Лишь после нескольких категорических предупреждений, высказанных старым бароном, Владимир повел себя сдержаннее и больше времени проводил с друзьями в казарме или на светских праздниках, нежели дома.
Не встречаясь с Анной, Владимир забывался, и обида на отца становилась глуше и уходила глубже, но стоило ему увидеть или паче чаяния — услышать Анну, ненависть и ярость с новой силой овладевали им. Вот и сейчас, вернувшись домой не в лучшем настроении после боя, почти проигранного Репнину, и счастливого назначения последнего в адъютанты цесаревича Александра, Владимир и в родных стенах не мог найти успокоение и понимание. Отец даже не ждал его — он весь превратился в слух и умиление. И как же могло быть иначе — Анна пела! О Господи, как она пела!
Этот голос надрывал душу и заставлял слезиться глаза…
Владимир не решился войти в залу и прижался к стене за полуоткрытой дверью, откуда хорошо все слышал. Он не хотел слушать, но и не слушать Анну было невозможно.
Наконец, Анна сыграла финальный аккорд романса, и, когда замерли последние звуки ее голоса, раздались теплые и уважительные аплодисменты — старый барон благодарил свою воспитанницу за пение.
— Вы желаете, чтобы я еще что-нибудь спела для вас? — спросила Анна.
— Аннушка, я готов тебя слушать бесконечно, — улыбнулся барон. — Но сегодня лучше побереги голос до вечера.
— Для чего?
— А вот послушай-ка, — барон взял с серебряного подноса для почты, лежавшем на столике рядом с диваном, распечатанное письмо. — Так… «Здравствуй, дорогой друг!». Так.., здоровье… засвидетельствовать почтение… Вот!
«…а именно хочу сообщить тебе, что сегодня я смогу устроить прослушивание для твоей протеже Анны на маскараде у Потоцкого, и смею заверить, если она так талантлива, как ты уверяешь, то ей суждено петь на императорской сцене!»
Ты понимаешь? Сегодня тебя будет слушать директор императорских театров — Оболенский. Сергей Степанович — мой давний и хороший друг.
— Директор императорских театров?
— Да, в присутствии особ, приближенных ко двору!
— Но это так неожиданно… — Анна растерялась и вздохнула. — Что, если Сергею Степановичу каким-либо образом станет известна правда обо мне?
Может случиться, что кто-нибудь меня узнает — и скажет ему, что я…
— Никто не узнает, что ты крепостная, — поспешил уверить ее барон.
— А как же Владимир? — встрепенулась Анна. — Он тоже приглашен?
— Он ничего не скажет. Я обещаю тебе, — строго сказал барон.
— Иван Иванович! Вы слишком добры ко мне. Я не стою ваших хлопот!
— Я всего лишь хочу, чтобы ты была счастлива. И ты будешь счастлива. Даю тебе слово барона Корфа. Слово, в котором еще никто не мог усомниться!
И не благодари меня, все мои старания для тебя — лишь малая часть того, что я должен отдать твоим заслугам и таланту.
— Но… — хотела возразить Анна.
— Более не говори ничего! И ожидай меня здесь — я тотчас же вернусь. Я хотел бы кое-что показать тебе. Это очень важно, моя дорогая, — барон поднялся, жестом остановил Анну, попытавшуюся встать, как обычно делают слуги в присутствии хозяина, и вышел из залы.
Он прошел близко от Владимира и не заметил его. Владимир на мгновение задержал дыхание и с трудом подавил волнение, с новой силой всколыхнувшее его душу. Отец, что же это такое, отец?! Дождавшись, когда барон пройдет, Владимир резко распахнул дверь в залу и вошел. Анна, игравшая в одиночестве какую-то музыкальную пиеску и что-то напевавшая вполголоса, резко оборвала свое музицирование.
— Что же вы прекратили петь?
Насколько я понял, это обычное занятие для наших крепостных в часы досуга, — ожесточенно бросил ей Владимир.
— Иван Иванович разрешил мне… — Анна поднялась уйти.
— Стоять! — зарычал Владимир. — Разве я сказал, что ты свободна? У меня для вас есть поручение, сударыня.
И я надеюсь, не должен напоминать, что вы обязаны выполнять мои поручения. Все мои поручения!
— Конечно, что прикажете, — Анна поклонилась ему.
Владимир заметил, как аккуратно и со вкусом сделана ее прическа — волосок к волоску и такие прелестные завитки на висках!.. И от этого его раздражение усилились сверх всякой меры.
— Мои сапоги отвратительно вычищены, — грубо сказал он. — Идите и надрайте их! Так, чтобы я мог видеть в них свое собственное отражение.
— Это все?
— Нет, — не унимался Владимир. — После сбегайте в лавку Мойшеса за бутылкой шампанского.
— Я могу идти, мой господин? — Анна не поднимала глаз, и все ее существо выражало лишь одно — безропотность и покорность.
— Извольте, — издевательски проронил Владимир сквозь зубы, глядя, как Анна медленно складывает ноты на крышке рояля и выходит из залы'.
Владимир самодовольно улыбнулся и подошел к столику, на котором лежало оставленное отцом письмо от Оболенского. Он едва удержался от желания разорвать этот листок — свидетельство неминуемого позора его семьи. В этот момент вернулся барон, и в руках отца Владимир увидел прямоугольный футляр — в таких обычно хранят украшения. Глаза Владимира недобро блеснули.
Барон с недоумением огляделся по сторонам.
— Владимир! Ты дома? А где Анна?
Она же только что была здесь.
— Я отправил ее по делам, — Владимир цинично засмеялся.
— Что еще за дела? — вздрогнул барон.
— Я приказал ей купить мне шампанского. Хочу банкетировать несколько приятных событий, которыми был отмечен прошедший день.
— Послушай, неужели нельзя было послать за вином кого-нибудь из слуг, — в голосе отца Владимиру почудилась нервность, но он пропустил эти признаки мимо ушей. Он упивался своей победой над Анной.
— А она и есть служанка!
— Не в этом доме. Скажи, чтобы за ней послали, пусть вернется. Она должна готовиться к сегодняшнему вечеру.
— Скажите, отец, зачем вам это нужно? — Владимир посмотрел на отца прямо, в упор.
— У Анны — редкий талант, — барон не отвел взгляда и не смягчил тона. — Такой дар нужно развивать.
— Так пусть поет себе в крепостном театре, чтобы услаждать слух хозяев!
На балу ей совершенно не место, и вам не следовало привозить ее в Петербург, отец! — голос Владимира зазвенел от негодования.
— Как ты смеешь судить мои поступки! — прикрикнул на него барон и добавил не терпящим возражения тоном:
— Мне очень жаль, Владимир, что ты все понимаешь превратно. А посему прошу тебя сейчас же оставить меня!..
И проследи, чтобы Анна немедленно вернулась. Я буду ждать ее здесь, сейчас!
Владимир опустил глаза, отрешенно кивнул и вышел из залы. Дав распоряжение одному из слуг найти Анну, он бросился к себе и запер комнату на ключ. Оставшись один, Владимир рухнул на постель, как был — в одежде, и зарычал с неистовой, но невероятным усилием воли подавленной злобой. Будь ты проклята, актерка, девка! Не-на-вижу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Не встречаясь с Анной, Владимир забывался, и обида на отца становилась глуше и уходила глубже, но стоило ему увидеть или паче чаяния — услышать Анну, ненависть и ярость с новой силой овладевали им. Вот и сейчас, вернувшись домой не в лучшем настроении после боя, почти проигранного Репнину, и счастливого назначения последнего в адъютанты цесаревича Александра, Владимир и в родных стенах не мог найти успокоение и понимание. Отец даже не ждал его — он весь превратился в слух и умиление. И как же могло быть иначе — Анна пела! О Господи, как она пела!
Этот голос надрывал душу и заставлял слезиться глаза…
Владимир не решился войти в залу и прижался к стене за полуоткрытой дверью, откуда хорошо все слышал. Он не хотел слушать, но и не слушать Анну было невозможно.
Наконец, Анна сыграла финальный аккорд романса, и, когда замерли последние звуки ее голоса, раздались теплые и уважительные аплодисменты — старый барон благодарил свою воспитанницу за пение.
— Вы желаете, чтобы я еще что-нибудь спела для вас? — спросила Анна.
— Аннушка, я готов тебя слушать бесконечно, — улыбнулся барон. — Но сегодня лучше побереги голос до вечера.
— Для чего?
— А вот послушай-ка, — барон взял с серебряного подноса для почты, лежавшем на столике рядом с диваном, распечатанное письмо. — Так… «Здравствуй, дорогой друг!». Так.., здоровье… засвидетельствовать почтение… Вот!
«…а именно хочу сообщить тебе, что сегодня я смогу устроить прослушивание для твоей протеже Анны на маскараде у Потоцкого, и смею заверить, если она так талантлива, как ты уверяешь, то ей суждено петь на императорской сцене!»
Ты понимаешь? Сегодня тебя будет слушать директор императорских театров — Оболенский. Сергей Степанович — мой давний и хороший друг.
— Директор императорских театров?
— Да, в присутствии особ, приближенных ко двору!
— Но это так неожиданно… — Анна растерялась и вздохнула. — Что, если Сергею Степановичу каким-либо образом станет известна правда обо мне?
Может случиться, что кто-нибудь меня узнает — и скажет ему, что я…
— Никто не узнает, что ты крепостная, — поспешил уверить ее барон.
— А как же Владимир? — встрепенулась Анна. — Он тоже приглашен?
— Он ничего не скажет. Я обещаю тебе, — строго сказал барон.
— Иван Иванович! Вы слишком добры ко мне. Я не стою ваших хлопот!
— Я всего лишь хочу, чтобы ты была счастлива. И ты будешь счастлива. Даю тебе слово барона Корфа. Слово, в котором еще никто не мог усомниться!
И не благодари меня, все мои старания для тебя — лишь малая часть того, что я должен отдать твоим заслугам и таланту.
— Но… — хотела возразить Анна.
— Более не говори ничего! И ожидай меня здесь — я тотчас же вернусь. Я хотел бы кое-что показать тебе. Это очень важно, моя дорогая, — барон поднялся, жестом остановил Анну, попытавшуюся встать, как обычно делают слуги в присутствии хозяина, и вышел из залы.
Он прошел близко от Владимира и не заметил его. Владимир на мгновение задержал дыхание и с трудом подавил волнение, с новой силой всколыхнувшее его душу. Отец, что же это такое, отец?! Дождавшись, когда барон пройдет, Владимир резко распахнул дверь в залу и вошел. Анна, игравшая в одиночестве какую-то музыкальную пиеску и что-то напевавшая вполголоса, резко оборвала свое музицирование.
— Что же вы прекратили петь?
Насколько я понял, это обычное занятие для наших крепостных в часы досуга, — ожесточенно бросил ей Владимир.
— Иван Иванович разрешил мне… — Анна поднялась уйти.
— Стоять! — зарычал Владимир. — Разве я сказал, что ты свободна? У меня для вас есть поручение, сударыня.
И я надеюсь, не должен напоминать, что вы обязаны выполнять мои поручения. Все мои поручения!
— Конечно, что прикажете, — Анна поклонилась ему.
Владимир заметил, как аккуратно и со вкусом сделана ее прическа — волосок к волоску и такие прелестные завитки на висках!.. И от этого его раздражение усилились сверх всякой меры.
— Мои сапоги отвратительно вычищены, — грубо сказал он. — Идите и надрайте их! Так, чтобы я мог видеть в них свое собственное отражение.
— Это все?
— Нет, — не унимался Владимир. — После сбегайте в лавку Мойшеса за бутылкой шампанского.
— Я могу идти, мой господин? — Анна не поднимала глаз, и все ее существо выражало лишь одно — безропотность и покорность.
— Извольте, — издевательски проронил Владимир сквозь зубы, глядя, как Анна медленно складывает ноты на крышке рояля и выходит из залы'.
Владимир самодовольно улыбнулся и подошел к столику, на котором лежало оставленное отцом письмо от Оболенского. Он едва удержался от желания разорвать этот листок — свидетельство неминуемого позора его семьи. В этот момент вернулся барон, и в руках отца Владимир увидел прямоугольный футляр — в таких обычно хранят украшения. Глаза Владимира недобро блеснули.
Барон с недоумением огляделся по сторонам.
— Владимир! Ты дома? А где Анна?
Она же только что была здесь.
— Я отправил ее по делам, — Владимир цинично засмеялся.
— Что еще за дела? — вздрогнул барон.
— Я приказал ей купить мне шампанского. Хочу банкетировать несколько приятных событий, которыми был отмечен прошедший день.
— Послушай, неужели нельзя было послать за вином кого-нибудь из слуг, — в голосе отца Владимиру почудилась нервность, но он пропустил эти признаки мимо ушей. Он упивался своей победой над Анной.
— А она и есть служанка!
— Не в этом доме. Скажи, чтобы за ней послали, пусть вернется. Она должна готовиться к сегодняшнему вечеру.
— Скажите, отец, зачем вам это нужно? — Владимир посмотрел на отца прямо, в упор.
— У Анны — редкий талант, — барон не отвел взгляда и не смягчил тона. — Такой дар нужно развивать.
— Так пусть поет себе в крепостном театре, чтобы услаждать слух хозяев!
На балу ей совершенно не место, и вам не следовало привозить ее в Петербург, отец! — голос Владимира зазвенел от негодования.
— Как ты смеешь судить мои поступки! — прикрикнул на него барон и добавил не терпящим возражения тоном:
— Мне очень жаль, Владимир, что ты все понимаешь превратно. А посему прошу тебя сейчас же оставить меня!..
И проследи, чтобы Анна немедленно вернулась. Я буду ждать ее здесь, сейчас!
Владимир опустил глаза, отрешенно кивнул и вышел из залы. Дав распоряжение одному из слуг найти Анну, он бросился к себе и запер комнату на ключ. Оставшись один, Владимир рухнул на постель, как был — в одежде, и зарычал с неистовой, но невероятным усилием воли подавленной злобой. Будь ты проклята, актерка, девка! Не-на-вижу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55