Пожалуй, самым горячим их желанием было почитать газету. Какую угодно, за любое число. Газету с телеграфными сообщениями из Пекина и Вашингтона, с репортажем о выставке картин и о матче бокса, с рекламами новых кинофильмов, с описанием вчерашних происшествий: полицейский убил из казенного револьвера своего соперника, отравилась девушка, покинутая возлюбленным, и так далее. Но по этому поводу начальник тюрьмы давно вынес не подлежащий обжалованию приговор: «Скорее я пропущу к ним пулемет, чем газету».
Какой же тоской и тревожной надеждой вспыхнули их глаза, когда однажды, проснувшись, они увидели на верхушке мангового дерева газетную полосу! Должно быть, ее обронил часовой на вышке, и вот теперь она белела среди ветвей огромным покоробленным листом. Капитан и Журналист попробовали взобраться на дерево, но ствол, гладкий и высокий, словно фок-мачта, был доступен разве что обезьяне или матросу. Трое других заранее отказались от попытки. Стали сбивать газету камнями, целясь со всех сторон, но и это не принесло успеха. Огромный белый лист дразнил их с вершины дерева целых шесть дней.
Но вот вчера прошел дождь, и газету стащило струями на землю. Утром они увидели ее под деревом, в луже грязи. Терпеливо ждали, пока отопрут решетчатую дверь, пока уйдут восвояси агенты. Потом побежали в патио, бережно, словно спелый плод, подняли газету, смыли с нее под краном в уборной грязь, отлепили шлепки рыжей земли. На черные линотипные строчки смотрели как на чудесное открытие.
Им не повезло. Одну сторону листа сплошь устилала коммерческая реклама, другая от начала до конца была посвящена хронике светской жизни. Для Врача это было настоящим ударом. Целую неделю расточать силы, швыряться камнями, словно уличный мальчишка, и все ради того, чтобы увидеть описания балов, свадеб, разводов и прочие пустяки, чтением которых он никогда в жизни не утруждал себя. Но с хроникой светской жизни все же познакомились. Ее прочел Журналист, как человек, в свое время близкий к высоким сферам общественной жизни.
Лежа на койках, посмеивались над описанием банкета, который почтили присутствием сливки каракасского общества: миллионеры банкиры, американские нефтяные дельцы, потомки далеких героев борьбы за независимость, министры — диктаторского правительства, члены дипломатического корпуса и главный начальник отдела пыток Сегурналя, выдававший себя в свободные от службы часы за великосветского денди. Голосом мажордома, или, скорее, судебного пристава, Журналист перечислял блестящие имена и звания гостей. Неожиданно он произнес имя Ноэми, и Капитан вздрогнул.
— Ноэми Мендисабаль! — повторил Журналист, задержавшись на этом имени.
— Очаровательная женщина!
— Ты ее знаешь? — обронил Капитан внешне безразлично.
— Видел несколько раз. Но этого достаточно, чтобы сказать: очаровательная женщина. Честное слово!
Капитан нервно передернул плечами: «Очаровательная женщина». Эти слова звучали, как приговор. Могла ли Ноэми пройти мимо этого атлета, красавца, с зелеными глазами русского скрипача и профилем неаполитанского бандита, известного своими острыми и тонкими политическими интервью, могла ли она пройти мимо, не бросив на него пристального, манящего взгляда, не попытавшись завлечь его в свои сети?
В эту ночь Капитан не спал. Луч прожектора с ближайшей сторожевой вышки, прощупав кустарник снаружи тюремного здания, ползет вверх по стене, падает вниз, в патио, шарит в углах, затем уходит назад и возвращается снова. В какой-то точке дуги он достает через слуховое окно койку Капитана: коснется — уйдет, коснется — уйдет, словно что выметает. В мелькании света кружат жуки, светляки, еще какие-то насекомые в чешуйчатых панцирях.
Но не вспышки прожектора и не крылатые твари гонят от Капитана сон.
Декабрь, понедельник
День заключенного так длинен, что его хватает и, на занятия, и на домино, и на разговоры, и на думы, и на молчание, и на сон. И еще остается время на работу.
Капитан выучился ткацкому ремеслу. Купил в «Дымовой пещере» допотопное веретено, примитивный ткацкий станок и по вечерам сидит в галерее, ткет. Деревянная лопаточка, похожая формой на мачете, ныряя между нитями основы, ходит влево, вправо и на раме возникает яркая ткань для домашних туфель, для поясов и прочих дамских уборов. На первых порах ткань получалась грубая, бугристая, но со временем Капитан стал заправским ткачом — хоть на рынок посылай его продукцию.
Бухгалтер и Журналист увлеклись земледелием. Разбили в углу патио делянки, засеяли и теперь заботливо их поливают и удобряют. На этой почве между ними возникло соперничество, такое же непримиримое, как в сфере политики или в игре в домино.
Врач отдает все свободное время «Тропической патологии» и «Физиологии», без конца читает и делает в тетрадях заметки.
Единственный закоснелый бездельник — Парикмахер. В то время, как товарищи заняты работой, он лежит на койке, смотрит в потолок, а то сядет, как мексиканский индеец, у мангового дерева и думает о чем-то. О чем — никому не говорит.
Сегодня ему выпал счастливый случай: разрешили подстричь товарищей по камере. Стоя с гребенкой и ножницами в руках у табурета посреди галереи, он работал подряд более трех часов под надзором двух агентов. Надо было видеть, как вдохновенно он трудился! Это был прежний Николас Барриэнтос, мастер и артист своего дела. Никогда, ни в одном застенке не видывали таких изящных голов, какие выходили сегодня из рук Парикмахера.
Весь остаток дня он был в праздничном настроении, шутил, болтал, с особым чувством рассказал о невероятных приключениях бильярдиста Пеничеса.
«О, Пеничес был великий игрок!»
Декабрь, четверг
Утром в патио пришел агент и сообщил Капитану:
— К вам гость. Пройдите в контору начальника тюрьмы.
Это было из ряда вон выходящее событие, В этой тюрьме заключенным никогда не оказывали подобных милостей.
Капитан изменился в лице.
— Сеньор или сеньора? — спросил он.
— Вроде бы ваш дядя, — буркнул агент.
Бледность Капитана Стала еще заметнее. Должно быть, произошло что-то очень серьезное с матерью, если ему разрешают свидание с родственником, по всей видимости, с дядей Освальдо.
Капитан отсутствовал около двух часов и вернулся неузнаваемым. Он не мог скрыть распиравшей его радости. Но, словно испытывая терпение товарищей, он не сказал им ни слова до четырех часов дня. Только когда камеру закрыли на замок и посторонние удалились, он выложил новости:
— Как я и предполагал, это был мой дядя, доктор Освальдо Луиджи. У него друзья в министерстве обороны, через них он и добился разрешения навестить меня. Предлог — узнать о моем здоровье и сообщить о матери. Но когда агенты в конторе на минуту отвернулись, он тихонько сообщил мне о главной причине своего визита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45