А я закачу ее подальше в болото да и подамся вместе с заслоновцами бить фашистов и всякую их погань.
– Доктор! Вы готовы? – донеслось из темноты.
– Готовы.
– Тогда следуйте за нами.
– Нюра, садись, – скомандовал фельдшер, сам сел за возницу и повернул коня на дорогу вслед за уходившими партизанами в глубь леса.
– Куда это мы? – спросила Вера.
– На нашу базу.
* * *
К полночи Михаил Макарович, дед Гриша и такой же, как и дед Гриша, проводник Макар Филимоныч лесами добрались до последней речки. Переехав ее, Макар слез и пошел впереди подводы. Так они двигались глухоманью долго, пока не остановил вышедший из черной шапки кустов партизан. Макар подошел к нему вплотную.
– А это ты, Филимоныч? – послышался молодой голос. – А кто с тобой?
– Наши. Фронтовые товарищи.
– Фронтовые? – партизан подошел к телеге, поздоровался, спросил фамилии.
– Кудюмов, – ответил Михаил Макарович.
– Кудюмов? Правильно. Слазьте. – И партизан повел их к землянкам.
– Куда вы нас ведете?
– Как куда? К командиру. Он приказал, как прибудете, чтоб сразу же к нему.
У землянки их остановил караульный.
– Постойте. Я доложу. – И юркнул в тамбур, за ними Филимоныч. Оттуда дохнуло спертым воздухом.
– Товарищи, входите!
Их встретил подтянутый капитан и отрекомендовался командиром бригады. Затем представил находящихся здесь комиссара и начальника штаба.
– А это, – повернулся к стоящему у дверей партизану в бушлате и фуражке, – товарищ по связи с Большой землей. Он как раз собирался идти на аэродром. В два часа прибывает самолет.
– В два часа? – Михаил Макарович посмотрел на свои часы. – Остается очень мало времени. А я бы хотел побеседовать с Юлей. Как она?
– Неважно. Большая температура, кашляет. Ей надо перелить кровь. А у нас это невозможно. Мы запросили наш штаб – он приказал отправить ее на Большую землю и сообщил, что Западный фронт высылает за ней самолет.
– Большое вам спасибо. – Михаил Макарович потряс комбригу руку. – У меня есть что вам сообщить. В нашей округе сосредотачиваются большие силы полевых войск и карателей, что, я думаю, для вас небезопасно. Но это более подробно я расскажу после отправки самолета, а сейчас прошу провести меня к Юле.
– Вы нас простите, – извинился комбриг. – Мы сейчас все выйдем принимать самолет. А вас Макар Филимонович проводит. Прощаться не будем – на площадке встретимся.
Войдя в землянку, все остановились у дверей. Доктор приложил палец к губам – и все замерли. Вера уже лежала на носилках и тихо стонала. По ее осунувшемуся лицу скользил свет от мерцающего огонька плошки. В уголках смеженных ресниц сверкали слезинки от жгучей боли. Почувствовав, что кто-то вошел, Вера чуть-чуть приоткрыла глаза, и ее губы вздрогнули:
– Милые вы мои, дорогие, как я рада, что я могу с вами попрощаться, – протянула она здоровую руку. Михаил Макарович подхватил ее и поцеловал.
– Здравствуй, голубушка ты моя. Мы тоже рады. Вот со мной и Григорий Иванович. Мы пришли тебя проводить и пожелать тебе полного выздоровления. – Михаил Макарович гладил ее руку. – К утру ты будешь дома, в нашем госпитале. Там врачи замечательные, и они быстро поставят тебя на ноги. И кто знает, может быть, снова будем работать вместе и так же ковать победу. Большое тебе, Юля, спасибо! За Алеся не беспокойся. Я его спарил с Захаром Петровичем, и у них дело пойдет…
Доктор приоткрыл дверь, и в землянку ворвался рокот самолета.
– Товарищи, нам пора двигаться.
– Минуточку, доктор. – Михаил Макарович вытянул из кармана конверт и сунул Вере за пазуху. – Это письмо моей семье. Там, у нас на аэродроме или в госпитале, передай, чтобы бросили в кружку. С Аней и Василием я не связался. Выздоровеешь, съезди к их родителям и, как умеешь, успокой их. Пройди к нашему командованию и поведай про наши дела и про наше житье-бытье. А теперь прощай.
– И он прикоснулся губами к ее разгоряченной щеке. Но тут Вера обхватила его обеими руками и поцеловала:
– Прощайте, дорогой мой соратник! Ведь вы были мне и другом, и боевым товарищем, и отцом. И таким я буду помнить вас всю свою жизнь. Поцелуйте за меня тетю Стешу, Аню, Василия, Лидушку и скажите им, что они навсегда в сердце моем. Дедушка Гриша, прощайте, – пересиливая боль, притянула и его к себе.
Михаил Макарович и дедушка Гриша понесли Веру, и только у посадочной площадки их сменили партизаны. У самолета Михаил Макарович и дед Гриша, словно расставаясь навсегда, еще раз распрощались по-родному и стояли до тех пор, пока не затих в ночном небе рокот.
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
Командующий фронтом, несмотря на свой спокойный характер, на этот раз говорил с подъемом. Чувствовалось, что он хочет убедить командование армии, командиров корпусов и их замов по политчасти, что и с имеющимися силами и средствами можно сделать большее.
Как хотелось Железнову сейчас встать и сказать: «Товарищ командующий, посмотрели бы вы, какие кругом болота. Боеприпасы и харч красноармейцы на своем хребте на передовую тащат…»
Командующий, глядя на него, как бы угадал его мысли:
– О том, что войска устали и что в ваших стрелковых полках маловато активных штыков, не густо и с боеприпасами, да тут еще такая распутица и слякоть, Военный Совет знает. Но ответьте себе, как быть дальше? Войска вашего фронта решительными действиями в трудных условиях взломали за лето и осень не одну линию вражеской обороны, форсировали Угру, Десну, Днепр, освободили Рославль и важнейший стратегический узел обороны Смоленск, вломились в междуречье Западной Двины и Днепра, овладели «Смоленскими воротами», вернее, воротами в Белоруссию. Овладели и вдруг остановились в болотах предполья «Восточного вала», где красноармеец не только тащит на своей спине все необходимое на передовую, но и спит стоя, так как под ногами болото и вода. Конечно, так дальше нельзя. Мы должны, подобно войскам Белорусского фронта, которыми ныне командует генерал-полковник Рокоссовский, проломить «Восточный вал», занять выгодные позиции, чтобы, набравши сил, совместно с нашими соседями – Первым Прибалтийским и Белорусским фронтами – двинуться на освобождение многострадальной Белоруссии. Должен вам сообщить, что войска генерала Рокоссовского десять дней тому назад овладели пригородом Гомеля – Ново-Белицей. А три дня тому назад южнее Гомеля форсировали Сож и Днепр, там прорвали «Восточный вал», продвинулись на пять – десять километров и заняли плацдармы. А в районе Шатиловки одна из дивизий, не полнокровнее наших, форсировала Сож, с ходу овладела опорным пунктом Каменная Рудня и там вышла к Днепру… А ведь состояние войск Белорусского фронта не лучше нашего… – Командующий обвел всех взглядом, как бы спрашивая: «Так чем же мы хуже?» – В недалеком будущем, я уверен, Белорусский фронт овладеет Гомелем и двинет свои войска на Речицу и Жлобин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
– Доктор! Вы готовы? – донеслось из темноты.
– Готовы.
– Тогда следуйте за нами.
– Нюра, садись, – скомандовал фельдшер, сам сел за возницу и повернул коня на дорогу вслед за уходившими партизанами в глубь леса.
– Куда это мы? – спросила Вера.
– На нашу базу.
* * *
К полночи Михаил Макарович, дед Гриша и такой же, как и дед Гриша, проводник Макар Филимоныч лесами добрались до последней речки. Переехав ее, Макар слез и пошел впереди подводы. Так они двигались глухоманью долго, пока не остановил вышедший из черной шапки кустов партизан. Макар подошел к нему вплотную.
– А это ты, Филимоныч? – послышался молодой голос. – А кто с тобой?
– Наши. Фронтовые товарищи.
– Фронтовые? – партизан подошел к телеге, поздоровался, спросил фамилии.
– Кудюмов, – ответил Михаил Макарович.
– Кудюмов? Правильно. Слазьте. – И партизан повел их к землянкам.
– Куда вы нас ведете?
– Как куда? К командиру. Он приказал, как прибудете, чтоб сразу же к нему.
У землянки их остановил караульный.
– Постойте. Я доложу. – И юркнул в тамбур, за ними Филимоныч. Оттуда дохнуло спертым воздухом.
– Товарищи, входите!
Их встретил подтянутый капитан и отрекомендовался командиром бригады. Затем представил находящихся здесь комиссара и начальника штаба.
– А это, – повернулся к стоящему у дверей партизану в бушлате и фуражке, – товарищ по связи с Большой землей. Он как раз собирался идти на аэродром. В два часа прибывает самолет.
– В два часа? – Михаил Макарович посмотрел на свои часы. – Остается очень мало времени. А я бы хотел побеседовать с Юлей. Как она?
– Неважно. Большая температура, кашляет. Ей надо перелить кровь. А у нас это невозможно. Мы запросили наш штаб – он приказал отправить ее на Большую землю и сообщил, что Западный фронт высылает за ней самолет.
– Большое вам спасибо. – Михаил Макарович потряс комбригу руку. – У меня есть что вам сообщить. В нашей округе сосредотачиваются большие силы полевых войск и карателей, что, я думаю, для вас небезопасно. Но это более подробно я расскажу после отправки самолета, а сейчас прошу провести меня к Юле.
– Вы нас простите, – извинился комбриг. – Мы сейчас все выйдем принимать самолет. А вас Макар Филимонович проводит. Прощаться не будем – на площадке встретимся.
Войдя в землянку, все остановились у дверей. Доктор приложил палец к губам – и все замерли. Вера уже лежала на носилках и тихо стонала. По ее осунувшемуся лицу скользил свет от мерцающего огонька плошки. В уголках смеженных ресниц сверкали слезинки от жгучей боли. Почувствовав, что кто-то вошел, Вера чуть-чуть приоткрыла глаза, и ее губы вздрогнули:
– Милые вы мои, дорогие, как я рада, что я могу с вами попрощаться, – протянула она здоровую руку. Михаил Макарович подхватил ее и поцеловал.
– Здравствуй, голубушка ты моя. Мы тоже рады. Вот со мной и Григорий Иванович. Мы пришли тебя проводить и пожелать тебе полного выздоровления. – Михаил Макарович гладил ее руку. – К утру ты будешь дома, в нашем госпитале. Там врачи замечательные, и они быстро поставят тебя на ноги. И кто знает, может быть, снова будем работать вместе и так же ковать победу. Большое тебе, Юля, спасибо! За Алеся не беспокойся. Я его спарил с Захаром Петровичем, и у них дело пойдет…
Доктор приоткрыл дверь, и в землянку ворвался рокот самолета.
– Товарищи, нам пора двигаться.
– Минуточку, доктор. – Михаил Макарович вытянул из кармана конверт и сунул Вере за пазуху. – Это письмо моей семье. Там, у нас на аэродроме или в госпитале, передай, чтобы бросили в кружку. С Аней и Василием я не связался. Выздоровеешь, съезди к их родителям и, как умеешь, успокой их. Пройди к нашему командованию и поведай про наши дела и про наше житье-бытье. А теперь прощай.
– И он прикоснулся губами к ее разгоряченной щеке. Но тут Вера обхватила его обеими руками и поцеловала:
– Прощайте, дорогой мой соратник! Ведь вы были мне и другом, и боевым товарищем, и отцом. И таким я буду помнить вас всю свою жизнь. Поцелуйте за меня тетю Стешу, Аню, Василия, Лидушку и скажите им, что они навсегда в сердце моем. Дедушка Гриша, прощайте, – пересиливая боль, притянула и его к себе.
Михаил Макарович и дедушка Гриша понесли Веру, и только у посадочной площадки их сменили партизаны. У самолета Михаил Макарович и дед Гриша, словно расставаясь навсегда, еще раз распрощались по-родному и стояли до тех пор, пока не затих в ночном небе рокот.
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
Командующий фронтом, несмотря на свой спокойный характер, на этот раз говорил с подъемом. Чувствовалось, что он хочет убедить командование армии, командиров корпусов и их замов по политчасти, что и с имеющимися силами и средствами можно сделать большее.
Как хотелось Железнову сейчас встать и сказать: «Товарищ командующий, посмотрели бы вы, какие кругом болота. Боеприпасы и харч красноармейцы на своем хребте на передовую тащат…»
Командующий, глядя на него, как бы угадал его мысли:
– О том, что войска устали и что в ваших стрелковых полках маловато активных штыков, не густо и с боеприпасами, да тут еще такая распутица и слякоть, Военный Совет знает. Но ответьте себе, как быть дальше? Войска вашего фронта решительными действиями в трудных условиях взломали за лето и осень не одну линию вражеской обороны, форсировали Угру, Десну, Днепр, освободили Рославль и важнейший стратегический узел обороны Смоленск, вломились в междуречье Западной Двины и Днепра, овладели «Смоленскими воротами», вернее, воротами в Белоруссию. Овладели и вдруг остановились в болотах предполья «Восточного вала», где красноармеец не только тащит на своей спине все необходимое на передовую, но и спит стоя, так как под ногами болото и вода. Конечно, так дальше нельзя. Мы должны, подобно войскам Белорусского фронта, которыми ныне командует генерал-полковник Рокоссовский, проломить «Восточный вал», занять выгодные позиции, чтобы, набравши сил, совместно с нашими соседями – Первым Прибалтийским и Белорусским фронтами – двинуться на освобождение многострадальной Белоруссии. Должен вам сообщить, что войска генерала Рокоссовского десять дней тому назад овладели пригородом Гомеля – Ново-Белицей. А три дня тому назад южнее Гомеля форсировали Сож и Днепр, там прорвали «Восточный вал», продвинулись на пять – десять километров и заняли плацдармы. А в районе Шатиловки одна из дивизий, не полнокровнее наших, форсировала Сож, с ходу овладела опорным пунктом Каменная Рудня и там вышла к Днепру… А ведь состояние войск Белорусского фронта не лучше нашего… – Командующий обвел всех взглядом, как бы спрашивая: «Так чем же мы хуже?» – В недалеком будущем, я уверен, Белорусский фронт овладеет Гомелем и двинет свои войска на Речицу и Жлобин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119