Он не ценил Асият. Он обвинял ее всю жизнь, впрочем, как и Мадину. Он понял, что бывшая невеста, в конце концов, выбрала янычара, и не захотел, чтобы она была счастлива с другим. Заставил ее мучиться и страдать.
Зато отношения Ильяса с Хайдаром были непосредственными и дружескими. Выходит, дети оказались умнее родителей…
Айтек подошел к Асият, глаза которой блестели от слез, и неожиданно обнял жену. Потом, сделав над собой усилие, приблизился к Ильясу и протянул ему руку.
– Прости. За Мансура. За… твоего отца. Наверное, ты хороший человек, если так его любишь и не забываешь нанесенных ему обид!
– Хайдар сказал, что не держит на вас зла. И моя мать тоже, – чувствуя неловкость, произнес юноша.
Рука Айтека повисла в воздухе. Чуть помедлив, Ильяс осторожно коснулся его ладони. Тогда Айтек сжал руку юноши, ухватившись за нее, как оказавшийся над пропастью путник хватается за спасительную веревку.
– Ильяс! У меня есть… еще два сына, а у тебя, кроме братьев, – красавицы сестры, похожие друг на друга как две дождевые капли, как две пчелки в улье! Ты должен познакомиться с ними! Нужно устроить праздник! Почему мы давно не устраивали праздников, Хафиза?
– Главное, чтобы праздник царил в душе, – ответила женщина.
Через неделю Ильяс, нагруженный подарками, отправился в путь верхом на Нуре. Помимо прочего юноша получил кинжал с украшенной резьбой рукояткой, красивый пояс с серебряными насечками и великолепную конскую сбрую.
За последние дни отношения с Айтеком не то чтобы окрепли, но значительно потеплели. Теперь, когда тайна происхождения Ильяса была раскрыта, его привечали даже братья Мадины, Азиз и Шадин. Пока молодому янычару было трудно привыкнуть к мысли, что как раз он, а не Хайдар чистокровный черкес. Он по-прежнему считал своим настоящим отцом Мансура, который открыл ему жизнь и подарил целый мир, мир веры в счастье, надежды на лучшее и незаметной, но стойкой любви.
Больше всего на свете Ильяс желал очутиться рядом с ним и со своей матерью, удивительной женщиной, всю правду о которой ему еще не довелось узнать.
Глава IX
1681 год, Стамбул, Турция
Наступил вечер. В розоватой пустыне неба плыло огромное оранжевое солнце. Гребни морских волн казались окрашенными кровью. Заслоняющие солнце паруса кораблей были расцвечены закатом.
Мансур шел рядом с товарищем и думал о том, почему он, всю жизнь исполнявший чужие приказы, и Бекир, который всегда старался получше устроиться в жизни и выбрал не слишком сложную и опасную службу, решились пойти на безумный риск и задумали ни много, ни мало изменить судьбу империи. Как могло случиться, что он, добившийся любви Мадины, живущий счастливо, спокойно и мирно, осмелился испытывать судьбу! Не потому ли, что ему стало стыдно за беспечную, сытую, лишенную подвигов жизнь?
Вопреки предположениям Бекира, Мадина не отговаривала Мансура от его затеи, не умоляла остаться с ней и не рисковать благополучием детей. Она стойко приняла его решение. Точно так же вела себя Эмине-ханым.
Вечерний город был удивительно красив. Увенчанные золотой символикой купола дворцов, словно парящие в небе минареты, галереи из колонн и арок, цветной мрамор, голубые и зеленые кафельные плитки, искусно вырезанный геометрический или растительный орнамент, украшавший стены конаков, – все это переливалось и играло в лучах закатного солнца.
Возле мечети сидели студенты медресе и нараспев повторяли заученные суры Корана. Здесь же расположился уличный писарь с острыми перьями и до блеска начищенной медной чернильницей. Нищий пытался продать прохожим какие-то старые, никому не нужные вещи. Мансур остановился и подал ему серебряную монету.
У бывшего янычара было странное чувство: казалось, он навеки прощается с привычным, ставшим ему дорогим миром спокойствия, благополучия, любви и красоты. Стоил ли этот мир того, чтобы променять его на другой, полный смертельной опасности, крови и звона мечей?
Внутреннее пространство дворца было огромным; у входа располагался обширный двор, через который ежедневно проходило множество людей самого разного звания, вереницы верблюдов, нагруженных тюками с оружием и продовольствием, ценностями для султанской сокровищницы. Во дворе росло громадное дерево, под кроной которого стояли два столба для казни государственных преступников.
Бекир предъявил грамоту и вошел в ворота. Мансура не задержали – в том, что субаши и его сослуживец следуют во дворец, не было ничего удивительного: Бекир постоянно докладывал о порядке в городе и настроениях жителей. Пока Бекир разговаривал с начальством, Мансур ждал его во внутреннем дворе. Потом им предстояло найти укромное место и затаиться до ночи. Бекир утверждал, что янычар, командующий отрядом охраны нынешней ночью, свой человек и, совершая обход, «не заметит» посторонних.
Во внутреннем пространстве дворцового комплекса было много одноэтажных зданий с отдельными двориками и садами. В одном из таких дворов и спрятались мужчины.
Тьма еще не сгустилась, вдоль горизонта протянулась красная полоска. Воздух был прозрачен и свеж. Вскоре над дворцовой территорией поплывет торжественный звук последнего призыва муэдзина, и все правоверные станут совершать намаз. Мансур надеялся, что Аллах простит их с Бекиром за то, что именно в этот священный миг они побегут отпирать главные ворота.
Завтра утром должно было состояться заседание дивана, и поэтому великий визирь Кара Мустафа ночевал не в своей резиденции, носившей помпезное название Высокая Порта, а в одном из ближних к Площади собраний зданий.
Бекир надеялся, что победа будет быстрой и легкой. Отряд опытных, хорошо вооруженных янычар, ожидавших условного знака за пределами Сераля, насчитывал около ста человек.
– Пора, – шепнул Бекир, и они с Мансуром выскользнули из дворика.
Они почти добежали до ворот, как вдруг услышали громкий топот: к ним спешила охрана.
Мансур быстро взглянул на приятеля.
– Предательство! Это Джавад! – Процедил сквозь зубы Бекир, а потом воскликнул: – Скорее, к стене! Быть может, успеем!
Они бросились бежать. Возле стен не оказалось деревьев, на которые можно было бы забраться, и Мансур скомандовал:
– Полезай ко мне на плечи! Надеюсь, дотянешься…
Бекир не стал спорить. Ему удалось дотянуться до верха стены, и он вскарабкался на нее, опираясь на неровные выступы каменной кладки. А Мансуру пришлось скрестить свой ятаган с саблями дворцовых стражников.
– Прыгай! Беги! – Крикнул он Бекиру.
Мансур пять лет не брал в руки оружие и думал, что тело не подчинится ему, но память мышц была не менее сильна, чем память разума. Он ринулся в иступленную, яростную атаку.
– Живым! – Кричал начальник стражи. – Возьмите его живым!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Зато отношения Ильяса с Хайдаром были непосредственными и дружескими. Выходит, дети оказались умнее родителей…
Айтек подошел к Асият, глаза которой блестели от слез, и неожиданно обнял жену. Потом, сделав над собой усилие, приблизился к Ильясу и протянул ему руку.
– Прости. За Мансура. За… твоего отца. Наверное, ты хороший человек, если так его любишь и не забываешь нанесенных ему обид!
– Хайдар сказал, что не держит на вас зла. И моя мать тоже, – чувствуя неловкость, произнес юноша.
Рука Айтека повисла в воздухе. Чуть помедлив, Ильяс осторожно коснулся его ладони. Тогда Айтек сжал руку юноши, ухватившись за нее, как оказавшийся над пропастью путник хватается за спасительную веревку.
– Ильяс! У меня есть… еще два сына, а у тебя, кроме братьев, – красавицы сестры, похожие друг на друга как две дождевые капли, как две пчелки в улье! Ты должен познакомиться с ними! Нужно устроить праздник! Почему мы давно не устраивали праздников, Хафиза?
– Главное, чтобы праздник царил в душе, – ответила женщина.
Через неделю Ильяс, нагруженный подарками, отправился в путь верхом на Нуре. Помимо прочего юноша получил кинжал с украшенной резьбой рукояткой, красивый пояс с серебряными насечками и великолепную конскую сбрую.
За последние дни отношения с Айтеком не то чтобы окрепли, но значительно потеплели. Теперь, когда тайна происхождения Ильяса была раскрыта, его привечали даже братья Мадины, Азиз и Шадин. Пока молодому янычару было трудно привыкнуть к мысли, что как раз он, а не Хайдар чистокровный черкес. Он по-прежнему считал своим настоящим отцом Мансура, который открыл ему жизнь и подарил целый мир, мир веры в счастье, надежды на лучшее и незаметной, но стойкой любви.
Больше всего на свете Ильяс желал очутиться рядом с ним и со своей матерью, удивительной женщиной, всю правду о которой ему еще не довелось узнать.
Глава IX
1681 год, Стамбул, Турция
Наступил вечер. В розоватой пустыне неба плыло огромное оранжевое солнце. Гребни морских волн казались окрашенными кровью. Заслоняющие солнце паруса кораблей были расцвечены закатом.
Мансур шел рядом с товарищем и думал о том, почему он, всю жизнь исполнявший чужие приказы, и Бекир, который всегда старался получше устроиться в жизни и выбрал не слишком сложную и опасную службу, решились пойти на безумный риск и задумали ни много, ни мало изменить судьбу империи. Как могло случиться, что он, добившийся любви Мадины, живущий счастливо, спокойно и мирно, осмелился испытывать судьбу! Не потому ли, что ему стало стыдно за беспечную, сытую, лишенную подвигов жизнь?
Вопреки предположениям Бекира, Мадина не отговаривала Мансура от его затеи, не умоляла остаться с ней и не рисковать благополучием детей. Она стойко приняла его решение. Точно так же вела себя Эмине-ханым.
Вечерний город был удивительно красив. Увенчанные золотой символикой купола дворцов, словно парящие в небе минареты, галереи из колонн и арок, цветной мрамор, голубые и зеленые кафельные плитки, искусно вырезанный геометрический или растительный орнамент, украшавший стены конаков, – все это переливалось и играло в лучах закатного солнца.
Возле мечети сидели студенты медресе и нараспев повторяли заученные суры Корана. Здесь же расположился уличный писарь с острыми перьями и до блеска начищенной медной чернильницей. Нищий пытался продать прохожим какие-то старые, никому не нужные вещи. Мансур остановился и подал ему серебряную монету.
У бывшего янычара было странное чувство: казалось, он навеки прощается с привычным, ставшим ему дорогим миром спокойствия, благополучия, любви и красоты. Стоил ли этот мир того, чтобы променять его на другой, полный смертельной опасности, крови и звона мечей?
Внутреннее пространство дворца было огромным; у входа располагался обширный двор, через который ежедневно проходило множество людей самого разного звания, вереницы верблюдов, нагруженных тюками с оружием и продовольствием, ценностями для султанской сокровищницы. Во дворе росло громадное дерево, под кроной которого стояли два столба для казни государственных преступников.
Бекир предъявил грамоту и вошел в ворота. Мансура не задержали – в том, что субаши и его сослуживец следуют во дворец, не было ничего удивительного: Бекир постоянно докладывал о порядке в городе и настроениях жителей. Пока Бекир разговаривал с начальством, Мансур ждал его во внутреннем дворе. Потом им предстояло найти укромное место и затаиться до ночи. Бекир утверждал, что янычар, командующий отрядом охраны нынешней ночью, свой человек и, совершая обход, «не заметит» посторонних.
Во внутреннем пространстве дворцового комплекса было много одноэтажных зданий с отдельными двориками и садами. В одном из таких дворов и спрятались мужчины.
Тьма еще не сгустилась, вдоль горизонта протянулась красная полоска. Воздух был прозрачен и свеж. Вскоре над дворцовой территорией поплывет торжественный звук последнего призыва муэдзина, и все правоверные станут совершать намаз. Мансур надеялся, что Аллах простит их с Бекиром за то, что именно в этот священный миг они побегут отпирать главные ворота.
Завтра утром должно было состояться заседание дивана, и поэтому великий визирь Кара Мустафа ночевал не в своей резиденции, носившей помпезное название Высокая Порта, а в одном из ближних к Площади собраний зданий.
Бекир надеялся, что победа будет быстрой и легкой. Отряд опытных, хорошо вооруженных янычар, ожидавших условного знака за пределами Сераля, насчитывал около ста человек.
– Пора, – шепнул Бекир, и они с Мансуром выскользнули из дворика.
Они почти добежали до ворот, как вдруг услышали громкий топот: к ним спешила охрана.
Мансур быстро взглянул на приятеля.
– Предательство! Это Джавад! – Процедил сквозь зубы Бекир, а потом воскликнул: – Скорее, к стене! Быть может, успеем!
Они бросились бежать. Возле стен не оказалось деревьев, на которые можно было бы забраться, и Мансур скомандовал:
– Полезай ко мне на плечи! Надеюсь, дотянешься…
Бекир не стал спорить. Ему удалось дотянуться до верха стены, и он вскарабкался на нее, опираясь на неровные выступы каменной кладки. А Мансуру пришлось скрестить свой ятаган с саблями дворцовых стражников.
– Прыгай! Беги! – Крикнул он Бекиру.
Мансур пять лет не брал в руки оружие и думал, что тело не подчинится ему, но память мышц была не менее сильна, чем память разума. Он ринулся в иступленную, яростную атаку.
– Живым! – Кричал начальник стражи. – Возьмите его живым!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58