— Я не мог поверить своему счастью, — продолжал он. — Я не только обладал самой красивой девушкой во всем Техасе, но и самой доброй — ведь она жертвует свою часть фермы, чтобы я со временем мог купить хороший автомобиль и участвовать в настоящих гонках. Него еще желать такому мальчишке, как я?
«Любви», — сказала Энджел.
Но сказала про себя. Ей предстояло узнать, почему любовь для Хока обернулась горьким позором.
— Мы пошли к юристу и подписали бумаги, — продолжал Хок. — Как только мне исполнится восемнадцать, опека Дженны кончается, и я получаю деньги. Когда мы поженимся, я куплю гоночный автомобиль, и мы заживем долго и счастливо.
Хок умолк.
Энджел замерла.
— И что случилось? — сдавленно спросила она.
Глава 22
Сначала Энджел показалось, что Хок решил больше не рассказывать. Но он пожал плечами и продолжил. Голос звучал холодно и отстраненно.
— В день своего восемнадцатилетия я вернулся с гонок, улыбаясь, как идиот, со сверкающим призом в руках. В доме никого не было, кроме совершенно незнакомой, молодой и к тому же беременной женщины. При виде меня она удивилась не меньше, чем я.
Когда молчание стало невыносимым, Энджел сказала:
— Не понимаю.
— И я ничего не понимал. Тогда женщина объяснила мне, что ее муж купил у Дженны эту ферму, заплатил наличными и теперь владеет н этим домом, и всем, что внутри.
Наступила очень долгая пауза, и Энджел испугалась, что Хок не произнесет больше ни слова. Но он заговорил: ровно, спокойно, словно прошлое лишилось власти над ним и не могло больше причинить ему боль.
Но оно причинило боль Энджел. Она не могла забыть мальчика, хранящего в кармане рождественский леденец, как осязаемое напоминание о том, что кто-то хоть чуть-чуть, хоть раз подумал о нем.
— Оказалось, что в офисе юриста я подписал бумагу, по которой моя часть фермы переходит Дженне, — сказал Хок. — Оказалось, что Дженна уже давно спала с юристом. Оказалось, что у меня нет никаких средств. А Дженна? Дженна уехала. Ее влекли огни большого города и мужчины, у которых под ногтями не застряла грязь техасских ферм.
— И что ты сделал? — тихо спросила Энджел.
«Сегодняшний Хок не спустил бы такое Дженне с рук, — подумала она. — Но сегодняшний Хок и не попался бы Дженне в сети».
— Я участвовал в гонках, — ответил Хок.
Эти слова сказали Энджел больше, чем она хотела узнать. Она увидела Хока, который как одержимый несется в гоночном автомобиле, не заботясь о том, что суждено ему — жизнь или смерть.
— И у меня были женщины. Особенно когда выигрывал. А когда попал в аварию, они куда-то делись. Потом я снова начал выигрывать, и они опять налетели, как огромные жужжащие черные мухи.
Это снова было сказано голосом, полным презрения и к женщинам, и к себе.
— Тебе повезло, что ты не разбился насмерть, — сказала Энджел, когда почувствовала, что может совладать со своим голосом.
— Мне понадобилось время, чтобы понять это, — заметил Хок. — Поначалу каждая травма вызывала у меня что-то вроде разочарования.
Энджел вздрогнула.
— А потом случилась странная вещь. Каждый раз, когда я оказывался на волосок от смерти, жизнь становилась для меня все более ценной. К тому времени, когда мне исполнилось двадцать три, я уже понял, что для взрослого человека гонки — не лучший способ зарабатывать на жизнь. После аварии я полгода приходил в себя, и еще три года ушло на то, чтобы скопить деньги и бросить гонки навсегда.
— Чем ты тогда занялся?
— Играл на бирже. Купля и продажа земли. У меня на это был нюх. Как и в гонках. И как в гонках, мне было наплевать, выиграю я или проиграю. Главное — расходовать адреналин.
— И сейчас? — прошептала Энджел.
Хок нерешительно поднес руку к ее спине и, не касаясь, провел вдоль позвоночника. Он подумал о всех женщинах, которых взял и потом бросил, о холодной пустоте в своем сердце, о предательстве и разоренном очаге.
— Теперь адреналина недостаточно, — сказал он. — Но это не самое страшное.
Энджел на мгновение прикрыла глаза, едва сдерживаясь, чтобы не прикоснуться к Хоку и просто по-человечески не приласкать его.
Но она все еще боялась его. И себя. А больше всего она боялась горячего желания, которое всколыхнулось в ней при воспоминании о том, как чудесно начиналась их любовь.
Однако она не забыла, чем все окончилось: болью, разочарованием и страхом.
Легко прикоснувшись к ее нежной коже, Хок снял салфетку и потянулся за мазью с антибиотиком.
Он так осторожно втер мазь в рану, что Энджел почти не почувствовала.
— Как теперь твоя спина? — спросил он через некоторое время.
— Лучше, — сказала Энджел и села. — Болит гораздо меньше.
Она старалась говорить уверенно, но голос ее дрожал, и она избегала смотреть ему в глаза.
— Ангел!
Она медленно покачала головой, и волосы упали ей на лицо, скрыв задрожавшие на ресницах слезы, прежде чем Хок успел их заметить. Но он все понял по ее голосу.
— Прости меня, — сказал Хок. — Я не хотел обидеть тебя. Я не знал, что ты совсем не такая, как все.
Энджел широко раскрыла глаза, и слезы покатились у нее по щекам.
— Теперь я это понимаю, — прошептала она.
Хок медленно обнял ее, слегка прижимая к себе сильными руками и бормоча слова утешения. Слезы хлынули у нее из глаз, и она была не в силах остановить их.
Как жизнь Хока отличалась от ее собственной! Теперь она знала, почему он стал таким грубым и беспощадным. Хищником, лишенным любви и нежности.
Но при этом он хотел любви, нуждался в ней, жаждал ее с такой силой, что Энджел испугалась бы, если бы сама не испытывала то же самое. Слегка дрожащей рукой она коснулась его щеки.
— Все в порядке, Хок. Теперь я поняла, что произошло. Ты не знал, что такое любовь, а я не знала, что такое ненависть.
— Ангел… — прошептал Хок.
Ее губы изогнулись в печальной улыбке.
— Неудивительно, что мы так ошиблись друг в друге. Ты думал, что я притворяюсь или играю в любовь. Поэтому ты назвал меня актрисой?
Хок закрыл глаза, не в силах видеть печальную дрожащую улыбку на ее губах.
— Да, — сказал он.
— Я ужасная актриса.
— Да, — прошептал он, гладя ладонями ее руки и плечи. — Теперь я знаю это.
Энджел смотрела на Хока, пораженная тем, с каким чувством были сказаны эти слова.
— Ты не виноват, — решительно сказала она. — Хок, послушай, я не виню тебя за то, что случилось.
— А я виню.
— Но…
— Ты дала мне то, чего не давала ни одному мужчине, — сказал Хок. — А я… я дал тебе то, что давал всем женщинам. Твоя невинность потрясла меня, а твоя правда сокрушила мир, который я себе выстроил. Поэтому я сделал тебе больно. Очень больно. Твоя рана все еще болит.
Хок коснулся губами ее руки, плеча, дрожащих разомкнутых губ.
— Позволь мне дать тебе что-то, кроме боли, — с нежностью сказал он. — Позволь мне воспользоваться тем, что я знаю и умею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53