Однако Чингу едва дождался, пока их не будет видно из форта, а потом вышел из своего места в цепочке, заставил Аманду остановиться, а Хамруктит повелительным жестом приказал шагать вперед за остальными.
В два счета Чингу развязал лямки на ее тюке и взвалил его поверх собственного, чтобы она могла двигаться налегке.
— Нет, Чингу, я не согласна, чтобы ты тащил за двоих!
— Ты несешь моего ребенка, а это нелегкий груз, — серьезно возразил он. — Идем, не то отстанем от наших.
Но Аманда все еще колебалась, нерешительно поглядывая на его неподъемный груз, и тогда Чингу добавил тихим, проникновенным голосом, ласково глядя ей в лицо:
— Аманда, разве ты до сих пор не понимаешь, что я тоже чувствую твою боль, когда ты мучаешься от усталости? Когда ты задыхалась, мне тоже нечем было дышать. А когда я увижу, что ты шагаешь легко, я тоже полечу, как на крыльях, и не важно, тяжел ли мой груз. Ты будешь по-прежнему настаивать на том, чтобы самой нести свой тюк, и заставлять мучиться меня? Умоляю, Аманда, сжалься надо мной!
Розовые губы, которые он так любил целовать, раздвинула слабая улыбка, и Чингу едва не закричал от радости, когда она тихо призналась:
— Чингу, ты, как всегда, сумел облегчить груз не только у меня на спине, но и на сердце. — Она помолчала и добавила: — Ну что ж, а теперь пошли!
Весь остаток пути до деревни Аманда молчала. Измученная, хрупкая, она еле двигалась даже без багажа, снегоступы казались бесконечной пыткой. А стоило взгляду натолкнуться на сухощавую, сильную фигуру Чингу, согнувшегося под двойным грузом, и сердце щемило от стыда и вины.
А Чингу, отлично видевший и ее усталость, и душевные муки, каждый вечер на привале обнимал жену с большой нежностью и без конца шептал ей, как в самую первую их ночь:
— Аманда, жена моя, я люблю тебя!
Эти слова вытесняли из сознания плохие мысли и убаюкивали ее, погружая в облако сна.
Когда к исходу третьего дня путешественники увидели свою деревню, Аманда испытала настоящее облегчение. Ей казалось, что теперь, в вигваме, который она привыкла считать своим домом, будет легче заглушить воспоминания о грустных зеленых глазах и обиженном красивом лице, не дававшие ей покоя. Она искренне надеялась, что привычные хлопоты притупят беспощадную память, потому что была вынуждена признать: самой ей не под силу выбросить Адама из головы.
Внезапно Аманда ощутила на себе чей-то пронзительный взгляд, обернулась и увидела Чингу. Ее снова охватило чувство вины. Она попыталась отвернуться, но ласковая рука заставила ее поднять лицо. И ей пришлось прямо взглянуть на человека, который был ее мужем. Стыд и раскаяние придали ей душевных сил. И она поклялась себе никогда больше не причинять боли тому, кто дарил ей нежность и любовь. Она ласково сжала руку Чингу своей маленькой рукой и повела его домой.
Только глубоким вечером, когда уже весь багаж был распакован и разложен и Аманда хлопотала над нехитрым ужином, она вспомнила о том, что даже не поинтересовалась, что сказал генерал Монткальм на встрече с индейскими вождями. Почему их так поспешно вызывали в форт? Как только они вернулись, Чингу ушел на совет к сахему и до сих пор сидел там. Совет необычно затянулся — наверное, вожди спорят о чем-то. Но о чем? Аманда чувствовала, как с каждой минутой в душе нарастают смятение и тревога. Ее руки, месившие тесто для кукурузных лепешек, стали заметно дрожать.
Шорох у входа привлек ее внимание, и с огромным облегчением она увидела, что пришел Чингу. Он вошел и уселся рядом.
— Скажи мне, Чингу, что хотел передать генерал сахему? — спросила Аманда. Ей казалось, что от этого генерала не стоило ждать ничего хорошего для племени абнаки.
— Генерал настаивает на том, чтобы увеличить число разведчиков, охраняющих подступы к форту Карильон. Он чувствует, что враги готовят новую атаку, и просил нас прислать свои отряды на помощь солдатам, если начнется большой бой.
— Бой! — испуганно воскликнула Аманда. — Ты хочешь сказать, что будешь сражаться с британцами, моими соседями и друзьями, теми, кто трудился рука об руку с моим отцом, с Робертом?! Да что там — ты же можешь столкнуться с самим Робертом! — внезапно вскричала она, в ужасе округляя глаза. — И за кого ты прикажешь мне молиться, Чингу? Уж не хочешь ли ты, чтобы я молилась о спасении мужа, который отправился убивать моих друзей?
Смуглое лицо Чингу снова стало равнодушным и непроницаемым — только угольно-черные глаза сверкали все так же пронзительно.
— Аманда, ты, как и я, — из племени абнаки. И ты поступишь так, как поступят все женщины-абнаки: будешь ждать возвращения своего мужа. А он выполнит долг мужчины и воина, победит всех, кто может угрожать его деревне, его родным и близким. Для тебя не должно иметь значения, с кем именно мне придется сражаться!
— Чингу! Но ведь тебе придется убивать моих друзей! — настаивала Аманда.
На миг в вигваме повисла тишина, и наконец Чингу проговорил:
— Но тогда, Аманда, я должен напомнить тебе, что твои друзья захотят убить твоего мужа…
Жестокая правда, заключенная в его словах, поразила ее в самую душу, и она моментально вспомнила — так живо и ярко, — как знакомые солдаты похвалялись друг перед другом числом собственноручно убитых ими индейцев. Она растерянно посмотрела на Чингу. Не сразу у нее нашлись силы спросить:
— Когда ты уходишь, Чингу? С каким отрядом?
— С самым первым, через два дня, — тут же откликнулся он каким-то мертвым, деревянным голосом.
Уже через минуту Чингу смотрел на жену ласковым, полным любви и нежности взглядом. Он прижал Аманду к себе и горячо зашептал:
— Мне ужасно не хочется расставаться с тобой, Аманда, но я нарочно уйду одним из первых, пока тебе еще не пришло время рожать. Тогда я наверняка успею вернуться, чтобы увидеть, как появится на свет мой сын, а не буду бродить где-то в лесу, за много-много миль, когда у тебя начнутся роды.
Не спуская глаз с Чингу, Аманда снова с благодарностью подумала о том, что, принимая решения, он прежде всего заботится о ее интересах. Не всякой женщине выпадает счастье получить в мужья такого внимательного и любящего человека!
От этих мыслей потеплело на душе, и Аманда с улыбкой купалась в его нежных, осторожных ласках, которые постепенно становились все более настойчивыми и интимными. Чингу снял с нее платье одним стремительным, скользящим движением и залюбовался совершенством ее тела. Ибо он до сих пор восхищался своей женой так, будто видел ее в первый раз, и no-прежнему загорался желанием и страстью. Вздрагивая от нетерпения, Чингу подхватил Аманду на руки и отнес в постель. Он задержался ровно настолько, чтобы избавиться от одежды, и поспешил занять место возле Аманды, с наслаждением прижимаясь сильным смуглым бронзовым телом к ее телу, отливавшему молочной белизной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
В два счета Чингу развязал лямки на ее тюке и взвалил его поверх собственного, чтобы она могла двигаться налегке.
— Нет, Чингу, я не согласна, чтобы ты тащил за двоих!
— Ты несешь моего ребенка, а это нелегкий груз, — серьезно возразил он. — Идем, не то отстанем от наших.
Но Аманда все еще колебалась, нерешительно поглядывая на его неподъемный груз, и тогда Чингу добавил тихим, проникновенным голосом, ласково глядя ей в лицо:
— Аманда, разве ты до сих пор не понимаешь, что я тоже чувствую твою боль, когда ты мучаешься от усталости? Когда ты задыхалась, мне тоже нечем было дышать. А когда я увижу, что ты шагаешь легко, я тоже полечу, как на крыльях, и не важно, тяжел ли мой груз. Ты будешь по-прежнему настаивать на том, чтобы самой нести свой тюк, и заставлять мучиться меня? Умоляю, Аманда, сжалься надо мной!
Розовые губы, которые он так любил целовать, раздвинула слабая улыбка, и Чингу едва не закричал от радости, когда она тихо призналась:
— Чингу, ты, как всегда, сумел облегчить груз не только у меня на спине, но и на сердце. — Она помолчала и добавила: — Ну что ж, а теперь пошли!
Весь остаток пути до деревни Аманда молчала. Измученная, хрупкая, она еле двигалась даже без багажа, снегоступы казались бесконечной пыткой. А стоило взгляду натолкнуться на сухощавую, сильную фигуру Чингу, согнувшегося под двойным грузом, и сердце щемило от стыда и вины.
А Чингу, отлично видевший и ее усталость, и душевные муки, каждый вечер на привале обнимал жену с большой нежностью и без конца шептал ей, как в самую первую их ночь:
— Аманда, жена моя, я люблю тебя!
Эти слова вытесняли из сознания плохие мысли и убаюкивали ее, погружая в облако сна.
Когда к исходу третьего дня путешественники увидели свою деревню, Аманда испытала настоящее облегчение. Ей казалось, что теперь, в вигваме, который она привыкла считать своим домом, будет легче заглушить воспоминания о грустных зеленых глазах и обиженном красивом лице, не дававшие ей покоя. Она искренне надеялась, что привычные хлопоты притупят беспощадную память, потому что была вынуждена признать: самой ей не под силу выбросить Адама из головы.
Внезапно Аманда ощутила на себе чей-то пронзительный взгляд, обернулась и увидела Чингу. Ее снова охватило чувство вины. Она попыталась отвернуться, но ласковая рука заставила ее поднять лицо. И ей пришлось прямо взглянуть на человека, который был ее мужем. Стыд и раскаяние придали ей душевных сил. И она поклялась себе никогда больше не причинять боли тому, кто дарил ей нежность и любовь. Она ласково сжала руку Чингу своей маленькой рукой и повела его домой.
Только глубоким вечером, когда уже весь багаж был распакован и разложен и Аманда хлопотала над нехитрым ужином, она вспомнила о том, что даже не поинтересовалась, что сказал генерал Монткальм на встрече с индейскими вождями. Почему их так поспешно вызывали в форт? Как только они вернулись, Чингу ушел на совет к сахему и до сих пор сидел там. Совет необычно затянулся — наверное, вожди спорят о чем-то. Но о чем? Аманда чувствовала, как с каждой минутой в душе нарастают смятение и тревога. Ее руки, месившие тесто для кукурузных лепешек, стали заметно дрожать.
Шорох у входа привлек ее внимание, и с огромным облегчением она увидела, что пришел Чингу. Он вошел и уселся рядом.
— Скажи мне, Чингу, что хотел передать генерал сахему? — спросила Аманда. Ей казалось, что от этого генерала не стоило ждать ничего хорошего для племени абнаки.
— Генерал настаивает на том, чтобы увеличить число разведчиков, охраняющих подступы к форту Карильон. Он чувствует, что враги готовят новую атаку, и просил нас прислать свои отряды на помощь солдатам, если начнется большой бой.
— Бой! — испуганно воскликнула Аманда. — Ты хочешь сказать, что будешь сражаться с британцами, моими соседями и друзьями, теми, кто трудился рука об руку с моим отцом, с Робертом?! Да что там — ты же можешь столкнуться с самим Робертом! — внезапно вскричала она, в ужасе округляя глаза. — И за кого ты прикажешь мне молиться, Чингу? Уж не хочешь ли ты, чтобы я молилась о спасении мужа, который отправился убивать моих друзей?
Смуглое лицо Чингу снова стало равнодушным и непроницаемым — только угольно-черные глаза сверкали все так же пронзительно.
— Аманда, ты, как и я, — из племени абнаки. И ты поступишь так, как поступят все женщины-абнаки: будешь ждать возвращения своего мужа. А он выполнит долг мужчины и воина, победит всех, кто может угрожать его деревне, его родным и близким. Для тебя не должно иметь значения, с кем именно мне придется сражаться!
— Чингу! Но ведь тебе придется убивать моих друзей! — настаивала Аманда.
На миг в вигваме повисла тишина, и наконец Чингу проговорил:
— Но тогда, Аманда, я должен напомнить тебе, что твои друзья захотят убить твоего мужа…
Жестокая правда, заключенная в его словах, поразила ее в самую душу, и она моментально вспомнила — так живо и ярко, — как знакомые солдаты похвалялись друг перед другом числом собственноручно убитых ими индейцев. Она растерянно посмотрела на Чингу. Не сразу у нее нашлись силы спросить:
— Когда ты уходишь, Чингу? С каким отрядом?
— С самым первым, через два дня, — тут же откликнулся он каким-то мертвым, деревянным голосом.
Уже через минуту Чингу смотрел на жену ласковым, полным любви и нежности взглядом. Он прижал Аманду к себе и горячо зашептал:
— Мне ужасно не хочется расставаться с тобой, Аманда, но я нарочно уйду одним из первых, пока тебе еще не пришло время рожать. Тогда я наверняка успею вернуться, чтобы увидеть, как появится на свет мой сын, а не буду бродить где-то в лесу, за много-много миль, когда у тебя начнутся роды.
Не спуская глаз с Чингу, Аманда снова с благодарностью подумала о том, что, принимая решения, он прежде всего заботится о ее интересах. Не всякой женщине выпадает счастье получить в мужья такого внимательного и любящего человека!
От этих мыслей потеплело на душе, и Аманда с улыбкой купалась в его нежных, осторожных ласках, которые постепенно становились все более настойчивыми и интимными. Чингу снял с нее платье одним стремительным, скользящим движением и залюбовался совершенством ее тела. Ибо он до сих пор восхищался своей женой так, будто видел ее в первый раз, и no-прежнему загорался желанием и страстью. Вздрагивая от нетерпения, Чингу подхватил Аманду на руки и отнес в постель. Он задержался ровно настолько, чтобы избавиться от одежды, и поспешил занять место возле Аманды, с наслаждением прижимаясь сильным смуглым бронзовым телом к ее телу, отливавшему молочной белизной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94