ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Она закричала, призывая служившую в доме охрану. Кэйко схватили и отняли у нее ставший орудием убийства на первый взгляд невинный предмет женского туалета.
Три самурая, не желавшие быть замешанными в эту историю, немедленно покинули заведение, а госпожа Суми распорядилась пригласить стражей порядка. Она на удивление быстро овладела собой и отдавала приказания четко и деловито.
Кэйко усадили на футон в дальнем углу комнаты и зорко охраняли.
Когда ее препроводили в тюрьму, была глубокая ночь. Решетки раздвинулись, и Кэйко втолкнули в какое-то помещение. В потолке было небольшое зарешеченное отверстие, снаружи тускло мерцал светильник – его пламя высвечивало в полутьме множество лежащих на полу тел. Никто не шелохнулся – люди спали или делали вид, что спят. Кэйко сразу почувствовала дурной запах и поспешно зажала нос рукавом. От ее кимоно пахло хризантемами и еще – кровью. Но женщина не жалела о содеянном! Никогда не наступит то время, когда она пожалеет о том, что совершила в своей жизни!
Кэйко присела возле стены. В ее открытых глазах застыло выражение угрожающе-спокойной уверенности в том, что все будет так, как она задумала. Внезапное просветление разума было зловещим и скорбным – впервые за долгие годы она обрела настоящую цель и не сомневалась в том, что ей удастся ее достичь. Во всем, что с нею случилось, виноват только один человек, Акира, и его нужно убить!
Наступило утро. Светильник погас, теперь в отверстие робко заглядывало солнце, и его слабый свет подчеркивал мертвенную бледность лиц сидящих в камере людей. Здесь были одни только женщины, самого разного возраста, в основном кое-как причесанные, бедно одетые, неопрятные. Многие поглядывали на новенькую, но никто не пытался с нею заговорить.
Кэйко не знала, сколько прошло времени, когда возле решетки, отделяющей камеру от коридора, появилась фигура охранника.
– Хаяси! – выкрикнул он. – Есть здесь Хаяси? Подойди сюда, к тебе пришли.
Она приблизилась к решетке. Позади охранника Кэйко увидела… госпожу Суми, та стояла, прислонившись к стене, и держала в руках что-то завернутое в платок.
Что увидела госпожа Суми? Нет, только не прежнюю Кэйко, чья влекущая неприступность и неотразимое, таящее вечный призыв кокетство неизменно сражали мужчин. Теперь в облике женщины вдруг проявилось все то трагическое и мрачное, что незримо присутствовало в ее душе все эти долгие годы.
– Возьми, – без лишних вступительных слов промолвила Суми и протянула Кэйко узелок. – Здесь еда, гребень и чистая одежда.
Кэйко просунула руку сквозь решетку, молча взяла узел, и тогда Суми, горько усмехнувшись, сказала:
– Не ожидала, что я приду? Думала, стану тебя ненавидеть? Просто ты сделала то, чего никогда не решилась бы сделать я.
– Что с вами будет? – спросила Кэйко.
– За меня не надо беспокоиться. Я скопила достаточно денег, так что проживу. Может быть, съезжу в родную деревню. Мне не хочется оставаться в Киото. А вот что будет с тобой?
– Мне нужно выйти отсюда, – сказала Кэйко, мрачно глядя прямо перед собой.
Госпожа Суми не удивилась. Быстро оглянувшись, она прошептала:
– Не знаю, чем я могу тебе помочь… Скажу одно: я тут кое-кого повыспрашивала и постараюсь сделать так, чтобы ты попала к судье Косака-сан. Он уже немолод, уродлив, но при этом обожает хорошеньких женщин. А дальше… Сама знаешь, что нужно делать.
– Я не хочу! – с отвращением воскликнула Кэйко. Госпожа Суми печально улыбнулась:
– Если ты думаешь, что можешь чего-то добиться другим способом, Кэйко, то сильно ошибаешься.
С этими словами она отвернулась от решетки, и Кэйко поняла, что больше им не о чем говорить.
Вернувшись на свое место, она развернула фуросики. Там было нижнее кимоно (а в него запрятаны деньги), гребень, а также лакированная коробочка с еще теплым рисом и приправленной тертой редькой вареной рыбой. Почувствовав аппетитный запах, Кэйко поняла, что проголодалась. Она не успела приняться за еду – рядом появились две женщины. Неопределенного возраста, неряшливые, с пропахшими рыбой и дешевым маслом волосами. Одна из них толкнула Кэйко ногой и произнесла с нехорошей улыбкой:
– Откуда ты здесь взялась, красавица? А другая бесцеремонно выпалила:
– Отдай!
Кэйко положила узелок на пол и встала. В глазах смотревших на нее женщин были презрение, злоба и жадность.
Одна из них схватила Кэйко за руку. Тут же вторая вцепилась ей в волосы. Кэйко отбивалась, как могла, кричала, но никто не появился; находившиеся в камере отвечали равнодушными взглядами. Итог схватки был неутешительным: у нее отобрали еду, гребень, деньги, одежду – даже испачканное кровью верхнее кимоно – и небрежно швырнули чужое, рваное, грязное, каких она никогда не носила. Вдобавок поцарапали лицо и руки и вырвали клок волос…
Прошло две недели. За нею никто не приходил. В камере было темно, холодно, грязно. Многие женщины болели; некоторые страдали нарывами, другие сильно кашляли. Кормили два раза в день разведенным водою клейким рисом, поили холодным жидким чаем. Новеньких приводили редко, зато каждый день выносили умерших. В камере никто не убирал, воды для умывания не было.
Когда Кэйко наконец повели к судье, она находилась в таком отчаянии, что была готова грызть решетки зубами, лишь бы выйти отсюда.
В те времена не имело большого значения, какое именно преступление совершил человек – украл или убил. Куда важнее было то, на чью жизнь или имущество он посягнул. (Если бы Кэйко убила самурая, ее участь была бы решена немедленно.) Виды наказаний тоже не отличались разнообразием: порка, отрубание частей тела либо смертная казнь, куда реже – ссылка. Другое дело, существовало много способов приведения приговора в исполнение, многие из коих были весьма мучительны. Проще говоря, преступнику везло, если ему просто отрубали голову, а не убивали как-то иначе – медленно и изощренно.
Судья впрямь был уродлив и стар, и он посмотрел на Кэйко, как посмотрел бы на любую другую женщину, то есть как на вещь. В его взгляде не было неприязни, лишь безразличие и усталость, как у всякого, кто вынужден заниматься бесконечной нудной работой. Рядом с судьей сидел помощник, его желто-коричневое лицо казалось высеченным из камня. На этом похожем на грубую маску лице жили только глаза – их холодный твердый взгляд скользнул по фигуре женщины, как по неодушевленному предмету.
– Имя? – спросил судья, и помощник ответил:
– Хаяси Кэйко.
– Род занятий?
– Служила в «веселом доме».
Затем судья задал следующий вопрос, и они с помощником продолжали общаться между собой, будто Кэйко тут не было. Тогда она неожиданно подала голос:
– Я составлю жалобу.
Судья и его помощник на мгновение встрепенулись и застыли в недоумении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60