай!
Он вдруг перестал походить на обычного грозного продюсера, которого Маша уже привыкла побаиваться. От него вдруг повеяло теплом и надежностью. Почти такими же, как от молодого аристократа. Маша почувствовала, что сейчас он был готов защитить ее от всех и вся. Ей стало так хорошо. Серж обхватил ее плечи и прижался губами к щеке Шепнул «Я с тобой».
А когда выпрямился, вновь стал деловитым и слегка недовольным. Буркнул:
— Все, все. Пойдем, — он двинулся к выходу, обращаясь к Александру:
— Давай, идем. Наталия там одна. Господи, она меня испепелит! Ну помоги ты мне. Я же с ума схожу!
Он прошипел это с таким пылом, что сомнений не оставалось — этот человек умирает от любви. Или сгорает от страсти. Все одно, но сердце и голова его сейчас слишком заняты, чтобы думать о выступлении своей подопечной.
— Я присоединюсь к вам через пять минут, — проговорил сэр Доудсен, не сводя глаз с Маши.
Та опустилась на стул и уставилась перед собой пустым взором.
Значит, все, что сказал ей сейчас Серж, было дежурным напутствием. Сколько раз он, наверное, отправлял на сцену вот таким образом своих исполнителей. И она одна из них. Впрочем, чего же тут странного. И Александр…
У него своя жизнь. Он вот скоро женится. Разумеется, это нормально. Он молод и красив, и так умен, и так… Он такой хороший, что было бы странно, если бы его никто не любил.
— Ваша невеста — англичанка? — тихо спросила она и положила букет, который до этого теребила в руках, на гримерный столик.
Он сел на соседний стул:
— Да. Наши родители давно знакомы.
— Это так странно…
— Что именно? — мягко поинтересовался он.
— Ой, трудно объяснить. Каждому человеку кажется, что он пуп земли. Что вокруг него вся жизнь и вертится.
Вот я… Со мной случились разительные перемены за считанные дни. Еще вчера я пела в клубе «Фламинго» и считала это большой удачей. А сегодня я тут. И мне казалось, что жизнь потекла как-то иначе, в другом ритме. Не только у меня, но и у всех. Серж.., он был всегда рядом, он принимал такое участие в моих делах, был моим проводником… Он был рядом так часто, что мне начало казаться, будто я — единственное, что есть в его жизни. Но это не так.
— И вам обидно, что это не так? — Он попытался заглянуть ей в глаза, но она отвернулась.
— Головой я понимаю, что это нормально. Я же его работа. Но тут, — она прикоснулась к груди, — тут это понять невозможно. Знаете, я как ребенок, который считает: родители принадлежат только мне. Хотя какой мне Бобров родитель, — она грустно усмехнулась.
Александр коснулся рукой ее ладони, но сразу же испуганно отпрянул, словно посчитал этот жест недопустимым:
— Мария, вы очень важная часть его жизни. Вы — его вера и надежда. Вы — его опора в очень трудной и весьма суровой жизни. Вы — его отдушина. Он понимает это здесь, — сэр Доудсен приложил пальцы к груди, потом коснулся ими виска. — Но здесь — нет. Идите и скажите ему все, что вы думаете и чувствуете.
— Но я же должна быть на сцене.
— А вы скажите это со сцены. Так даже лучше.
Они поняли друг друга. Он дружески улыбнулся ей и поднялся:
— Я буду за вас болеть.
— Спасибо.
Он вышел. Маша осталась одна.
«А ты? — подумала она. — Догадываешься ли ты, что только рядом с тобой я чувствую себя спокойно и хорошо? Как мне сказать тебе, что ты самый лучший человек, которого я когда-либо встречала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Даже если тебя не заметят — это не катастрофа. Так, проба пера. Я в этой гримерке стольких малевал, что уже со счета сбился. Кто-то потом сам сюда приходил, на день рождения к Алле Борисовне, кто-то сгинул. Судьбу не обманешь. Если предписано тебе стать знаменитой, станешь. А нет — нет. Как ни выпендривайся…
— Ты это меня успокоить пытаешься? — усмехнулась она.
— Я не договорил. Бобров — это тебе не мусор. Если ты под Сержем, значит, станешь звездой. И не сомневайся.
— Мне кажется, он уже сам сомневается.
— Он-то? — Никита презрительно фыркнул. — А что ты тогда тут делаешь?
— И то верно! — сказала больше себе, чем ему, Маша.
— Все, я пошел пить бренди. Успехов.
Он чмокнул ее в щечку и вылетел, оставив витать в воздухе дух дорогого одеколона и лака для волос. Одеколоном он сам пользовался, лаком ее волосы щедро полил Маша сморщила нос. Хорошо, что она вымоталась Хорошо, что приехала сюда прямо с репетиции. Игнат, Вовик и кордебалет на поддержку не решились. Расползлись по домам, сославшись на усталость. Пускай Пусть сегодня вообще никого из знакомых не будет. Лучше бы и Серж не пришел. Она задумалась.
Разговор с Женей не выходил у нее из головы. Надо бы отдать кулон Сержу. Пускай делает и с ним, и с ней что пожелает. Ну в конце концов, сколько можно мучиться?
Или лучше рассказать сначала Александру? Она мечтательно улыбнулась. Пожалуй, единственного, кого она хотела бы сегодня видеть, так это его. Ну, может быть, еще Егора. Хотя нет. Егор милый, даже очень милый. Он такой нежный, такой добрый, такой внимательный. Он так классно целуется. Но Александр.., он надежный. От него исходит такая сила, такая уверенность, что волей-неволей поверишь, что он единственный, кто может защитить ее от всех напастей. Даже от Боброва. Маша могла поспорить на что угодно, что, будь Александр поблизости, он бы не позволил Сержу обходиться с ней столь дурно.
Дверь распахнулась. Сначала у Маши все внутри похолодело — начинаются ее мучения. Вошел меценат. С привычно хмурым видом оглядел ее, потом кивнул. Кажется, остался доволен. Ни здрасьте тебе, ни до свидания. Впрочем, через мгновение Машу перестал занимать Серж, потому что за ним в гримерку вошел улыбающийся Александр. В его руках она узрела огромный букет белых роз.
Певица тут же покраснела до ушей, Бобров это заметил, нахмурился еще больше, буркнул:
— У него все со смыслом. Ну, — он повернулся к спутнику, — какой смысл у этих роз?
Сэр Доудсен нисколько не смутился. Протянул цветы Маше:
— Чистые намерения.
— Ха! — гаркнул Серж. — Еще бы они у тебя были грязными. Ты же без пяти минут женатый человек.
Маша застыла на месте. Зачем он такое говорит? Как это грубо. Как бестактно. Просто по-хамски себя ведет!
— И вы думаете, это обстоятельство помешает мне пожелать удачи Марии? Вы ошибаетесь!
— Ну ладно, — великодушно согласился Серж и повернулся к подопечной:
— Маш, нужно собраться. Я все понимаю, все. Ты волнуешься, ты переживаешь, но ты артистка. Ты очень хорошая певица, иначе я никогда не обратил бы на тебя внимание. Ты — супер. И поверь мне, старому, умудренному опытом мужику, ты чудо. Будет жаль, если никто об этом так и не узнает. Покажи им сегодня. Сделай их. Чтобы они подавились своими бутербродами и захлебнулись своим виски. Я говорю тебе это не просто так. Я знаю, что ты это можешь. Давай!
Он вдруг перестал походить на обычного грозного продюсера, которого Маша уже привыкла побаиваться. От него вдруг повеяло теплом и надежностью. Почти такими же, как от молодого аристократа. Маша почувствовала, что сейчас он был готов защитить ее от всех и вся. Ей стало так хорошо. Серж обхватил ее плечи и прижался губами к щеке Шепнул «Я с тобой».
А когда выпрямился, вновь стал деловитым и слегка недовольным. Буркнул:
— Все, все. Пойдем, — он двинулся к выходу, обращаясь к Александру:
— Давай, идем. Наталия там одна. Господи, она меня испепелит! Ну помоги ты мне. Я же с ума схожу!
Он прошипел это с таким пылом, что сомнений не оставалось — этот человек умирает от любви. Или сгорает от страсти. Все одно, но сердце и голова его сейчас слишком заняты, чтобы думать о выступлении своей подопечной.
— Я присоединюсь к вам через пять минут, — проговорил сэр Доудсен, не сводя глаз с Маши.
Та опустилась на стул и уставилась перед собой пустым взором.
Значит, все, что сказал ей сейчас Серж, было дежурным напутствием. Сколько раз он, наверное, отправлял на сцену вот таким образом своих исполнителей. И она одна из них. Впрочем, чего же тут странного. И Александр…
У него своя жизнь. Он вот скоро женится. Разумеется, это нормально. Он молод и красив, и так умен, и так… Он такой хороший, что было бы странно, если бы его никто не любил.
— Ваша невеста — англичанка? — тихо спросила она и положила букет, который до этого теребила в руках, на гримерный столик.
Он сел на соседний стул:
— Да. Наши родители давно знакомы.
— Это так странно…
— Что именно? — мягко поинтересовался он.
— Ой, трудно объяснить. Каждому человеку кажется, что он пуп земли. Что вокруг него вся жизнь и вертится.
Вот я… Со мной случились разительные перемены за считанные дни. Еще вчера я пела в клубе «Фламинго» и считала это большой удачей. А сегодня я тут. И мне казалось, что жизнь потекла как-то иначе, в другом ритме. Не только у меня, но и у всех. Серж.., он был всегда рядом, он принимал такое участие в моих делах, был моим проводником… Он был рядом так часто, что мне начало казаться, будто я — единственное, что есть в его жизни. Но это не так.
— И вам обидно, что это не так? — Он попытался заглянуть ей в глаза, но она отвернулась.
— Головой я понимаю, что это нормально. Я же его работа. Но тут, — она прикоснулась к груди, — тут это понять невозможно. Знаете, я как ребенок, который считает: родители принадлежат только мне. Хотя какой мне Бобров родитель, — она грустно усмехнулась.
Александр коснулся рукой ее ладони, но сразу же испуганно отпрянул, словно посчитал этот жест недопустимым:
— Мария, вы очень важная часть его жизни. Вы — его вера и надежда. Вы — его опора в очень трудной и весьма суровой жизни. Вы — его отдушина. Он понимает это здесь, — сэр Доудсен приложил пальцы к груди, потом коснулся ими виска. — Но здесь — нет. Идите и скажите ему все, что вы думаете и чувствуете.
— Но я же должна быть на сцене.
— А вы скажите это со сцены. Так даже лучше.
Они поняли друг друга. Он дружески улыбнулся ей и поднялся:
— Я буду за вас болеть.
— Спасибо.
Он вышел. Маша осталась одна.
«А ты? — подумала она. — Догадываешься ли ты, что только рядом с тобой я чувствую себя спокойно и хорошо? Как мне сказать тебе, что ты самый лучший человек, которого я когда-либо встречала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86