Каковы его успехи?
— Если у него что-то и получилось, мне он не рассказывал. Поговорите лучше с ним сами. Он понимает, что трастовый фонд, оставленный отцом, в который входит и мое приданое, трогать нельзя, во всяком случае, до совершеннолетия Джейкоба. Я полагаю, он обсуждал это с вами. Продажа складов принесла бы деньги, которые, в виде моего приданого, покрыли бы часть штрафа и, соответственно, часть расходов мистера Хемптона. Но с другой стороны, остальные деньги нужно снова вложить, чтобы обеспечить будущее Джейкоба.
— Все нужно тщательно обдумать, Эвелин. Сейчас за склады не дадут такой цены, как раньше. Кроме того, есть долги по текущим делам. Лучше всего уменьшить часть вашего приданого и вложить как можно больше вырученных денет… Если бы не огромная сумма вашего штрафа. Если только есть хоть малейшая возможность для пересмотра дела с целью уменьшить штраф, я советовал бы воспользоваться ею.
— Благодарю вас, Томас.
Выйдя из конторы адвоката, она направилась к складам. Ей и до этого все в общих чертах было ясно. Но как теперь убедить Алекса представить суду содержимое пакета, который привез граф? Может, стоит поискать этот пакет и самой отнести бумаги в суд?
Нужно принимать какое-то решение. И немедленно. Надежда еще имелась. Но первое ноября неотвратимо приближалось. Она бросила взгляд на залив, где стоял на якоре «Нептун». Может, лучше всего сейчас оказаться там? Она столько раз храбро объявляла, что пойдет ради благополучия семьи в тюрьму; но это ужасно, когда тебя поведут по улицам, на глазах у всего города, как последнюю преступницу, а потом запрут за решеткой на годы. Эвелин была готова почти на все, чтобы избежать этого.
Даже вышла замуж за Алекса. Эта мысль опять разлилась ядом, проникла к самому сердцу. Она вышла замуж за человека, который не любил ее, чтобы спастись от тюрьмы. Нет, не так все просто. Нужно быть справедливой к себе. Она его любила, и мысль, что он вернется в Англию без нее, причиняла боль. Но все же лучше им расстаться. И события последних двух дней доказали это. Алекс с самого начала давал ей понять, что не хочет жениться. А она со временем пережила бы все, перестрадала. Даже женившись, он не хотел расставаться с прежними привычками. И для нее это оказалось худшей пыткой, чем тюрьма.
Несколькими часами позже, утомленный и раздраженный, Алекс брел по темным улицам Бостона к дому Веллингтонов. Холодный северный ветер, продувавший одежду насквозь и бросавший под ноги опавшие листья, будто напоминал, что настало время поднимать якорь, пока льды не загородили выход из бухты. Его воля — перебросил бы жену через плечо, и прямо сейчас на корабль. Упрямые янки достали его до самых печенок.
Граф остался греть ноги у губернаторского камина, но Алекс сейчас, когда марки оказались в надежном месте, откуда их можно изъять без опасности войны, стремился к своему брачному ложу и ждал достойного вознаграждения. Но что-то упрямое и вредное внутри постоянно твердило, что не дождется.
Дом стоял неосвещенный, внутри было холодно. Кухонная плита давно остыла. Впрочем, Алекс не хотел есть. Сейчас все его желания подавило одно — желание выспаться. Единственное, чего он хотел, — залезть в постель и ощутить свернувшуюся теплым клубком жену. У него никогда не было недостатка в подружках, но он всегда хотел проснуться утром и ощутить рядом кого-то, кто не исчезнет, как ночной кошмар, а останется и завтра, и послезавтра.
Все же, как человек достаточно трезвый, он толкнул дверь ее комнаты, почти не надеясь. Оказалось не заперто — по совести говоря, он не представлял, что стал бы делать, если бы нашел дверь запертой.
Глаза немного привыкли к темноте, и он стал вглядываться, лежит ли кто-нибудь на широкой, ручной работы кровати. Но не успел уяснить. В дальнем углу постели что-то шевельнулось, вспыхнул свет. Слишком яркий. Лишь несколько секунд спустя он разглядел бледное лицо Эвелин, державшей в руке свечу.
Волосы ее были собраны в тугой узел. Когда она потянулась за халатом, Алекс увидел, что на Эвелин теплая ночная сорочка из плотной фланели со стоячим воротником. Это ему не очень понравилось. Он остановил ее руку, которая уже взяла со стула халат.
— Не надо, не одевайся. Залезай под одеяло, я сейчас к тебе присоединюсь.
И он начал стаскивать с себя сюртук, проклиная портного, который так точно снял мерку, что одежда липла к телу, словно вторая кожа.
— Нет. Прежде поговорим.
Эвелин опять потянулась за халатом.
— Не надо, Эвелин. Я слишком устал, чтобы спорить.
Алекс почувствовал, как на него тяжелым грузом наваливается усталость. Все мелочи семейного существования для него были в новинку. Конечно, не интимные, а скорее эмоциональные. Он и так открылся этой женщине больше, чем кому бы то ни было в жизни. И сейчас был не готов раскрыться еще шире, сделать себя еще более уязвимым. Сейчас он, наоборот, корил себя за чрезмерную откровенность. Хотелось, чтобы их отношения строились на какой-то более рациональной основе, но в то же время Алекс понимал, что это невозможно.
— Прекрасно, не будем говорить. — Эвелин завернулась в халат и стала искать тапочки. — Когда будешь готов, скажешь. Я буду внизу, на софе.
В комнате было холодно, а внизу наверняка еще холоднее, но Эвелин была готова скорее замерзнуть, чем позволить Алексу прикоснуться к себе. Вот так, без извинений, без ничего… Да он и вины за собой не чувствовал!
— Черт подери, Эвелин! Я отсутствовал дома три дня и две ночи. Я едва соображаю, а разговаривать вообще не могу. Я хочу спать. Ты можешь это понять?
— Я прекрасно понимаю. Спи, ради бога! Просто я не желаю спать в одной постели с человеком, который отсутствовал три дня и две ночи после того, как он женился на мне! Ты не послал даже записки, даже не подумал о том, как я себя чувствую! Я думала, ты хотя бы подождешь, пока я тебе надоем, прежде чем возвращаться к старому. Но, оказывается, теперь, когда вопросы приличий улажены, наша женитьба для тебя просто незначительный эпизод. Спокойной ночи, Алекс!
Едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться от обиды, копившейся все эти дни, она хотела обойти его и выскользнуть из комнаты.
Он не сделал ни единого движения, но и дороги ей не уступил. Стоял, сложив руки на груди, и смотрел на нее тяжелым от ярости взглядом.
— К старому?!.. Да если бы ты сама не убежала куда-то сломя голову сразу после моего ухода, ты получила бы и записку, и встретилась бы со мной вчера, когда я заходил объяснить мою задержку. Кстати, не хочешь рассказать мне, где ты была в разгар нашей брачной ночи? Какие дурацкие причуды исполняла?
— Дурацкие причуды? Так вот, значит, чем я, по-твоему, занимаюсь все время? Вот чем ты считаешь всю нашу борьбу?.. Хорошо же ты ко мне относишься!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
— Если у него что-то и получилось, мне он не рассказывал. Поговорите лучше с ним сами. Он понимает, что трастовый фонд, оставленный отцом, в который входит и мое приданое, трогать нельзя, во всяком случае, до совершеннолетия Джейкоба. Я полагаю, он обсуждал это с вами. Продажа складов принесла бы деньги, которые, в виде моего приданого, покрыли бы часть штрафа и, соответственно, часть расходов мистера Хемптона. Но с другой стороны, остальные деньги нужно снова вложить, чтобы обеспечить будущее Джейкоба.
— Все нужно тщательно обдумать, Эвелин. Сейчас за склады не дадут такой цены, как раньше. Кроме того, есть долги по текущим делам. Лучше всего уменьшить часть вашего приданого и вложить как можно больше вырученных денет… Если бы не огромная сумма вашего штрафа. Если только есть хоть малейшая возможность для пересмотра дела с целью уменьшить штраф, я советовал бы воспользоваться ею.
— Благодарю вас, Томас.
Выйдя из конторы адвоката, она направилась к складам. Ей и до этого все в общих чертах было ясно. Но как теперь убедить Алекса представить суду содержимое пакета, который привез граф? Может, стоит поискать этот пакет и самой отнести бумаги в суд?
Нужно принимать какое-то решение. И немедленно. Надежда еще имелась. Но первое ноября неотвратимо приближалось. Она бросила взгляд на залив, где стоял на якоре «Нептун». Может, лучше всего сейчас оказаться там? Она столько раз храбро объявляла, что пойдет ради благополучия семьи в тюрьму; но это ужасно, когда тебя поведут по улицам, на глазах у всего города, как последнюю преступницу, а потом запрут за решеткой на годы. Эвелин была готова почти на все, чтобы избежать этого.
Даже вышла замуж за Алекса. Эта мысль опять разлилась ядом, проникла к самому сердцу. Она вышла замуж за человека, который не любил ее, чтобы спастись от тюрьмы. Нет, не так все просто. Нужно быть справедливой к себе. Она его любила, и мысль, что он вернется в Англию без нее, причиняла боль. Но все же лучше им расстаться. И события последних двух дней доказали это. Алекс с самого начала давал ей понять, что не хочет жениться. А она со временем пережила бы все, перестрадала. Даже женившись, он не хотел расставаться с прежними привычками. И для нее это оказалось худшей пыткой, чем тюрьма.
Несколькими часами позже, утомленный и раздраженный, Алекс брел по темным улицам Бостона к дому Веллингтонов. Холодный северный ветер, продувавший одежду насквозь и бросавший под ноги опавшие листья, будто напоминал, что настало время поднимать якорь, пока льды не загородили выход из бухты. Его воля — перебросил бы жену через плечо, и прямо сейчас на корабль. Упрямые янки достали его до самых печенок.
Граф остался греть ноги у губернаторского камина, но Алекс сейчас, когда марки оказались в надежном месте, откуда их можно изъять без опасности войны, стремился к своему брачному ложу и ждал достойного вознаграждения. Но что-то упрямое и вредное внутри постоянно твердило, что не дождется.
Дом стоял неосвещенный, внутри было холодно. Кухонная плита давно остыла. Впрочем, Алекс не хотел есть. Сейчас все его желания подавило одно — желание выспаться. Единственное, чего он хотел, — залезть в постель и ощутить свернувшуюся теплым клубком жену. У него никогда не было недостатка в подружках, но он всегда хотел проснуться утром и ощутить рядом кого-то, кто не исчезнет, как ночной кошмар, а останется и завтра, и послезавтра.
Все же, как человек достаточно трезвый, он толкнул дверь ее комнаты, почти не надеясь. Оказалось не заперто — по совести говоря, он не представлял, что стал бы делать, если бы нашел дверь запертой.
Глаза немного привыкли к темноте, и он стал вглядываться, лежит ли кто-нибудь на широкой, ручной работы кровати. Но не успел уяснить. В дальнем углу постели что-то шевельнулось, вспыхнул свет. Слишком яркий. Лишь несколько секунд спустя он разглядел бледное лицо Эвелин, державшей в руке свечу.
Волосы ее были собраны в тугой узел. Когда она потянулась за халатом, Алекс увидел, что на Эвелин теплая ночная сорочка из плотной фланели со стоячим воротником. Это ему не очень понравилось. Он остановил ее руку, которая уже взяла со стула халат.
— Не надо, не одевайся. Залезай под одеяло, я сейчас к тебе присоединюсь.
И он начал стаскивать с себя сюртук, проклиная портного, который так точно снял мерку, что одежда липла к телу, словно вторая кожа.
— Нет. Прежде поговорим.
Эвелин опять потянулась за халатом.
— Не надо, Эвелин. Я слишком устал, чтобы спорить.
Алекс почувствовал, как на него тяжелым грузом наваливается усталость. Все мелочи семейного существования для него были в новинку. Конечно, не интимные, а скорее эмоциональные. Он и так открылся этой женщине больше, чем кому бы то ни было в жизни. И сейчас был не готов раскрыться еще шире, сделать себя еще более уязвимым. Сейчас он, наоборот, корил себя за чрезмерную откровенность. Хотелось, чтобы их отношения строились на какой-то более рациональной основе, но в то же время Алекс понимал, что это невозможно.
— Прекрасно, не будем говорить. — Эвелин завернулась в халат и стала искать тапочки. — Когда будешь готов, скажешь. Я буду внизу, на софе.
В комнате было холодно, а внизу наверняка еще холоднее, но Эвелин была готова скорее замерзнуть, чем позволить Алексу прикоснуться к себе. Вот так, без извинений, без ничего… Да он и вины за собой не чувствовал!
— Черт подери, Эвелин! Я отсутствовал дома три дня и две ночи. Я едва соображаю, а разговаривать вообще не могу. Я хочу спать. Ты можешь это понять?
— Я прекрасно понимаю. Спи, ради бога! Просто я не желаю спать в одной постели с человеком, который отсутствовал три дня и две ночи после того, как он женился на мне! Ты не послал даже записки, даже не подумал о том, как я себя чувствую! Я думала, ты хотя бы подождешь, пока я тебе надоем, прежде чем возвращаться к старому. Но, оказывается, теперь, когда вопросы приличий улажены, наша женитьба для тебя просто незначительный эпизод. Спокойной ночи, Алекс!
Едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться от обиды, копившейся все эти дни, она хотела обойти его и выскользнуть из комнаты.
Он не сделал ни единого движения, но и дороги ей не уступил. Стоял, сложив руки на груди, и смотрел на нее тяжелым от ярости взглядом.
— К старому?!.. Да если бы ты сама не убежала куда-то сломя голову сразу после моего ухода, ты получила бы и записку, и встретилась бы со мной вчера, когда я заходил объяснить мою задержку. Кстати, не хочешь рассказать мне, где ты была в разгар нашей брачной ночи? Какие дурацкие причуды исполняла?
— Дурацкие причуды? Так вот, значит, чем я, по-твоему, занимаюсь все время? Вот чем ты считаешь всю нашу борьбу?.. Хорошо же ты ко мне относишься!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110