А все остальное не важно…
Он крепче сжал ее, глядя на нее так пристально, словно хотел проникнуть в самые глубины ее души.
— Ты сама-то уверена в том, что сейчас говоришь? — спросил он. — Я очень хочу жениться на тебе, но только не так, когда тебе просто больше некуда идти… Это было бы несправедливо по отношению к нам обоим…
И он закрыл глаза, не в силах смотреть на нее больше — такой прекрасной, несчастной и беззащитной казалась она ему сейчас.
— Знаешь, давай я отстрою тебе новый дом, тогда мы и поговорим об этом, ладно? Но Шелли покачала головой.
— Дом? Теперь он не нужен мне. Самое главное все равно потеряно. Потеряно навсегда и невосстановимо больше никогда.
Кейн быстро открыл глаза и взглянул на нее. Увидев, что она говорит вполне искренне, он почувствовал несказанную горечь и боль.
— Ты это о своих картинках? — хрипло спросил он. — Прости, я хотел сказать, о произведениях искусства… Ну что ж, надо было просто вытащить их из дома — я бы всегда успел их спрятать в гроте…
Но Шелли только покачала головой в ответ. Нежные, шелковистые прядки волос заструились по ее обнаженным плечам.
— Нет, я, конечно, не о своих картинках, — горько усмехнулась она. — В конце концов, искусство — это не то, что делает жилище настоящим домом. Я говорю о любви, Кейн… А когда ты ушел, ты забрал всю мою любовь с собой.
Он вздрогнул, и Шелли почувствовала, как напряглось все его тело.
— Но тогда почему ты не согласилась — тогда, перед самой нашей ссорой, — поехать со мной? Ведь я звал тебя только на время… На какое-то время, а потом мы бы вдвоем вернулись…
— Я просто ничего не понимала тогда. Правильно ты сказал — была маленькой и глупой. Зато сейчас понимаю…
— И что же ты понимаешь?
— Нас, — просто ответила она. — Тебя и меня. Ты ведь был единственным человеком, который сумел разрушить преграды, стены, которыми я защищала собственное сердце. Защищала его от любви, Кейн… И когда ты ушел, я почувствовала, что этот огонь, вспыхнувший внезапно во мне самой, совершенно меня разрушает…
На глазах ее снова навернулись слезы — она вспомнила всю свою боль, отчаяние и одиночество…
— Шелли… — прошептал он. — Прости меня, Шелли. Я не хотел так обижать тебя… Что, я сделал тебе так больно?
— Да, — призналась она. — Так, как еще никто на свете.
И она быстро заморгала, чтобы не расплакаться еще больше. Но это оказалось сильнее ее, и тогда она дала слезам волю… И они потекли тонкими прозрачными струйками по ее бледным щекам…
— Этот огонь, огонь любви, горевший во мне, — продолжала она сквозь слезы, — он разрушал меня, просто съедал по частичкам… Знаешь, ведь любовь — это как сама земля. Она реальна. Она все стерпит. Здания, которые мы возводим, могут сгореть, разрушиться, могут просто нас разочаровать. Но любовь выживает, как земля под пеплом. И мы можем строить заново. Шелли взяла его руки и стала их целовать. — Когда мой дом сгорел, я лишилась массы вещей. Прекрасных вещей, незаменимых, бесценных. Но это только вещи. А когда я увидела, как ты мчишься по дороге сквозь огонь…
Голос Шелли сорвался, она еще сильнее прижалась к Кейну.
— Когда я увидела вокруг тебя и твоего мотоцикла языки пламени, я бы все отдала, лишь бы ты остался жив. Все, что имела или надеялась иметь. Свои картины. Свой дом. Свою жизнь.
Кейн зарылся лицом в волосы Шелли, сжимая ее в объятиях так, словно хотел раствориться в ней. Оба долго молчали.
— Но расскажи мне, — снова заговорила Шелли, — как ты узнал, что я не эвакуировалась со всеми остальными, а осталась дома.
— Мне позноннл Дсйн, — Ксйн тяжело вздохнул, — и сказал, что рядом с твоим домом разгорается сильный пожар. И тогда я испугался. Бросил все, начал искать тебя, но тебя нигде не было. Нигде, понимаешь: ни в центре эвакуации, ни в твоем офисе, нигде… А эта сволочь, дежурный полицейский, отказывался пропускать меня — говорил, что вся дорога сейчас открыта только для жителей этих домов.
Кейн поморщился — воспоминания доставляли ему ужасную боль, приходилось снова возвращаться в прошлое и переживать все то отчаяние и страх, которые никому и никогда лучше вовсе не вспоминать…
— Тогда я понял, что ты у себя дома и пытаешься защитить этот дом от огня, — продолжил наконец он. — А глянув туда, я увидел, что там всюду бушует огонь. Я тогда чуть не сошел с ума — мне просто надо было знать, что ты жива. И все.
— Да, но как же тебе удалось проехать через полицейские ограждения? — удивилась Шелли.
Он потерся щекой о ее волосы и тяжело вздохнул.
— Я просто проехал по дорожке, которую обнаружили мы с Билли, когда катались на мотоциклах рядом с твоим домом. Ну а когда я выехал наконец на дорогу, которая ведет прямо к твоему дому, то полиция уже была позади…
— Господи, зачем ты все это делал? Ведь ты рисковал жизнью…
И Шелли замолчала, не в силах договорить фразу до конца. Она просто взяла его за руку и держала до тех пор, пока сама не успокоилась и не перестала дрожать.
— Знаешь, когда я узнала, что ты вернулся в Лос-Анджелес на свадьбу брата и даже не позвонил мне, — заговорила наконец она, — мне стало ужасно плохо. Так, как не было до этого еще никогда в жизни…
— Я вернулся в Лос-Анджелес вовсе не для того, чтобы быть на свадьбе Дейва, — возразил ей Кейн. — Я вернулся, чтобы снова быть рядом с женщиной, которую я люблю. Но не знал, как приблизиться, как подойти к ней. Мне казалось, что она просто не хочет меня видеть…
— Но она хочет! — горячо прервала его Шелли, улыбаясь сквозь слезы. — Я ведь люблю тебя… Я люблю тебя, Кейн.. И пойду с тобой всюду, куда ты только захочешь. И когда только захочешь. Просто не уходи больше. Позволь мне быть с тобой.
— Но нам вовсе не нужно никуда идти, — мягко возразил он ей. — Мы ведь дома…
— Но все эти… все эти пейзажи твоей души, как ты говоришь о них, — что же с ними? Ведь они манят тебя и зовут…
Кейн медленно потянулся к ней и поцеловал ее лоб, веки, дрожащие от слез ресницы, щеки, уголки губ, быстро бьющуюся жилку на шее…
— В одном из таких пейзажей души я тщетно пытался забыться, — тихо проговорил он. — И честно говоря, думал, что мне это легко удастся. По крайней мере раньше я всегда забывал обо всем, уезжая в дальние места. Но в этот раз все было иначе…
— Что, неужели тебе не понравилась Атакама? — удивилась Шелли.
— Эта пустыня — край очень дикий и суровый. Только камни, пески да ветер, И еще небо — такое огромное и пустое, что душа начинает болеть, даже если ты просто смотришь на него. И русла высохших рек, которые когда-то сбегали прямо в холодный океан… Пустыня без конца и края, тысячи квадратных миль песка и камня без малейшего островка жизни и растительности. Да, я полюбил Атакаму.
Он нежно поцеловал Шелли в губы. И, когда заговорил снова, она почувствовала тепло его дыхания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Он крепче сжал ее, глядя на нее так пристально, словно хотел проникнуть в самые глубины ее души.
— Ты сама-то уверена в том, что сейчас говоришь? — спросил он. — Я очень хочу жениться на тебе, но только не так, когда тебе просто больше некуда идти… Это было бы несправедливо по отношению к нам обоим…
И он закрыл глаза, не в силах смотреть на нее больше — такой прекрасной, несчастной и беззащитной казалась она ему сейчас.
— Знаешь, давай я отстрою тебе новый дом, тогда мы и поговорим об этом, ладно? Но Шелли покачала головой.
— Дом? Теперь он не нужен мне. Самое главное все равно потеряно. Потеряно навсегда и невосстановимо больше никогда.
Кейн быстро открыл глаза и взглянул на нее. Увидев, что она говорит вполне искренне, он почувствовал несказанную горечь и боль.
— Ты это о своих картинках? — хрипло спросил он. — Прости, я хотел сказать, о произведениях искусства… Ну что ж, надо было просто вытащить их из дома — я бы всегда успел их спрятать в гроте…
Но Шелли только покачала головой в ответ. Нежные, шелковистые прядки волос заструились по ее обнаженным плечам.
— Нет, я, конечно, не о своих картинках, — горько усмехнулась она. — В конце концов, искусство — это не то, что делает жилище настоящим домом. Я говорю о любви, Кейн… А когда ты ушел, ты забрал всю мою любовь с собой.
Он вздрогнул, и Шелли почувствовала, как напряглось все его тело.
— Но тогда почему ты не согласилась — тогда, перед самой нашей ссорой, — поехать со мной? Ведь я звал тебя только на время… На какое-то время, а потом мы бы вдвоем вернулись…
— Я просто ничего не понимала тогда. Правильно ты сказал — была маленькой и глупой. Зато сейчас понимаю…
— И что же ты понимаешь?
— Нас, — просто ответила она. — Тебя и меня. Ты ведь был единственным человеком, который сумел разрушить преграды, стены, которыми я защищала собственное сердце. Защищала его от любви, Кейн… И когда ты ушел, я почувствовала, что этот огонь, вспыхнувший внезапно во мне самой, совершенно меня разрушает…
На глазах ее снова навернулись слезы — она вспомнила всю свою боль, отчаяние и одиночество…
— Шелли… — прошептал он. — Прости меня, Шелли. Я не хотел так обижать тебя… Что, я сделал тебе так больно?
— Да, — призналась она. — Так, как еще никто на свете.
И она быстро заморгала, чтобы не расплакаться еще больше. Но это оказалось сильнее ее, и тогда она дала слезам волю… И они потекли тонкими прозрачными струйками по ее бледным щекам…
— Этот огонь, огонь любви, горевший во мне, — продолжала она сквозь слезы, — он разрушал меня, просто съедал по частичкам… Знаешь, ведь любовь — это как сама земля. Она реальна. Она все стерпит. Здания, которые мы возводим, могут сгореть, разрушиться, могут просто нас разочаровать. Но любовь выживает, как земля под пеплом. И мы можем строить заново. Шелли взяла его руки и стала их целовать. — Когда мой дом сгорел, я лишилась массы вещей. Прекрасных вещей, незаменимых, бесценных. Но это только вещи. А когда я увидела, как ты мчишься по дороге сквозь огонь…
Голос Шелли сорвался, она еще сильнее прижалась к Кейну.
— Когда я увидела вокруг тебя и твоего мотоцикла языки пламени, я бы все отдала, лишь бы ты остался жив. Все, что имела или надеялась иметь. Свои картины. Свой дом. Свою жизнь.
Кейн зарылся лицом в волосы Шелли, сжимая ее в объятиях так, словно хотел раствориться в ней. Оба долго молчали.
— Но расскажи мне, — снова заговорила Шелли, — как ты узнал, что я не эвакуировалась со всеми остальными, а осталась дома.
— Мне позноннл Дсйн, — Ксйн тяжело вздохнул, — и сказал, что рядом с твоим домом разгорается сильный пожар. И тогда я испугался. Бросил все, начал искать тебя, но тебя нигде не было. Нигде, понимаешь: ни в центре эвакуации, ни в твоем офисе, нигде… А эта сволочь, дежурный полицейский, отказывался пропускать меня — говорил, что вся дорога сейчас открыта только для жителей этих домов.
Кейн поморщился — воспоминания доставляли ему ужасную боль, приходилось снова возвращаться в прошлое и переживать все то отчаяние и страх, которые никому и никогда лучше вовсе не вспоминать…
— Тогда я понял, что ты у себя дома и пытаешься защитить этот дом от огня, — продолжил наконец он. — А глянув туда, я увидел, что там всюду бушует огонь. Я тогда чуть не сошел с ума — мне просто надо было знать, что ты жива. И все.
— Да, но как же тебе удалось проехать через полицейские ограждения? — удивилась Шелли.
Он потерся щекой о ее волосы и тяжело вздохнул.
— Я просто проехал по дорожке, которую обнаружили мы с Билли, когда катались на мотоциклах рядом с твоим домом. Ну а когда я выехал наконец на дорогу, которая ведет прямо к твоему дому, то полиция уже была позади…
— Господи, зачем ты все это делал? Ведь ты рисковал жизнью…
И Шелли замолчала, не в силах договорить фразу до конца. Она просто взяла его за руку и держала до тех пор, пока сама не успокоилась и не перестала дрожать.
— Знаешь, когда я узнала, что ты вернулся в Лос-Анджелес на свадьбу брата и даже не позвонил мне, — заговорила наконец она, — мне стало ужасно плохо. Так, как не было до этого еще никогда в жизни…
— Я вернулся в Лос-Анджелес вовсе не для того, чтобы быть на свадьбе Дейва, — возразил ей Кейн. — Я вернулся, чтобы снова быть рядом с женщиной, которую я люблю. Но не знал, как приблизиться, как подойти к ней. Мне казалось, что она просто не хочет меня видеть…
— Но она хочет! — горячо прервала его Шелли, улыбаясь сквозь слезы. — Я ведь люблю тебя… Я люблю тебя, Кейн.. И пойду с тобой всюду, куда ты только захочешь. И когда только захочешь. Просто не уходи больше. Позволь мне быть с тобой.
— Но нам вовсе не нужно никуда идти, — мягко возразил он ей. — Мы ведь дома…
— Но все эти… все эти пейзажи твоей души, как ты говоришь о них, — что же с ними? Ведь они манят тебя и зовут…
Кейн медленно потянулся к ней и поцеловал ее лоб, веки, дрожащие от слез ресницы, щеки, уголки губ, быстро бьющуюся жилку на шее…
— В одном из таких пейзажей души я тщетно пытался забыться, — тихо проговорил он. — И честно говоря, думал, что мне это легко удастся. По крайней мере раньше я всегда забывал обо всем, уезжая в дальние места. Но в этот раз все было иначе…
— Что, неужели тебе не понравилась Атакама? — удивилась Шелли.
— Эта пустыня — край очень дикий и суровый. Только камни, пески да ветер, И еще небо — такое огромное и пустое, что душа начинает болеть, даже если ты просто смотришь на него. И русла высохших рек, которые когда-то сбегали прямо в холодный океан… Пустыня без конца и края, тысячи квадратных миль песка и камня без малейшего островка жизни и растительности. Да, я полюбил Атакаму.
Он нежно поцеловал Шелли в губы. И, когда заговорил снова, она почувствовала тепло его дыхания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97