— Ведь прежде ты, Вавила, нанимал команду!
— Управимся ли своими силами?
Обросим не очень уверенно сказал:
— Может, и придется нанять в путину кое-кого из тех, кто не пошел к Панькину…
Опять все призадумались.
— Нанимать нельзя. Скажут тогда, что кооперативные мироеды эксплуатируют неимущих рыбаков, — неторопливо и рассудительно заметил Живарев. Широкоплечий, плотный, с выпуклой грудью, он имел сильный, басовитый голос.
— Никого не будем нанимать. Сами управимся, — поспешил Вавила рассеять сомнения.
Долго рассуждали о распределении предполагаемых доходов. Вавила настаивал на том, чтобы делить их соответственно средствам, вложенным в дело в виде денег и промыслового оборудования. Ему это было выгодно. Другие предлагали делить доходы по едокам, а третьи — по трудовому участию. В разгар споров Патокин, на вид тихий и благообразный, а на самом деле ехидный и непокладистый, неожиданно смешал все расчеты Ряхина:
— Вавила Дмитрич! В кооперативах-то средства-то промысла обобществляют! Так в газетах пишут, да и в панькинской артели так делают. Суденышки, невода и все прочее рыбаки жертвуют на общее дело и никакой платы взамен не требуют. Такой у них устав. А ты хошь, чтобы при дележе доходов получить плату за эту, как ее… мортизацию? Тогда ты приберешь к рукам общественный капитал. Выходит, тебе — мясо, а нам кость?
— Я уже говорил ему, что он ополовинит доходы, — не выдержал Обросим, хотя и обещал вчера Вавиле полную поддержку. Ряхин зыркнул на него, и он испуганно умолк.
— Патокин говорит дело, — опять как из бочки загудел Живарев. — Ты, Вавила Дмитрич, предлагаешь создать что-то вроде акционерного общества или старопрежнего купеческого товарищества. Нам с тобой не тягаться, потому как мы в купечество рылом не вышли. Тут мы подуем не в ту дудку, и Советская власть нас прихлопнет. Получится, если у тебя доля вложена будет большая, так тебе и доход больше, а у меня она маленькая, так я и получу шиш? Эдак ты верхом на своем кооперативе в социализм-от въедешь? Нет, доходы делить надо по паям и по работе. Сколько заробил — столько и получи. Суда и снасти не в счет.
Вавила озадаченно умолк. Такой неожиданный оборот дела привел его в замешательство. Но, подумав, он все-таки согласился.
— Ну ладно. Раз кооперативный устав требует безвозмездной передачи судов, я что же… я не против. Отдам все, кроме шхуны.
— Вот те и на! — воскликнул Патокин. — А шхуну что, жалко? Тогда и у меня берите ставные невода, а парусную елу я зажму. Пускай она сохнет на берегу, так?
— Нет, брат, отдавать — так уж все. Или вовсе ничего, — возразил Живарев.
Если в начале собрания Вавила, призвав на помощь все свое красноречие, все доводы, старался убедить рыбаков в необходимости создать кооператив для того, чтобы бороться с беднотой, то теперь мужики уговаривали его, чтобы он передал в артель безвозмездно все промысловое имущество. Купец оказался на поводке у всех присутствующих и был растерян и даже жалок. Он видел, что от него ускользает возможность занимать в кооперативе главенствующее положение и извлекать из этого для себя выгоды. Но наконец он все-таки сдался:
— Ладно. Отдам вам суда и снасти. Только не лавки.
— Пускай лавки остаются при тебе, — добродушно махнул рукой Живарев. — Они промысла не касаются…
— Как так не касаются? — встрепенулся Патокин, будто кто-то его ткнул шилом в неподобающее место. — Лавки имеют к промыслу прямое отношение. Снабжать нас кто будет? Панькинский кооператив? Да ни в жисть! О снабжении мы должны думать сами. Тут лавки Вавилы и пригодятся. Их тоже надо в общий кошель.
— Ты што, хошь меня ободрать, как липку? — запальчиво крикнул Вавила. — Работник я в семье один. Да мне и жену-то тогда не прокормить!
— Прокормишь. А приказчикам да Фекле дай вольную, — опять съехидничал Патокин.
Он не мог Вавиле простить того, что во время зверобойки тот отбивал у него лучших промысловиков.
— А это ты видал? — Вавила, уже совсем потеряв душевное равновесие, показал Патокину кукиш.
— Да вида-а-ал, — спокойно отозвался Патокин. — Значит, с кооперативом у нас дело не выйдет.
Стало тихо, как при покойнике. Мужики сидели, потупясь.
— Да, брат, сплоховали, — нарушил молчание Живарев. — Засмеют теперь нас, если узнают…
— Кому какое дело? — со злостью бросил Вавила, пряча свои бумаги. — Меньше болтайте. И подумайте, мужики. Может, еще соберемся… Иного пути у нас нету.
Все заторопились к выходу, избегая глядеть в глаза друг другу. Золотая артель не состоялась.
Панькин, узнав о собрании в доме Вавилы, сказал Дорофею:
— Собрались волки делить оленя. Хорошо еще, что друг друга не слопали…
3
То злополучное собрание в доме Вавилы надолго оставило у него в душе неприятный осадок, тяжелый, словно свинчатка. После этого ему ничего не оставалось, как жить по-старому. Выбора больше не было. Вавила разозлился на всех — на мужиков, которые не подчинились его воле, на Обросима, мелкого и недалекого скрягу, на Патокина, ехидничавшего и ставившего ему палки в колеса весь вечер, и на себя — за то, что так опрометчиво собрал мужиков и опозорился.
Махнув на все рукой, Вавила решил уйти подальше от всего в море. Оно вылечит от тоски зеленой, встряхнет душу свежим штормом, развеет дурное настроение.
Он уходил на Мурман, изменив свое прежнее решение ловить селедку в Кандалакшской губе.
Кормщиком на шхуне теперь стал Анисим Родионов. Он во многом зависел от Вавилы. Ряхин был сватом на его свадьбе. Сын Анисима в прошлом году женился на племяннице купца, и тонкая, но довольно прочная родственная нить надолго связала его с судовладельцем.
Но не только это удерживало Анисима возле Вавилы. При расчетах тайком от всех Ряхин всегда давал артельному старосте дополнительный куш за верную службу. И потому в доме Анисима не выводился достаток.
Поветерь стояла на рейде. Внизу, под обрывом, Вавилу ожидала лодка с двумя гребцами.
Ряхин шел по земле, поросшей чахлой приполярной травкой, неторопливо, ступал твердо, уверенно, будто и не было у него никаких неудач. Отправляясь в море, он словно пробовал прочность и упругость родной земли, с которой расставался на длительный срок.
А не навсегда ли? В голове у него уже вынашивалось новое решение своей судьбы. Только надо было все хорошенько обдумать…
Следом семенил Венька. Он зябко кутался в брезентовый плащишко и часто шмыгал носом. Не удался сын в отца. Другой бы шел рядом, в ногу с батькой, как подобает наследнику. Но Венька, забегая вперед для того, чтобы глянуть батьке в лицо, после опять отставал.
Жене провожать его Ряхин не разрешил, ссылаясь на дурную примету, хотя приметы такой не было: рыбацкие жены обычно провожали мужиков на промысел. Но Вавилу всегда тянуло вырваться из-под надзора Меланьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166