— Вовсе он не скис, — сердито говорил он Уотти, пока они шли по коридору. — С каким удовольствием я перережу ему завтра глотку!
— Почему вы не разрешаете мне отделать его как следует? — спросил Уотти.
— Я не хочу, чтобы ты его изуродовал до неузнаваемости. После того как его убьем, мы снимем с него маску, пусть все члены братства увидят, что даже такой, как Девениш, оказался бессилен перед высшим могуществом дьявола.
Глава четырнадцатая
Ночью Друсилла внезапно проснулась и открыла глаза. Ей снился Хэл. Какой-то безотчетный страх заставил ее встать и пойти в кабинет. Светила почти полная луна. Раньше она любила такие ночи, но на этот раз луна светила как-то зловеще.
Друсилла плотно задернула шторы, зажгла свечу, отперла дорожное бюро и вытащила из потайного отделения письмо. Она подержала его, словно драгоценный талисман, и положила перед собой на бюро.
А если Роб Стэммерс прав и она должна вскрыть письмо? Что важнее — поступить так, как сказал Хэл, или нарушить свое обещание, если таким образом она сможет незамедлительно прийти ему на помощь?
Движимая скорее интуицией, чем рассудком, Друсилла взяла письмо и вернулась в спальню. Она легла на кровать, сунула письмо под подушку — оно словно приближало к ней Хэла — и закрыла глаза.
И снова ей приснился сон. Она гуляет с Хэлом по городу, который видела лишь на картинке. Это Венеция. Они идут вдоль Большого канала, и вот они уже в гондоле, медленно несущей их мимо величественных дворцов, под изящными мостиками. Они вместе и счастливы.
Вдруг она оказывается в тесной каморке с решетками на окошке. Здесь темно, промозгло и нечем дышать. Она никогда тут не была.
Видение исчезает. Она проснулась, дрожа всем телом. Хэл что-то хотел сказать ей, но что?
Друсилла достала из-под подушки письмо и задумалась.
Она знает, что Хэлу грозит опасность. Она даст Робу Стэммерсу еще один день и, если ничего не выяснится, вскроет письмо.
Девениш проснулся, дрожа от холода. Во сне он гулял с Друсиллой по Венеции, признался ей в любви и попросил выйти за него замуж. Она ничего не ответила. Видение исчезло, и он снова оказался в камере.
Девениш представил себе трешемский сад, куда мальчиком он уходил с книгой, подальше от глаз деда. Он лежит на скамье, ласково светит предзакатное солнце… Незадолго до рассвета того дня, который, по словам Леандра Харрингтона, должен был стать для него последним, Хэл уснул.
Это был самый длинный день в его жизни. Утром Уогги принес ему краюху черного хлеба и кружку воды. Обеда не было, а на ужин дали миску жидкой овсянки. Время между этими трапезами Девениш заполнял тем, что практиковался еще в нескольких трюках.
Наконец послышался шум, несколько голосов спорили и кричали. Потом все смолкло, заскрипели засовы, дверь открылась и показался Уотти, а за ним кряжистый мужичок с мрачным лицом, который, прежде чем войти, бросил у двери какие-то черные тряпки, наверное монашеские рясы.
— Вставай, — приказал Уотти, — иначе не поздоровится.
— Неужели? — с насмешкой сказал Девениш и поднялся, чем крайне удивил Уотти.
— Поумнел, что ли?
— По-моему, человек, идя на смерть, не должен терять достоинства, — тихо проговорил Девениш. — Но мы еще повеселимся в склепе.
Уотти раздраженно крикнул своему подручному:
— Эй, Барт, давай вяжи его, а я подержу — Он повернулся к Девенишу: — А ты ошибаешься насчет склепа. Ради такой важной персоны мой господин выбрал для обряда парадный зал. Цени. Давай-ка руки сюда, мы тебя хорошенечко свяжем.
Девениш послушно сложил руки. Услужливость графа развеселила тюремщика.
— Ну, милорд, что скажешь?
— Я ценю честь, которую вы мне оказываете. Но меня беспокоит, как бы наши маски не оказались одинаковыми. Вдруг принесут в жертву не того.
Уотти расхохотался.
— Не беспокойся, дьявол подумал обо всем. Он же тебе говорил: у тебя будет маска Гавриила. А мы наденем маски бесов.
— Ну что ж, вы подготовились на славу, — подтвердил Девениш, тем временем ослабляя узлы. — Ладно, давай мой костюм. Очень забавно будет предстать перед Творцом в маске архангела.
— Барт, тащи сюда маски и балахоны, — с важным видом приказал Уотти. Он ногой распахнул дверь камеры и снова повернулся к Девенишу. Тот сидел на табуретке. — А ты хорошо держишься, — добавил он. — Знаешь, страдать долго тебе не придется. У Люцифера верная рука.
— Приятно слышать, — прочувствованно произнес Девениш.
Уотти повернулся к двери, и заорал:
— Барт, ты чего там возишься? В проеме двери показался Барт, в его руках были рясы и маски.
— Тут только на двоих.
— Болван, — буркнул Уотти. — Что тебе ни скажи, непременно все перепутаешь! Стой здесь и сторожи парня, а я пойду принесу сам.
— Неуютно тут у тебя, — поежился Барт.
— Да уж, — посочувствовал Девениш, поднимаясь и делая шаг к нему. Внезапно лицо графа исказилось от ужаса. — О Господи, крыса!
— Крыса? Где? — вскинулся Барт.
— Вон, вон она, гляди! — кричал Девениш, мотнув головой в сторону двери. — Я ненавижу этих тварей!
— Я ее убью. — Барт повернулся к Девенишу спиной.
Девениш быстро прыгнул вперед, скидывая с себя веревку и набрасывая ее на шею Барта. Тот захрипел и стал оседать, пытаясь оттянуть руками петлю, все туже сжимавшую ему горло, пока не затих.
Все той же веревкой граф связал Барту руки сзади и, молясь, чтобы не появился Уотги, выскочил за дверь и схватил два балахона и маски. К его радости, одна из них оказалась маской Гавриила, которую он и надел на лежавшего без чувств Барта, закутав его в балахон. Едва он успел все это проделать, как появился Уотти.
— Молодец, — одобрительно произнес он, увидев Девениша в балахоне и маске и приняв его за Барта. — Давай быстро, месса уже началась, за нами скоро придут. — Тут он заметил лежащую фигуру в маске Гавриила. — Какого черта он снова валяется на полу?
— Испужался, — прохрипел Девениш. — Сомлел.
— Правда? Не такой уж смелый оказался. — Уотти пнул лежавшего в бок. Тот никак не отозвался. Уотти наклонился и прорычал: — Эй, ты, давай вста…
Девениш молниеносно накинул ему на шею петлю. Когда Уотти затих, он положил его в угол и прикрыл балахоном.
Слегка покачиваясь от голода и навалившейся внезапно усталости, Девениш постоял, раздумывая, что делать дальше. Надо прорваться через парадный зал. Пока что ему везло…
Уотти говорил правду. Леандр Харрингтон решил, что принесение в жертву его величеству сатане такой важной особы, как Девениш, необходимо обставить со всей возможной пышностью. Эта ночь откроет новую эру. Больше никаких склепов, никаких тайных собраний.
В дальнем конце зала был воздвигнут алтарь. Его затянули черным бархатом с серебряной каймой. На бархате четко выделялся перевернутый крест. Сам Харрингтон стоял за алтарем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43