Если он не вернется вовремя, дело можно проиграть.
Для пана Лукаша это был бы во многих отношениях крайне чувствительный удар. Во-первых, дом придется дочери отдать, а старик любил только брать. Во-вторых, кто знает, не захочет ли дочь, которую он обрек на бедность, отомстить отцу и не заставит ли его платить за квартиру?..
— Э, нет! Вряд ли она это сделает, — шептал пан Лукаш, — она всегда была доброй девочкой. Хотя в конце концов, — старик тяжело вздохнул, — все может быть. Теперь все стали такими жадными!..
Еще утром пан Лукаш послал в контору Криспина письмо, в котором спрашивал, когда адвокат вернется. Ответа все еще не было, хотя уже пробило два часа, а старый писец Криспина всегда отличался пунктуальностью.
— Что же это значит?
Такова была первая его забота, но отнюдь не самая главная. Завтра же должна была состояться продажа с торгов движимого имущества одного столяра, который жил в доме Лукаша и уже три месяца не платил за квартиру. Вот пан Лукаш и беспокоился: не утаил ли чего недобросовестный жилец и удачны ли будут торги, то есть покроет ли вырученная с них сумма все, что ему причитается за квартиру, да еще судебные издержки…
Вообще с этими торгами вышла просто комедия.
Изо дня в день к пану Лукашу приходил кто-нибудь из семьи столяра и, валяясь в ногах, молил если не простить ему долг, то хотя бы дать отсрочку. Просители плакали и говорили, что столяр тяжело болен и что торги сведут его в могилу.
Однако такие вещи пана Лукаша не трогали. Его больше волновало то, что двое выгодных жильцов собирались выехать из его дома, а одна квартира уже две недели пустовала. Какие-то бесчестные люди оклеветали пана Лукаша. Говорили, что он скряга, плохой отец, и плохой хозяин, и, хотя носит за пазухой закладные на добрых тридцать тысяч, квартир не ремонтирует, и надувает жильцов, как может. Поэтому только крайняя необходимость может заставить человека поселиться в его доме.
— Плохой хозяин! — ворчал пан Лукаш. — Да разве я не держу дворника? Или не являюсь самолично каждое первое число за квартирной платой? Или, может быть, городская управа не заставила меня уложить асфальтовый тротуар возле дома?.. Вот и сейчас варят эту мерзкую смолу под самыми окнами, так что не продохнешь от дыма. Черт бы побрал этих проклятых рабочих вместе с их подрядчиком!
Помолчав, пан Лукаш снова забормотал:
— Говорят, я квартиры не ремонтирую. А давно ли я приказал отстроить общую уборную?.. А мало у меня из-за этого было неприятностей?.. Каменщик, мошенник, работу выполнил плохо, так мне пришлось не только деньги удержать, но и инструмент забрать.
Тут пан Лукаш посмотрел в угол, дабы убедиться, что забранные у каменщика инструменты лежат на месте. И действительно, он увидел испачканное известью ведерко, молоток и лопатку. Не хватало только кисти, отвеса и линейки, но это уж не по вине пана Лукаша, а по злонамеренности каменщика, успевшего их где-то спрятать.
— И этот мерзавец, — добавил пан Лукаш, — смеет еще врываться ко мне домой и угрожать мне судом, если я не отдам ему инструмент и деньги за работу!.. Сущий разбойник!.. Страшно подумать, до чего в наше время люди стали бессовестные. А все из-за жадности!
Пан Лукаш с трудом поднялся с дивана и, шаркая ногами, подошел к окну, чтобы взглянуть на испорченную каменщиком уборную. Однако при всем желании он не мог бы сказать, чем была плоха отстроенная уборная.
Невдалеке от окна стоял большой мусорный ящик, всегда наполненный доверху и издающий зловоние. На куче соломы, бумаги, яичной скорлупы и прочих отбросов пан Лукаш увидел свою старую, совершенно рваную туфлю, которую вчера после долгой внутренней борьбы собственноручно выбросил.
«Мда! А не слишком ли я поспешил ее выбросить? — подумал старик. — Издали туфля имеет еще вполне приличный вид… А впрочем, бог с ней! Каждый день приходилось ее чинить, а на заплаты, по точному подсчету, у меня уходило не меньше двух рублей в год».
Вдруг кто-то постучался. Пан Лукаш отвернулся от окна и с немалым усилием, торопливо шаркая ногами, засеменил к двери. Открыв прорезанную в ней форточку, он через решетку спросил:
— Ну, кто там барабанит? Хочешь двери выломать, что ли?
— Письмо из конторы господина адвоката! — крикнул голос за дверью.
Пан Лукаш поспешно схватил конверт.
— На чаек бы с вашей милости, — нерешительно проговорил посыльный.
— Мелочи нет, — ответил пан Лукаш. — А вообще, хочешь получать на чай, не барабань в двери.
Он захлопнул форточку и поплелся к окну, между тем как посыльный за дверью ворчал:
— Вот старый скряга! Сам носит за пазухой тридцать тысяч, обирает всех и каждого, а на чай дать скупится. Чтоб для тебя даже в пекле не нашлось места!
— Замолчи, нахал! — буркнул пан Лукаш и вскрыл конверт.
Страшная весть!..
Писец сообщал, что поезд, в котором ехал пан Криспин, потерпел крушение. Поскольку адвокат всегда жалел деньги на телеграммы, до сих пор неизвестно, жив ли он. Но так или иначе, — говорилось дальше в письме, — дело пана Лукаша против зятя завтра будет защищать в суде адвокат, которого пан Криспин, со свойственной ему предусмотрительностью, уезжая, оставил своим заместителем.
— Ах! Черт возьми! — проворчал Лукаш. — Этому заместителю придется платить, между тем как почтенный Криспин не взял бы ни копейки… А вдруг я проиграю дело и меня выселят из дома?
Старик сложил письмо, сунул его в конверт и спрятал в стол, продолжая рассуждать сам с собой:
«Вероятно, Криспин, как всегда, имел при себе все деньги… Если он погиб при крушении, его, конечно, ограбят. Семьи у него нет… Старый холостяк… Почему бы ему не завещать свое состояние мне? Это по меньшей мере тысяч двадцать…»
При этих словах пан Лукаш тщательно ощупал грудь, где под халатом, фуфайкой и рубашкой днем и ночью покоилась толстая пачка тысячных закладных.
Весть о предполагаемой смерти адвоката в соединении с судебным делом и торгами, которые именно он должен был вести, чрезвычайно сильно подействовала на пана Лукаша. Старик расстроился до такой степени, что у него сразу начались ревматические боли в голове и ногах. Он не мог ходить и, обмотав голову грязным шарфом, прилег на кровать.
С улицы проникала вонь асфальта, которым за счет пана Лукаша и других домовладельцев покрывали тротуары. Этот резкий запах раздражал старика.
— Вот оно, нынешнее городское хозяйство! — сетовал старый отшельник. — Делают тротуары из никудышного материала, а вони напускают столько, что у людей голова разламывается. Чтоб им всем провалиться в преисподнюю, а пуще всего этому инженеру! Ведь до тех пор писал, проклятый, об этом асфальте, пока не получил-таки на него подряд. Бродяга!..
И он с удовольствием подумал о том, что инженер и на самом деле может провалиться в преисподнюю.
1 2 3 4 5 6 7 8
Для пана Лукаша это был бы во многих отношениях крайне чувствительный удар. Во-первых, дом придется дочери отдать, а старик любил только брать. Во-вторых, кто знает, не захочет ли дочь, которую он обрек на бедность, отомстить отцу и не заставит ли его платить за квартиру?..
— Э, нет! Вряд ли она это сделает, — шептал пан Лукаш, — она всегда была доброй девочкой. Хотя в конце концов, — старик тяжело вздохнул, — все может быть. Теперь все стали такими жадными!..
Еще утром пан Лукаш послал в контору Криспина письмо, в котором спрашивал, когда адвокат вернется. Ответа все еще не было, хотя уже пробило два часа, а старый писец Криспина всегда отличался пунктуальностью.
— Что же это значит?
Такова была первая его забота, но отнюдь не самая главная. Завтра же должна была состояться продажа с торгов движимого имущества одного столяра, который жил в доме Лукаша и уже три месяца не платил за квартиру. Вот пан Лукаш и беспокоился: не утаил ли чего недобросовестный жилец и удачны ли будут торги, то есть покроет ли вырученная с них сумма все, что ему причитается за квартиру, да еще судебные издержки…
Вообще с этими торгами вышла просто комедия.
Изо дня в день к пану Лукашу приходил кто-нибудь из семьи столяра и, валяясь в ногах, молил если не простить ему долг, то хотя бы дать отсрочку. Просители плакали и говорили, что столяр тяжело болен и что торги сведут его в могилу.
Однако такие вещи пана Лукаша не трогали. Его больше волновало то, что двое выгодных жильцов собирались выехать из его дома, а одна квартира уже две недели пустовала. Какие-то бесчестные люди оклеветали пана Лукаша. Говорили, что он скряга, плохой отец, и плохой хозяин, и, хотя носит за пазухой закладные на добрых тридцать тысяч, квартир не ремонтирует, и надувает жильцов, как может. Поэтому только крайняя необходимость может заставить человека поселиться в его доме.
— Плохой хозяин! — ворчал пан Лукаш. — Да разве я не держу дворника? Или не являюсь самолично каждое первое число за квартирной платой? Или, может быть, городская управа не заставила меня уложить асфальтовый тротуар возле дома?.. Вот и сейчас варят эту мерзкую смолу под самыми окнами, так что не продохнешь от дыма. Черт бы побрал этих проклятых рабочих вместе с их подрядчиком!
Помолчав, пан Лукаш снова забормотал:
— Говорят, я квартиры не ремонтирую. А давно ли я приказал отстроить общую уборную?.. А мало у меня из-за этого было неприятностей?.. Каменщик, мошенник, работу выполнил плохо, так мне пришлось не только деньги удержать, но и инструмент забрать.
Тут пан Лукаш посмотрел в угол, дабы убедиться, что забранные у каменщика инструменты лежат на месте. И действительно, он увидел испачканное известью ведерко, молоток и лопатку. Не хватало только кисти, отвеса и линейки, но это уж не по вине пана Лукаша, а по злонамеренности каменщика, успевшего их где-то спрятать.
— И этот мерзавец, — добавил пан Лукаш, — смеет еще врываться ко мне домой и угрожать мне судом, если я не отдам ему инструмент и деньги за работу!.. Сущий разбойник!.. Страшно подумать, до чего в наше время люди стали бессовестные. А все из-за жадности!
Пан Лукаш с трудом поднялся с дивана и, шаркая ногами, подошел к окну, чтобы взглянуть на испорченную каменщиком уборную. Однако при всем желании он не мог бы сказать, чем была плоха отстроенная уборная.
Невдалеке от окна стоял большой мусорный ящик, всегда наполненный доверху и издающий зловоние. На куче соломы, бумаги, яичной скорлупы и прочих отбросов пан Лукаш увидел свою старую, совершенно рваную туфлю, которую вчера после долгой внутренней борьбы собственноручно выбросил.
«Мда! А не слишком ли я поспешил ее выбросить? — подумал старик. — Издали туфля имеет еще вполне приличный вид… А впрочем, бог с ней! Каждый день приходилось ее чинить, а на заплаты, по точному подсчету, у меня уходило не меньше двух рублей в год».
Вдруг кто-то постучался. Пан Лукаш отвернулся от окна и с немалым усилием, торопливо шаркая ногами, засеменил к двери. Открыв прорезанную в ней форточку, он через решетку спросил:
— Ну, кто там барабанит? Хочешь двери выломать, что ли?
— Письмо из конторы господина адвоката! — крикнул голос за дверью.
Пан Лукаш поспешно схватил конверт.
— На чаек бы с вашей милости, — нерешительно проговорил посыльный.
— Мелочи нет, — ответил пан Лукаш. — А вообще, хочешь получать на чай, не барабань в двери.
Он захлопнул форточку и поплелся к окну, между тем как посыльный за дверью ворчал:
— Вот старый скряга! Сам носит за пазухой тридцать тысяч, обирает всех и каждого, а на чай дать скупится. Чтоб для тебя даже в пекле не нашлось места!
— Замолчи, нахал! — буркнул пан Лукаш и вскрыл конверт.
Страшная весть!..
Писец сообщал, что поезд, в котором ехал пан Криспин, потерпел крушение. Поскольку адвокат всегда жалел деньги на телеграммы, до сих пор неизвестно, жив ли он. Но так или иначе, — говорилось дальше в письме, — дело пана Лукаша против зятя завтра будет защищать в суде адвокат, которого пан Криспин, со свойственной ему предусмотрительностью, уезжая, оставил своим заместителем.
— Ах! Черт возьми! — проворчал Лукаш. — Этому заместителю придется платить, между тем как почтенный Криспин не взял бы ни копейки… А вдруг я проиграю дело и меня выселят из дома?
Старик сложил письмо, сунул его в конверт и спрятал в стол, продолжая рассуждать сам с собой:
«Вероятно, Криспин, как всегда, имел при себе все деньги… Если он погиб при крушении, его, конечно, ограбят. Семьи у него нет… Старый холостяк… Почему бы ему не завещать свое состояние мне? Это по меньшей мере тысяч двадцать…»
При этих словах пан Лукаш тщательно ощупал грудь, где под халатом, фуфайкой и рубашкой днем и ночью покоилась толстая пачка тысячных закладных.
Весть о предполагаемой смерти адвоката в соединении с судебным делом и торгами, которые именно он должен был вести, чрезвычайно сильно подействовала на пана Лукаша. Старик расстроился до такой степени, что у него сразу начались ревматические боли в голове и ногах. Он не мог ходить и, обмотав голову грязным шарфом, прилег на кровать.
С улицы проникала вонь асфальта, которым за счет пана Лукаша и других домовладельцев покрывали тротуары. Этот резкий запах раздражал старика.
— Вот оно, нынешнее городское хозяйство! — сетовал старый отшельник. — Делают тротуары из никудышного материала, а вони напускают столько, что у людей голова разламывается. Чтоб им всем провалиться в преисподнюю, а пуще всего этому инженеру! Ведь до тех пор писал, проклятый, об этом асфальте, пока не получил-таки на него подряд. Бродяга!..
И он с удовольствием подумал о том, что инженер и на самом деле может провалиться в преисподнюю.
1 2 3 4 5 6 7 8