Она говорила и даже не замечала, что он несет ее на руках Куда-то наверх, а потом вниз и вбок, а потом вокруг сразу образовалась толпа народа, и Вивиан, ревущая в голос, стала хватать Майкла за руки, гладить Сью по спине, а сэр Эгберт держался за сердце и тоже кричал, капитан Арчер говорил что-то о наручниках и аресте до самого Лондона, но Сью ничего особенно не понимала, только прижималась к Майклу. Он внес ее в каюту и посадил на кровать, а когда отцепил ее руки и увидел, в каком она виде, то крикнул коротко и страшно:
— Вивиан!!!
А потом встал и пошел к двери, и, хотя народу в каюте и коридоре набилось полным-полно, все расступились перед ним. Сью рванулась из рук Вивиан с криком: «Майкл! Ты куда?!». Беннет повернулся и спокойно сказал ей, только ей, как будто они были здесь одни.
— Я скоро вернусь и больше никогда не уйду. Поняла, птица? Не сомневайся.
А Сью в этом и не сомневалась. Она вообще в нем не сомневалась.
Уже потом Сью узнала, что Джулиана Фо-улса Майкл Беннет нашел в лазарете, где упомянутый Фоулс жаловался судовому врачу на ушиб левого яичка. При виде входящего Майкла врач аккуратно закрыл журнал записи больных, убрал его в металлический сейф и вышел из лазарета, осторожно прикрыв за собой дверь. Зашел он примерно через четверть часа, когда взъерошенный Майкл кивнул ему на прощание, удаляясь по коридору. Врач добросовестно осмотрел то, что осталось от белокурого красавца-секретаря, поцокал языком, наложил несколько швов, вправил кое-какие кости и позвонил капитану, чтобы присылали охрану. После этого остатки мистера Фоул-са были препровождены в корабельный изолятор. Ввиду серьезности травм наручники на него решили не надевать.
Майкл вернулся в каюту и скомандовал:
— Ви, на выход с вещами.
— Прекрати свои шуточки, Майкл!
— А я не шучу. Выметайся. Спасибо тебе и все такое, но теперь выметайся.
Сью слабо пискнула из-под одеяла:
— Майкл, у меня ничего не болит, и мы с Ви умылись, а платье… его жалко, но что делать…
— Заглохни, артистка. А тебе, Вивиан Милтон, я скажу вот что. На твоем месте я бы на цырлах поскакал к своему дружку сэру Эгберту…
Из-за двери раздалось виноватое покашливание.
— …старому олуху, заперся бы и носу не высовывал до самого Ярмута. Я не бью тебя, потому что ты женщина, но вообще за все эти ваши цирковые номера вам всем троим стоило бы хорошенько навешать. Одна уже получила, так что не зли меня, Ви, и выметайся.
Сью с восхищением смотрела на грохочущего Майкла и покаянно примолкшую Вивиан, а потом сообразила, что ругают ту, в общем-то, из-за нее, и решила вмешаться.
— Майкл, пожалуйста, она не виновата, и сэр Эгберт тоже, просто так само получилось, я же тебе рассказывала…
— Заглохни, я кому сказал! Сэр Эгберт, можете зайти, вас продует в коридоре. Буквально на минуточку. Я просто все выскажу вам, и вы оба уйдете.
Ваша шутка была безобидна и действительно смешна. Проучить сноба — грех невелик и приятен. Но вы раздразнили Джулиана. Он слизняк и придурок, но он мужчина. Подлый, грязный, но мужчина. Вы переборщили, мои дорогие. Заигрались с живыми игрушками, и те вышли из-под контроля. Сэр Эгберт, а если бы он убил Сью? Вы были настолько уверены в безобидности своего секретаря, настолько самоуверенны, что подвергли жизнь девочки опасности. Молчи, девушка с фингалом!
— Ой, правда, синяк…
— А ты, Ви? Вечное благоразумие, богатый жизненный опыт, ум, такт — и такая непростигельная глупость! Короче, тебе я уже все сказал. Видеть вас обоих больше не могу. Идите отсюда.
И Майкл Беннет царственным жестом указал поникшим леди и лорду на дверь.
Они вышли, но на пороге Вивиан обернулась.
— Сью, девочка, прости меня и… если что-то понадобится, я не буду спать. И лорд Монтегю тоже…
— Я вообще больше спать не буду. Никогда. И секретарей брать не буду. Только грымз из агентства, которых подберет мне Элизабет… Прости, девочка моя, старого дурака…
Сью только молча помахала им, опасаясь гнева Майкла. Она-то на них не сердилась. Она вообще себя почему-то прекрасно чувствовала. Сердце пело, синяк не болел, и было хорошо, тепло и не страшно, потому что грозный хулиган Беннет уже запер дверь и подтащил кресло к самой ее постели, чтобы охранять до самого Ярмута, то есть целую неделю.
— Я свет оставлю? Или погашу?
— Погаси. Или оставь. Я тогда буду смотреть на тебя.
— Нет уж, ты будешь спать. А я, так и быть, буду смотреть.
— Тогда гаси. Я некрасивая с синяком.
— Тут не дождешься красоты-то. Тошнишь, падаешь, болеешь, вся в зеленке, потом с синяком. И чего я влюбился в такую страшную…
— ЧТО-О? Ты чего сейчас сказал?
— О, она еще и глуховата! Что надо, то и сказал. Спи.
— Тогда и ты спи.
— Я не могу спать сидя.
— Майкл…
— Что?
— Иди сюда.
— Чего?
— ИДИ СЮДА.
Он помолчал. Посидел немного в темноте. Потом встал, ощущая странную неловкость. Очень осторожно забрался на широкую постель и улегся поверх одеяла рядом со Сью. Внезапно она повернулась и крепко обняла его за шею. Майкл оцепенел. Кровь кипела у него в жилах, но руки и ноги замерзли от страха и неуверенности. Он не смеет даже думать об этом, не смеет, ведь она только что чудом избежала изнасилования, она ему верит, она его обнимает просто как брата, как друга, а вовсе не…
— Майкл…
— Что, Сью?
— Обними меня.
— Я тебя все время обнимаю, надоело уже, спи.
— Перестань. И не смейся надо мной. Я понятия не имею, как об этом говорят и как это делают. Я просто прошу: обними меня. Я тебя люблю. И хочу быть с тобой. Потому что пора. И ты тот самый.
— Чего?
— Неважно. Это для метафоры. Я дура?
Он очень осторожно провел рукой по растрепанным и влажным волосам. Погладил нежную щеку. Заглянул в блестящие, перепуганные и счастливые глаза. Притянул Сью к себе и начал целовать. Медленно-медленно. Нежно-нежно.
Он не спешил. Не боялся. Не злился. Он очень ее любил. Каждая клеточка его тела желала Сью со всей страстью, но, если бы она сейчас попросила его остановиться, он бы подчинился.
Неукротимый дьявол Майкл Беннет впервые в жизни хотел отдавать, а не брать. Дарить наслаждение, а не получать его. Обнимать эти хрупкие плечи и слушать это легкое дыхание, боясь нарушить тишину.
Он медленно и нежно ласкал Сью, и она раскрывалась в ответ, как цветок.
Она не боялась, не стеснялась и не торопилась. Она знала, что ее сжимают в объятиях, гладят и ласкают самые надежные, самые правильные, самые лучшие руки на свете. Это был правильный мужчина. Единственно возможный. И Сью рассмеялась, когда короткая ниточка боли, связывавшая ее с реальным миром, наконец лопнула, и…
… они вознеслись в небеса и обрушились с них в радугу, а звезды сплели им песню из своих лучей, и никого это здесь не удивило, потому что некому было удивляться. Рай всегда на двоих, и нет в раю ни смерти, ни боли, ни стыда, ни чудес, потому что рай — это одно большое чудо, ибо это — Любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37