По ее слонам, Элли была дочерью ее сестры, но так ли это было на самом деле, не знал никто.
Постепенно девочка стала все чаще появляться в деревне одна. Поначалу за ней приходил то один, то другой сын Нэн, уводя непослушную девчонку назад, но прошло немного времени, и Элли уже самостоятельно ходила в деревню, а затем возвращалась домой. Никто не задавал ей вопросов, но появлявшиеся порой синяки на ее нежных запястьях или бледном личике говорили сами за себя. Она бралась за любую работу с такой охотой, что люди начинали невольно симпатизировать этой маленькой худенькой девчушке.
Вскоре Элли перестала уходить из деревни на ночь. Она спала там, где имелась пустая кровать, ела там, где была лишняя тарелка супа. Один из жителей деревни решил разыскать семью девочки, но нашел хижину, в которой прежде обитала Нэн и ее орава детишек, пустой. Отдавать ребенка в приют было жалко, и Элли так и осталась жить в деревне, переходя из одного дома в другой.
Некоторых сельчан раздражала молчаливость девочки, но большинство относились к этому с пониманием. Элли считали слабоумной и подсмеивались над ней, но Дульсия знала, что девушка вполне нормальная. Но кто она на самом деле? Откуда появилась в здешних местах? Об этом не знал никто. Одно время Дульсия работала в доме господ и знала, как они выглядят, как держат себя. У этой необычной девушки были высокие скулы и прямой нос, что свидетельствовало о ее аристократическом происхождении. Она была довольно высокой и стройной, с длинными ногами и руками и тонкими ровными пальцами, а стало быть, вполне могла оказаться внебрачным ребенком какого-нибудь богатого лорда, но она не была слабоумной. Возможно, ее бессмысленные на первый взгляд блуждания имели свою цель, непонятную простым сельским жителям. Дульсия была уверена, что если бы Элли могла говорить, она подтвердила бы правильность ее догадок.
– Сегодня прекрасный день. Ты снова отправишься в лес, да? – спросила Дульсия, наблюдая за тем, как Элли с жадностью поглощает очередной кусок поджаренного хлеба.
Девушка утвердительно кивнула и принялась рисовать пальцем в воздухе. Она любила делать зарисовки древесным углем, и сейчас ей просто не терпелось поскорее раскрасить уже скопившиеся у нее черно-белые эскизы. Элли училась готовить краски из лесных растений.
Доев, она начала убирать со стола. Движения ее были плавны и изящны. Глядя на девочку, Дульсия подумала, что ей сейчас, должно быть, около пятнадцати лет. Нескладный тощий ребенок, каким она была всего год назад, на глазах превращался в красивую девушку. В округе было мало юношей, особенно с тех пор, как эти края покинула Нэн со своим выводком, но мужчин всегда тянет на одиноких молодых женщин, как мух на мед, и они ухитряются всюду отыскивать их. Так же получится и с Элли. Дульсия не знала, что именно известно девушке о мужчинах, но никогда не решалась заговорить с ней об этом. В конце концов, каждая женщина в свое время сама обо всем узнает.
Элли быстро чмокнула старушку в щеку и выпорхнула за дверь. Она направилась прямиком на задний двор Кленсисов. Войдя в дом, Элли увидела пытающегося проползти на кухню самого младшего члена семьи. Она помогла ребенку преодолеть высокий порог и зашла вслед за ним в маленькую кухоньку. Малыш тут же завопил, требуя завтрака, но его мать, лихорадочно раскладывающая по тарелкам кашу для остальных детей, не обращала на него внимания. Элли мягко отстранила ее от стола и занялась кашей, а Молли взяла голодного младенца и приложила к груди. Малыш мгновенно замолчал и принялся сосать. В свои пятнадцать лет Элли знала о жизни гораздо больше, чем многие девушки ее возраста.
Когда через некоторое время Элли собралась уходить, Молли дала ей ломоть вчерашнего хлеба и кусок сыра. Девушка улыбнулась, обняла малыша на прощание и шагнула за порог. Она без сожаления покинула теплый дом и весело отправилась в прохладный лес, где провела столько лет. Нэн обращалась с Элли почти что ласково, но в той семье она была единственной, кто был добр с ней. Мальчишки были грубы и нередко обижали ее. Не проходило и дня, чтобы от кого-нибудь из них Элли не получала бы тумаков. В деревне же она обрела дом, семью, и не одну. Здесь она была всем довольна.
Сама Элли тоже была далеко не ангелом. Когда она приходила в ярость, то становилась неукротимой. У одного из мальчиков Нэн до сих пор остались шрамы на теле от раскаленных углей, которые Элли однажды бросила в него.
Элли быстро шла по дороге, держа в руках блокнот. Однажды в таверне остановился на ночлег солдат. Он напился и уснул, и тогда Элли стащила у него этот ценный предмет. Солдату он был ни к чему: его рисунки были далеки от совершенства, и своими каракулями он только зря переводил ценную бумагу.
Навстречу Элли медленно ехал экипаж. В этих краях экипажи появлялись редко, поэтому проехать по заросшей, изрытой колеями дороге было непросто. Он опасно кренился то в одну, то в другую сторону.
Элли сошла с дороги в высокую траву, с любопытством наблюдая, как экипаж трясется на кочках. Угодив колесом в яму, кучер громко выругался. Но Элли не обратила на него внимания. Взгляд ее серебристого цвета глаз был прикован к прекрасным гнедым лошадям. Девушку восхитили эти стройные животные, тянувшие за собой тяжелый экипаж, в котором сидела бледная женщина, одетая в траур. На голове у нее была шляпка, поэтому Элли не разглядела цвета ее волос.
В противоположном углу экипажа сидел мужчина. Лица его не было видно, зато хорошо был заметен его ярко-синий бархатный камзол.
Когда экипаж поравнялся с Элли, женщина посмотрела на девушку и, вскрикнув, стала яростно трясти сидевшего напротив мужчину за руку.
Элли, не заметив этого, продолжила свой путь. Она медленно брела по дороге, пиная пыльными башмаками попадавшиеся ей маленькие камешки.
В это время женщина в экипаже продолжала трясти мужчину за руку, взволнованно говоря:
– Эмилия! Это была Эмилия! Клянусь тебе! Мне не показалось, Джон! О Боже! Ну, давай же остановимся и догоним ее! Джон, прикажи кучеру остановиться!
Мужчина, явно недоумевая, силился понять, о чем говорила женщина – вероятно, его жена. Он гладил ее по руке и пытался успокоить. Он не понимал, что так разволновало ее. Эмма была довольно спокойной и уравновешенной женщиной – значит, причина, приведшая ее в такое состояние, должна быть весьма веской. Но, похоже, Эмме – так звали женщину в экипаже – привиделась дочь, вставшая из гроба, безвременная кончина которой стала для нее в свое время сильным ударом.
Когда экипаж остановился, лакей спрыгнул, чтобы открыть дверь. Сэр Джон попытался уговорить жену не выходить из экипажа, но она ничего не хотела слушать, исполненная решимости следовать за ним по пыльной дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Постепенно девочка стала все чаще появляться в деревне одна. Поначалу за ней приходил то один, то другой сын Нэн, уводя непослушную девчонку назад, но прошло немного времени, и Элли уже самостоятельно ходила в деревню, а затем возвращалась домой. Никто не задавал ей вопросов, но появлявшиеся порой синяки на ее нежных запястьях или бледном личике говорили сами за себя. Она бралась за любую работу с такой охотой, что люди начинали невольно симпатизировать этой маленькой худенькой девчушке.
Вскоре Элли перестала уходить из деревни на ночь. Она спала там, где имелась пустая кровать, ела там, где была лишняя тарелка супа. Один из жителей деревни решил разыскать семью девочки, но нашел хижину, в которой прежде обитала Нэн и ее орава детишек, пустой. Отдавать ребенка в приют было жалко, и Элли так и осталась жить в деревне, переходя из одного дома в другой.
Некоторых сельчан раздражала молчаливость девочки, но большинство относились к этому с пониманием. Элли считали слабоумной и подсмеивались над ней, но Дульсия знала, что девушка вполне нормальная. Но кто она на самом деле? Откуда появилась в здешних местах? Об этом не знал никто. Одно время Дульсия работала в доме господ и знала, как они выглядят, как держат себя. У этой необычной девушки были высокие скулы и прямой нос, что свидетельствовало о ее аристократическом происхождении. Она была довольно высокой и стройной, с длинными ногами и руками и тонкими ровными пальцами, а стало быть, вполне могла оказаться внебрачным ребенком какого-нибудь богатого лорда, но она не была слабоумной. Возможно, ее бессмысленные на первый взгляд блуждания имели свою цель, непонятную простым сельским жителям. Дульсия была уверена, что если бы Элли могла говорить, она подтвердила бы правильность ее догадок.
– Сегодня прекрасный день. Ты снова отправишься в лес, да? – спросила Дульсия, наблюдая за тем, как Элли с жадностью поглощает очередной кусок поджаренного хлеба.
Девушка утвердительно кивнула и принялась рисовать пальцем в воздухе. Она любила делать зарисовки древесным углем, и сейчас ей просто не терпелось поскорее раскрасить уже скопившиеся у нее черно-белые эскизы. Элли училась готовить краски из лесных растений.
Доев, она начала убирать со стола. Движения ее были плавны и изящны. Глядя на девочку, Дульсия подумала, что ей сейчас, должно быть, около пятнадцати лет. Нескладный тощий ребенок, каким она была всего год назад, на глазах превращался в красивую девушку. В округе было мало юношей, особенно с тех пор, как эти края покинула Нэн со своим выводком, но мужчин всегда тянет на одиноких молодых женщин, как мух на мед, и они ухитряются всюду отыскивать их. Так же получится и с Элли. Дульсия не знала, что именно известно девушке о мужчинах, но никогда не решалась заговорить с ней об этом. В конце концов, каждая женщина в свое время сама обо всем узнает.
Элли быстро чмокнула старушку в щеку и выпорхнула за дверь. Она направилась прямиком на задний двор Кленсисов. Войдя в дом, Элли увидела пытающегося проползти на кухню самого младшего члена семьи. Она помогла ребенку преодолеть высокий порог и зашла вслед за ним в маленькую кухоньку. Малыш тут же завопил, требуя завтрака, но его мать, лихорадочно раскладывающая по тарелкам кашу для остальных детей, не обращала на него внимания. Элли мягко отстранила ее от стола и занялась кашей, а Молли взяла голодного младенца и приложила к груди. Малыш мгновенно замолчал и принялся сосать. В свои пятнадцать лет Элли знала о жизни гораздо больше, чем многие девушки ее возраста.
Когда через некоторое время Элли собралась уходить, Молли дала ей ломоть вчерашнего хлеба и кусок сыра. Девушка улыбнулась, обняла малыша на прощание и шагнула за порог. Она без сожаления покинула теплый дом и весело отправилась в прохладный лес, где провела столько лет. Нэн обращалась с Элли почти что ласково, но в той семье она была единственной, кто был добр с ней. Мальчишки были грубы и нередко обижали ее. Не проходило и дня, чтобы от кого-нибудь из них Элли не получала бы тумаков. В деревне же она обрела дом, семью, и не одну. Здесь она была всем довольна.
Сама Элли тоже была далеко не ангелом. Когда она приходила в ярость, то становилась неукротимой. У одного из мальчиков Нэн до сих пор остались шрамы на теле от раскаленных углей, которые Элли однажды бросила в него.
Элли быстро шла по дороге, держа в руках блокнот. Однажды в таверне остановился на ночлег солдат. Он напился и уснул, и тогда Элли стащила у него этот ценный предмет. Солдату он был ни к чему: его рисунки были далеки от совершенства, и своими каракулями он только зря переводил ценную бумагу.
Навстречу Элли медленно ехал экипаж. В этих краях экипажи появлялись редко, поэтому проехать по заросшей, изрытой колеями дороге было непросто. Он опасно кренился то в одну, то в другую сторону.
Элли сошла с дороги в высокую траву, с любопытством наблюдая, как экипаж трясется на кочках. Угодив колесом в яму, кучер громко выругался. Но Элли не обратила на него внимания. Взгляд ее серебристого цвета глаз был прикован к прекрасным гнедым лошадям. Девушку восхитили эти стройные животные, тянувшие за собой тяжелый экипаж, в котором сидела бледная женщина, одетая в траур. На голове у нее была шляпка, поэтому Элли не разглядела цвета ее волос.
В противоположном углу экипажа сидел мужчина. Лица его не было видно, зато хорошо был заметен его ярко-синий бархатный камзол.
Когда экипаж поравнялся с Элли, женщина посмотрела на девушку и, вскрикнув, стала яростно трясти сидевшего напротив мужчину за руку.
Элли, не заметив этого, продолжила свой путь. Она медленно брела по дороге, пиная пыльными башмаками попадавшиеся ей маленькие камешки.
В это время женщина в экипаже продолжала трясти мужчину за руку, взволнованно говоря:
– Эмилия! Это была Эмилия! Клянусь тебе! Мне не показалось, Джон! О Боже! Ну, давай же остановимся и догоним ее! Джон, прикажи кучеру остановиться!
Мужчина, явно недоумевая, силился понять, о чем говорила женщина – вероятно, его жена. Он гладил ее по руке и пытался успокоить. Он не понимал, что так разволновало ее. Эмма была довольно спокойной и уравновешенной женщиной – значит, причина, приведшая ее в такое состояние, должна быть весьма веской. Но, похоже, Эмме – так звали женщину в экипаже – привиделась дочь, вставшая из гроба, безвременная кончина которой стала для нее в свое время сильным ударом.
Когда экипаж остановился, лакей спрыгнул, чтобы открыть дверь. Сэр Джон попытался уговорить жену не выходить из экипажа, но она ничего не хотела слушать, исполненная решимости следовать за ним по пыльной дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101