Отец недоумело разводил руками и отрицательно качал головой.
Видно было, что бешеному безысходно надоело сидеть взаперти. Собрав свою огромную силу, полустянутую горячечной рубахой, ритмически и неослабно он ударялся всем телом в толстую дверь. После каждого удара он рычал глухо и злобно, отбегал к стене и снова всем телом с разгона бросался к двери.
И дверь трещала. Расшатанные петли ее визжали и хлюпали, середина ее уже коробилась и выступала в коридор, и только крепкий двойной замок еще держался.
- А-га-га-га! - хрипло кричал бешеный. И жутко было всем от этого крика.
- А ведь он сорвет, пожалуй, двери? - пугливо отступая к порогу своей палаты, говорил Эверест моему отцу.
- Наказание какое-то! - махнул рукою отец. - Дураку пришла фантазия принять бешеного, а я за него отдувайся.
- Ну, а вы все-таки как думаете, сорвет или не сорвет? - не отставал Эверест.
- Должен же он когда-нибудь устать? - сердито отозвался отец.
Давыд и Кузьма, ругая один другого, подперли дверь плечами, но через четверть часа они запросили смены, а бешеный был неутомим, его стуки стали еще страшнее, торжествующий хриплый крик еще зловещей.
Скоро кто-то заметил, что у него свободна правая рука, толстый холст рубахи он, должно быть, разгрыз острыми зубами, и теперь эта мускулистая, волосатая рука могуче потрясала изнутри дверь за медную скобку.
Дверь дрожала, как осока под ветром. Стало ясно всем, что сейчас он навалится на нее и сорвет с петель.
Кузьма Гнедых опрометью бросился в другие отделения за служителями; отец искал в кладовой веревок, больные захлопывали двери своих палат.
Я стоял, готовый каждый момент убежать к себе в комнаты и запереться на ключ.
И вдруг случилось нечто героическое и простое, как всякий героизм.
У нас в 8-й палате лежал худосочный семнадцатилетний парень Гаврюшка. Так как была у него болезнь почек, то звали его в отделении Гаврюшкой "с почками". Лечился он от своей болезни какими-то водами в синих сифонах.
Когда все разбежались от дверей курительной, я увидел Гаврюшку с сифоном, поспешно идущего к этим самым дверям.
Он остановился перед окошком и хладнокровно направил свежую струю воды на голую руку бешеного.
И вышло то, чего никто не ждал. Бешеный завыл, как собака, в которую попали камнем, и бросился в дальний угол. Прекратились стуки, торжествующий рев сменился жалким плачем.
Плохонький Гаврюшка победил. Что потом было - месть? ликование? - я не могу точно сказать, но изо всех палат высыпали больные с оловянными кружками, со стаканами, с чашками воды. Все вспомнили вдруг, что бешенство водобоязнь. Всякому хотелось плеснуть водою туда, в страшное, маленькое окошко курительной комнаты. Кто-то вытащил из кладовой старый гидропульт и прилаживал к окошку его длинную кишку, а кругом все смеялись.
Побежденный бешеный жалобно кричал, как большая хищная птица, гонимая стаей ласточек.
И мне сделалось его жаль и хотелось, чтобы снова поднялся он, несокрушимый и дикий, и начал трясти двери.
К утру он умер.
Когда его выносили, в коридоре вдоль его пути выстроилось все отделение.
Длинный, высоколобый, чернобородый, он лежал на носилках, сухой и прямой, как убитый ястреб. И на него, мертвого, все кругом смотрели большими, пугливыми глазами, точно боялись, что вот он сейчас очнется и встанет.
Мне вспомнилось то, что я видел на границе между явью и сном: черное безбрежное озеро, черный воздух над ним и видимо-невидимо белых чаек.
Сверкающими, легкими крыльями они разрезали черный воздух и испуганно кричали.
Когда они пролетали мимо меня, косясь назад красными от ужаса глазами, я видел, что они боялись не черного воздуха, не черного озера, не безбрежного простора, - они боялись сильного взмаха своих собственных легких крыльев.
1904 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
Взмах крыльев. Впервые напечатано в "Журнале для всех" № 9 за 1904 год. Вошло в первый том собрания сочинений изд. "Мысль" с датой: "Февраль 1904 г.". В собрании сочинений изд. "Художественная литература" (1955-1956 гг.) автор дал "Взмаху крыльев" подзаголовок: "Стихотворение в прозе".
H.M.Любимов

1 2 3