Если тебе скучно и все это надоело, так и скажи. Лучше сказать сразу и честно, я на тебя не обижусь, дорогой, нисколько. Я же понимаю, мужчинам это быстро надоедает. – Она перестала закусывать губу и улыбнулась ему с вымученной небрежностью, явно ожидая, что он возразит.
– Почему ты вдруг решила, что я собрался дать задний ход?
– Потому что ты, наверное, считаешь меня шлюхой, – коротко ответила она и выжидательно подняла на него глаза.
Она ждала, что он снова возразит, он это понимал, она ждала, что он скажет нет, ничего подобного, но он видел перед собой лицо Мейлона Старка, зыбко белеющее на стволе пальмы. Старк – крепкий, сильный мужчина, ей, наверное, было с ним очень хорошо, и Тербер напряг всю свою волю, чтобы удержаться и не вмазать в это лицо здоровой рукой.
– С чего ты взяла, что я считаю тебя шлюхой? – спросил он, понимая, что говорит не то.
Карен засмеялась, лицо ее неожиданно стало чопорно любезным и злым – как хорошо загримированная старая дева в гробу, подумал он.
– Милт, голубчик, – она улыбнулась, – у меня же это на лице написано, разве ты не видишь? Все остальные видит. Те пятеро наверняка видели. И та женщина тоже. Святая дева Гавайская. По лицу всегда видно, кто ты на самом деле. «Что у человека в помыслах, то он и есть», – процитировала она из Библии. – Они ведь не стали бы приставать к порядочной женщине.
– Глупости! Здесь пристают к любой. И почти ко всем мужчинам тоже.
– Но даже портье в «Моане» – и тот увидел. Когда я брала номер для сержанта Мартина и миссис Мартин. Я сразу поняла, что он все видит насквозь.
– Да бог с тобой, он давно к этому привык. Какая ему разница? За номера платят, а больше его ничего не интересует. Все дамочки-туристки, которые живут в «Халекулани» и «Ройяле», водят мужиков в «Моану», и наоборот. Отели на этом только зарабатывают.
– Что ж, теперь я хоть знаю, к какому разряду себя причислить. А как, интересно, развлекаются в это время их мужья?
– Откуда я знаю? – Терберу опять приходилось обороняться. – Болтаются по городу, курят сигары, обсуждают планы своих фирм на следующий год – мало ли что. А ты как думаешь?
Карен засмеялась:
– Я думала, может быть, они ходят на мальчишники. В отдельные квартиры на втором этаже офицерского клуба. Лично мой муж ходит. – Она чопорно поднялась со скамейки. – По-моему, мне пора домой, тебе не кажется? – небрежно спросила она. – Милт, тебе не кажется, что мне пора? – повторила она с настойчивой ядовитой любезностью.
Тербер подавил свое самолюбие. Он понимал, что кто-то из них должен подавить самолюбие, и решил, что лучше это сделать ему.
– Слушай, – просительно сказал он. – С чего вдруг все это? Я же ничем тебя не обидел. По крайней мере не хотел.
Карен посмотрела на него, потом снова села на скамейку. Чуть подалась вперед и взяла его руку, ту, что была к ней ближе, левую.
– Еще немного – и я бы все перечеркнула, да? – Ее улыбка радостно сверкнула в полутьме. – Из-за своей глупой гордости… Со мной, наверно, не очень-то приятно, – тихо сказала она. – Не понимаю, за что тебе меня любить. Со мной совсем не весело. Ты ведь еще ни разу не видел меня веселой и счастливой. Но я бываю веселой. Когда хорошо себя чувствую, правда бываю, ты уж мне поверь. Я постараюсь и буду с тобой веселой.
– На, держи, – с мучительной неловкостью сказал он и протянул ей бутылку. – Это для вас, мадам. Подарок.
– Ой, миленький! Бутылка. Какая прелесть! Дай сюда. Я выпью ее одна.
– Эй, подожди, – улыбнулся он. – Не все сразу. Мне тоже дай глоточек. – Он чувствовал, что у него вот-вот потекут слезы, как это ни глупо, потекут, непонятно из-за чего.
– Дай сюда, – снова сказала Карен и поднялась. От чопорной напряженности не осталось и следа, она вдруг стала стройной, раскованной, тело ее двигалось легко и свободно. Она прижала бутылку к обтянутой легким летним ситцем груди и так и держала, ласково, как ребенка. И смотрела на Тербера.
– Я тебе ее отдам, малыш, – сказал Тербер, наблюдая за ней. – Всю отдам, целиком, не сомневайся.
– Правда? – Она откинула голову назад и смотрела на него. – Честное слово? И ты рад, что принес ее мне? Не кому-нибудь, а именно мне. Да?
– Да, – ответил он. – Да, рад.
– Тогда пошли, – взволнованно сказала она. – Давай пойдем домой, Милт. Пойдем, мой хороший. – По-прежнему прижимая бутылку к груди, она взяла его за руку и, когда они пошли, начала раскачивать их переплетенные руки в такт шагам и, запрокинув голову, посмотрела ему в глаза.
Он улыбнулся ей сверху, с высоты своего роста. Но сейчас, когда он твердо знал, что она никуда от него не уйдет, в нем снова закипал гнев. Ему вдруг стало обидно, он был взбешен, потому что она чуть не довела его до слез из-за ерунды, только чтобы потешить свою гордость.
– Пойдем лучше через пляж. – Он улыбнулся, пряча обиду. – Уже темно, там наверняка никого нет.
– Через пляж так через пляж, – послушно согласилась Карен. – И пошли они все к черту! Какое нам до них дело? Ну их! Постой-ка. – Держась за него, она подняла сначала одну ногу, длинную, легкую, потом другую и, сбросив туфли, пошевелила пальцами в песке.
Тербер чувствовал, как гнев в нем отступает под натиском другого, куда более сильного чувства.
– Все. – Она гортанно засмеялась, откинула голову и посмотрела на него, как умела смотреть только она. – Идем!
Они пошли через пляж, через разрекламированный и не оправдывающий ожиданий узкий пляж Ваикики, где днем возле берега плавают корки грейпфрутов, но где сейчас было очень красиво, и они шли у самой кромки воды по твердому сырому песку, Карен смотрела на него, запрокинув голову – ему была видна красивая, плавная и длинная линия ее шеи, – по-детски раскачивала на ходу их сплетенные руки и крепко прижимала к себе бутылку, как ребенка; и когда он взглянул на ее босые ноги с накрашенными ногтями, тускло поблескивавшими в полумраке, который вдали, за домами, уже сгустился в черную темноту, его захлестнула горячая волна; это возрастное, подумал он, у тебя то же самое, что бывает у женщин после сорока: то прильет, то отольет. Они шля сквозь влажный соленый воздух мимо повернутых к ним спиной магазинов с односкатными навесами, днем укрывающими пляжников от солнца, мимо открытой веранды «Таверны», где сейчас было не так уж много народа, мимо деревянной эстрады, под которой днем сидят уборщики и для экзотики бренчат на гавайских гитарах, мимо частных домов, стоявших вперемежку с киосками, где продают соки, и дальше, через весь длинный темный пустой пляж к выходящему на океан, закрытому с трех сторон патио отеля «Моана» (только здесь такие дворики называются не патио, а «ланаи»), где росло огромное дерево (кажется, баньян?) и где Карей надела туфли, а он почувствовал, как его опять обдало жаром.
– Вот мы и пришли, сержант Мартин, – Карен засмеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277
– Почему ты вдруг решила, что я собрался дать задний ход?
– Потому что ты, наверное, считаешь меня шлюхой, – коротко ответила она и выжидательно подняла на него глаза.
Она ждала, что он снова возразит, он это понимал, она ждала, что он скажет нет, ничего подобного, но он видел перед собой лицо Мейлона Старка, зыбко белеющее на стволе пальмы. Старк – крепкий, сильный мужчина, ей, наверное, было с ним очень хорошо, и Тербер напряг всю свою волю, чтобы удержаться и не вмазать в это лицо здоровой рукой.
– С чего ты взяла, что я считаю тебя шлюхой? – спросил он, понимая, что говорит не то.
Карен засмеялась, лицо ее неожиданно стало чопорно любезным и злым – как хорошо загримированная старая дева в гробу, подумал он.
– Милт, голубчик, – она улыбнулась, – у меня же это на лице написано, разве ты не видишь? Все остальные видит. Те пятеро наверняка видели. И та женщина тоже. Святая дева Гавайская. По лицу всегда видно, кто ты на самом деле. «Что у человека в помыслах, то он и есть», – процитировала она из Библии. – Они ведь не стали бы приставать к порядочной женщине.
– Глупости! Здесь пристают к любой. И почти ко всем мужчинам тоже.
– Но даже портье в «Моане» – и тот увидел. Когда я брала номер для сержанта Мартина и миссис Мартин. Я сразу поняла, что он все видит насквозь.
– Да бог с тобой, он давно к этому привык. Какая ему разница? За номера платят, а больше его ничего не интересует. Все дамочки-туристки, которые живут в «Халекулани» и «Ройяле», водят мужиков в «Моану», и наоборот. Отели на этом только зарабатывают.
– Что ж, теперь я хоть знаю, к какому разряду себя причислить. А как, интересно, развлекаются в это время их мужья?
– Откуда я знаю? – Терберу опять приходилось обороняться. – Болтаются по городу, курят сигары, обсуждают планы своих фирм на следующий год – мало ли что. А ты как думаешь?
Карен засмеялась:
– Я думала, может быть, они ходят на мальчишники. В отдельные квартиры на втором этаже офицерского клуба. Лично мой муж ходит. – Она чопорно поднялась со скамейки. – По-моему, мне пора домой, тебе не кажется? – небрежно спросила она. – Милт, тебе не кажется, что мне пора? – повторила она с настойчивой ядовитой любезностью.
Тербер подавил свое самолюбие. Он понимал, что кто-то из них должен подавить самолюбие, и решил, что лучше это сделать ему.
– Слушай, – просительно сказал он. – С чего вдруг все это? Я же ничем тебя не обидел. По крайней мере не хотел.
Карен посмотрела на него, потом снова села на скамейку. Чуть подалась вперед и взяла его руку, ту, что была к ней ближе, левую.
– Еще немного – и я бы все перечеркнула, да? – Ее улыбка радостно сверкнула в полутьме. – Из-за своей глупой гордости… Со мной, наверно, не очень-то приятно, – тихо сказала она. – Не понимаю, за что тебе меня любить. Со мной совсем не весело. Ты ведь еще ни разу не видел меня веселой и счастливой. Но я бываю веселой. Когда хорошо себя чувствую, правда бываю, ты уж мне поверь. Я постараюсь и буду с тобой веселой.
– На, держи, – с мучительной неловкостью сказал он и протянул ей бутылку. – Это для вас, мадам. Подарок.
– Ой, миленький! Бутылка. Какая прелесть! Дай сюда. Я выпью ее одна.
– Эй, подожди, – улыбнулся он. – Не все сразу. Мне тоже дай глоточек. – Он чувствовал, что у него вот-вот потекут слезы, как это ни глупо, потекут, непонятно из-за чего.
– Дай сюда, – снова сказала Карен и поднялась. От чопорной напряженности не осталось и следа, она вдруг стала стройной, раскованной, тело ее двигалось легко и свободно. Она прижала бутылку к обтянутой легким летним ситцем груди и так и держала, ласково, как ребенка. И смотрела на Тербера.
– Я тебе ее отдам, малыш, – сказал Тербер, наблюдая за ней. – Всю отдам, целиком, не сомневайся.
– Правда? – Она откинула голову назад и смотрела на него. – Честное слово? И ты рад, что принес ее мне? Не кому-нибудь, а именно мне. Да?
– Да, – ответил он. – Да, рад.
– Тогда пошли, – взволнованно сказала она. – Давай пойдем домой, Милт. Пойдем, мой хороший. – По-прежнему прижимая бутылку к груди, она взяла его за руку и, когда они пошли, начала раскачивать их переплетенные руки в такт шагам и, запрокинув голову, посмотрела ему в глаза.
Он улыбнулся ей сверху, с высоты своего роста. Но сейчас, когда он твердо знал, что она никуда от него не уйдет, в нем снова закипал гнев. Ему вдруг стало обидно, он был взбешен, потому что она чуть не довела его до слез из-за ерунды, только чтобы потешить свою гордость.
– Пойдем лучше через пляж. – Он улыбнулся, пряча обиду. – Уже темно, там наверняка никого нет.
– Через пляж так через пляж, – послушно согласилась Карен. – И пошли они все к черту! Какое нам до них дело? Ну их! Постой-ка. – Держась за него, она подняла сначала одну ногу, длинную, легкую, потом другую и, сбросив туфли, пошевелила пальцами в песке.
Тербер чувствовал, как гнев в нем отступает под натиском другого, куда более сильного чувства.
– Все. – Она гортанно засмеялась, откинула голову и посмотрела на него, как умела смотреть только она. – Идем!
Они пошли через пляж, через разрекламированный и не оправдывающий ожиданий узкий пляж Ваикики, где днем возле берега плавают корки грейпфрутов, но где сейчас было очень красиво, и они шли у самой кромки воды по твердому сырому песку, Карен смотрела на него, запрокинув голову – ему была видна красивая, плавная и длинная линия ее шеи, – по-детски раскачивала на ходу их сплетенные руки и крепко прижимала к себе бутылку, как ребенка; и когда он взглянул на ее босые ноги с накрашенными ногтями, тускло поблескивавшими в полумраке, который вдали, за домами, уже сгустился в черную темноту, его захлестнула горячая волна; это возрастное, подумал он, у тебя то же самое, что бывает у женщин после сорока: то прильет, то отольет. Они шля сквозь влажный соленый воздух мимо повернутых к ним спиной магазинов с односкатными навесами, днем укрывающими пляжников от солнца, мимо открытой веранды «Таверны», где сейчас было не так уж много народа, мимо деревянной эстрады, под которой днем сидят уборщики и для экзотики бренчат на гавайских гитарах, мимо частных домов, стоявших вперемежку с киосками, где продают соки, и дальше, через весь длинный темный пустой пляж к выходящему на океан, закрытому с трех сторон патио отеля «Моана» (только здесь такие дворики называются не патио, а «ланаи»), где росло огромное дерево (кажется, баньян?) и где Карей надела туфли, а он почувствовал, как его опять обдало жаром.
– Вот мы и пришли, сержант Мартин, – Карен засмеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277