— «Фельдфебель начальствует над всеми низшими чинами в роте, за исключением подхорунжих, которые подчинены непосредственно ротному командиру. Фельдфебель обязан: во-первых, следить за порядком в роте, за моральным поведением солдат и младших командиров, а также за точным выполнением дежурными всех обязанностей; во-вторых, передавать нижним чинам все распоряжения ротного командира, а также читать им приказы; в-третьих, выполнять распоряжения дежурных офицеров и докладывать о них командиру…»
Дочитав до этого места, фельдфебель задремал. И снилось ему, что он получил приказ сопровождать в губернский город два десятка рекрутов, и один из них во что бы то ни стало добивался свидания с женой. А он, фельдфебель, читая «Руководство для унтер-офицеров», уснул, дойдя до конца третьего параграфа инструкций.
Он очнулся. Книга лежала на том же месте, а в казарме была все та же гробовая тишина.
Фельдфебель вскочил в испуге: не сбежал ли кто, пока он спал, не вошла ли та женщина с ребенком? Но, пересчитав новобранцев и удостоверившись, что все налицо, он успокоился. Женатый мещанин по-прежнему сидел один и тяжело вздыхал.
«Вот дурак, как убивается по жене!.. Ну, да и я был когда-то такой же дурак, когда шел на военную службу…»
Он сидел, подперев голову рукой, и, напрягая память, силился вспомнить прошлое…
«Сейчас я спал, а перед этим читал инструкцию… А еще раньше, в воинском присутствии принял новобранцев и повел их сюда. А еще раньше? В прошлом году служил фельдфебелем в Одессе, а два года назад — фельдфебелем в Калуге, а до этого — фельдфебелем в Тамбове, а еще раньше…»
Так, шаг за шагом возвращаясь мысленно в прошлое, он видел себя только фельдфебелем. Казалось, он никогда и не был никем другим, даже в Вульке, и всегда у него на поясе справа висел револьвер в лакированной кобуре, а слева — сабля в железных ножнах.
Тосковал ли он по дому, страдал ли оттого, что он на военной службе? Этого он совсем не помнил.
К нему подошел шляхтич.
— Пан фельдфебель, позвольте тому бедняге поговорить с женой!
— У солдата нет жены, есть только его рота, — резко сказал фельдфебель.
— Натешится он еще вашей ротой, а теперь пусть хоть попрощается с бабой, — не так будет скучать.
— Эх! Вот вы, пан, — шляхтич, а ума ни на грош! Да ведь не сегодня, так завтра ему с женой расстаться надо? Надо. А раз того требует закон, значит лучше сразу отрезать, чем то и дело встречаться да прощаться. Не солдаты вы, а настоящие бабы! Идете в армию, все равно как еврей — в воду. Вам бы сперва палец окунуть, потом ступню, потом войти по колено — только бы не сразу. Никуда это не годится! Ныряй без оглядки и не думай ни про жену, ни про мать, пока не отбудешь срок. Солдат должен быть солдатом. И бабам в казарме не место.
Новобранцы внимательно слушали эти рассуждения, от которых у них стало еще тяжелее на душе.
«Хорошее войско будет из этой голытьбы! Не приведи господи! — думал фельдфебель. — Какой рекрут, такой и солдат! Тут он не может оторваться от бабы, а там не хватит духу идти в огонь… Настоящий сброд!»
Развалившись на стуле, он закурил папиросу и скоро стал опять клевать носом. И снилось ему, что он командует ротой, одетой в сермяги и пиджаки, и ни у одного из солдат нет оружия, и ни один не умеет повернуться, как полагается в строю, не знает, где правая сторона, где левая. А скоро парад, и на военном плацу уже гарцует на конях весь штаб полка!
Пот выступил на лбу у фельдфебеля. «Боже, какой срам! Был бы у меня под рукой ящик пороху, взорвал бы всю эту сволочь да и себя вместе с ними».
Он вдруг проснулся и, вспоминая свой сон, пробормотал:
— Я вам покажу, что значит служба! Или сделаю из вас настоящих солдат, чтобы не позорили меня, или всех в порошок…
Он не успел договорить, так как в эту минуту новобранцы вскочили с мест и толпой бросились к окнам.
«Бунт?» — подумал ошеломленный фельдфебель и невольно схватился за револьвер.
А люди уже распахнули окна и радостно кричали:
— Ясек! Скрипач! Здорово!
Сейчас и фельдфебель услышал долетавшие из-за забора звуки скрипки. Кто-то наигрывал знакомую песенку:
А хочешь весело пожить,
Ступай-ка в армию служить…
— Ясек! Иди сюда, к нам! Поиграй ты нам напоследок!..
Скрипка умолкла, а на заборе, который тянулся в нескольких шагах от окон, появился сам музыкант, пожилой, невзрачный оборванец. Ясек считался лучшим скрипачом во всей округе, но сильно пил и мало зарабатывал, потому что был человек со странностями: чаще всего играл людям бесплатно, а для иных ни за что не соглашался играть и за самую щедрую плату. Жилья у него не было, ходил он в обносках, подаренных добрыми людьми.
Музыкант примостился на заборе и, настраивая скрипку, отрывисто и хрипло говорил:
— Хожу я по базару, смотрю — у магистрата собрались бабы и ревмя ревут. Спрашиваю: чего воете? «Хлопцам нашим лбы забрили…» А где же они, говорю, хлопцы ваши? «Да в старой казарме, а нас туда не пускает этот пес, фельдфебель». Ну, говорю, меня-то пустит! Пришел я под забор, слушаю — у вас тихо. Неужто спят? А солтыс мне говорит: «Они носы повесили, оттого что фельдфебель у них — гроза». Ну, думаю себе, коли хлопцы в таком горе, так надо их потешить… Не таких удавалось мне растормошить!
Говоря это, он улыбался запавшими губами и, прижав скрипку подбородком, размахивал смычком.
— Смотрите, как расселся на заборе! Угостить бы его водочкой, то-то бы заиграл! — говорили рекруты.
Фельдфебель был удивлен. Каким чудом этот жалкий и грязный урод сразу развеселил всех? Оживился даже заплаканный мещанин, рвавшийся к жене, заулыбался даже бледный Мошек Бизмут!
— Эге, тут что-то есть! — подозрительно буркнул фельдфебель, мысленно спрашивая себя, не лучше ли прогнать скрипача.
Но в эту минуту тот коснулся струн. Только проиграл он несколько первых тактов, как один из рекрутов, узнав мелодию, затянул:
Не затем поется, чтоб всем слышно было,
А затем, чтобы душа не ныла!
Ему стали вторить другие:
Не затем поется, чтобы нас слыхали,
А чтобы веселье по свету гуляло!
Фельдфебель с интересом прислушивался. И ему эта песня была знакома, когда-то он знал и слова и мотив, но давно позабыл.
А музыкант уже заиграл другое, и хор тотчас подхватил:
В несчастливый час мы сошлись с тобою.
Расстаться нам наступило время,
Пусть далеко ты, не подашь мне вести,
Все равно сердца вечно будут вместе.
Пресвятая дева, сжалься надо мною,
Ты всегда была мне матерью родною.
Ниспошли мне силы, дай мне утешенье.
Помоги, откликнись на мое моленье.
Так одна мелодия сменялась другой, звучала песня за песней, и фельдфебель, к своему удивлению, припоминал каждую из них. Но не только это его поразило. Старый музыкант по временам извлекал из своей скрипки такие удивительные звуки, что фельдфебеля дрожь пробирала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9