Правда, последний тоже считался сыном Кастро-Реале, но в горах гуляло еще столько других молодцов, которые хвастались тем же опасным происхождением!
XXXV. ГЕРАЛЬДИКА
Стало быть, Пиччинино, захоти он того, мог оказаться поистине опасным врагом семьи Лаворатори; но Мила вовсе не подозревала об этом, а фра Анджело полагался на склонность к героизму, которая, если можно так выразиться, составляла половину души его бывшего ученика. Добрый монах все-таки был не совсем спокоен. Он надеялся вновь повидаться с Пиччинино и убедиться в его намерениях, но напрасно поджидал он его и всюду разыскивал. Фра Анджело даже начинал надумывать — не пустил ли он волка в овчарню и не было ли опасной ошибкой перекладывать на других умелых людей то, что не хотелось делать самому.
Во время сьесты он отправился на виллу Пальмароза и застал Агату, когда она уже собиралась насладиться этим блаженным часом ничегонеделания, столь необходимым для всех жителей юга.
— Успокойтесь, добрый отец, — сказала она ему. — Мои тревоги рассеялись вместе с ночной тьмой. На рассвете я почувствовала, что мало надеюсь на вашего ученика, и мне захотелось самой проверить, не перерезал ли он горло Микеле ночью. Оказалось — мальчик мирно спит, а Пиччинино ушел еще до зари.
— И вы, сударыня, решили убедиться в этом самолично? Как неосторожно! А что будут говорить в предместье о вашем поступке?
— Никто ничего не узнает, я надеюсь. Я пошла одна, пешком, и закуталась в обыкновенный mazzaro. Если мне навстречу и попался кто-нибудь из знакомых, наверное никто не признал меня. Кроме того, отец мой, у меня больше нет серьезных опасений: аббату не известно ничего.
— Вы в этом уверены?
— Вполне, да и кардинал не способен ничего припомнить, это подтвердил мне доктор. Но аббат по-прежнему лелеет свои злые умыслы, разумеется. Вы знаете, что он считает Микеле моим любовником?
— И Пиччинино верит этому? — испуганно спросил монах.
— Теперь уже нет, — ответила Агата. — Я получила утром записку от него, он клятвенно уверяет, что мне нечего тревожиться. Он пишет, что сегодня Нинфо будет в его руках, а до тех пор он постарается отвлечь внимание аббата, и тому будет не до нас. Я вздохнула свободно, у меня теперь одна забота — как потом избавиться от дружбы Пиччинино, который может стать чересчур назойливым. Но это мы обдумаем попозже — довлеет дневи злоба его. А если в конце концов мне придется раскрыть ему правду… Вы ведь не считаете, что он способен злоупотребить ею?
— Я знаю его за человека, который старается делать вид, будто готов воспользоваться и злоупотребить всем на свете, но если вы наберетесь духу и будете обходиться с ним как с героем, блистающим прямотой и великодушием, вы увидите, ему захочется и в самом деле быть таким героем, и он им будет назло самому дьяволу.
Княжна и капуцин еще довольно долго беседовали, пересказывая друг другу все, что было им известно. Затем фра Анджело отправился в предместье, чтобы снять с поста Маньяни, назначить ему от лица Агаты новую встречу и самому проводить Микеле с отцом во дворец Ла-Серра, ибо все-таки доброму фра Анджело не хотелось, чтобы они одни шли по пустынной дороге, пока он сам не повидается с сыном Дестаторе.
Отправимся же с тремя членами семьи Лаворатори к маркизу и предоставим Миле в тревоге дожидаться появления монаха. Маньяни работал в это время на галерее напротив, и ему и в голову не приходило, что, обратившись к нему за помощью, девушка выжидает теперь случая ускользнуть от его присмотра. Она обещала отцу пойти обедать к своей подружке Ненне, но сперва она хотела выстирать и выгладить шаль, без которой, как она заявила, ей невозможно было выйти на улицу. Все получилось так, как предсказывал неизвестный друг. Девушка увиделась с монахом у источника, и ей не пришлось притворяться, будто она заробела при неожиданной встрече, так как ее действительно мучил страх. И правда, что мог подумать о ней Маньяни, если после всего рассказанного Милой застал бы ее беседующей по своей охоте с этим негодяем?
Чтобы избавить себя от разговора с ним и от необходимости глядеть на его отвратительное лицо, она бросила ему записку, которую он прочел с восторгом. Затем он удалился, посылая ей воздушные поцелуи, что заставило ее содрогнуться от омерзения и негодования.
В эту самую минуту ее отец, брат и дядя, не подозревая об опасности, которой бедная девочка ради них собиралась подвергнуть себя, входили во дверец маркиза Ла-Серра. Богатое жилище внутри было устроено гораздо современнее, чем вилла Пальмароза, от которой дворец Ла-Серра отделялся лишь обширным парком и узкой долиной, занятой лугами и плодовыми садами. Дворец был наполнен произведениями искусства — статуямя, вазами и прекрасными картинами, которые маркиз Ла-Серра собирал со вниманием серьезного и просвещенного знатока. Он сам вышел навстречу к обоим братьям, сердечно пожал руку каждому и, в ожидании пока накроют стол, повел по своей обширной резиденции, любезно, умно и разумно показывая и объясняя украшавшие ее шедевры. Пьетранджело хоть и был простым мастером по внутренней отделке дома, adornatore, все же отличался вкусом и пониманием прекрасного. Он живо воспринимал все эти уже ранее известные ему произведения искусства, и его наивные и вместе с тем глубокие суждения не только не мешали такой серьезной беседе, но даже оживляли ее. Микеле сначала немного стеснялся маркиза. Но вскоре, заметив, что в естественности и непринужденности отца много хорошего вкуса и что эти качества приятны такому достойному и разумному человеку, как маркиз, он почувствовал себя уверенней. Когда же сели за стел, уставленный серебром и цветами и тщательно убранный, как для приема знатных гостей, молодого человека оставило всякое стеснение, и он беседовал так же приятно и непринужденно, как если бы был собственным сыном хозяина или его родственником.
Только одно мучило его за обедом: он все гадал, что думают о нем лакеи маркиза. Я говорю «гадал», потому что он и глаз на них поднять не решался. Он не раз обедывал у богачей, когда жил в Риме, особенно после того, как отец переселился в Катанию и семейный уклад не удерживал его дома и не отвращал более от желания искать общества молодых щеголей. Поэтому для самого себя он не опасался обиды. Но отец впервые был приглашен вместе с ним к знатному патрицию, и теперь Микеле мучительно страдал от опасения, как бы лакеи не вздумали пожимать плечами за спиной почтенного старика либо грубо не обнесли его блюдом.
И в самом деле, у лакеев, которые столько раз видели Пьетранджело на его лесенке в этом самом дворце и привыкли обходиться с ним как с ровней, могло зародиться против него чувство злобы и презрения.
Однако то ли маркиз заранее поговорил с ними и объяснил свою особую благосклонность и уважение к старику, чем польстил болезненному самолюбию, свойственному людям этого сословия, то ли Пьетранджело умел так расположить в свою пользу всех, кто его знал, — только лакеи прислуживали ему весьма почтительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
XXXV. ГЕРАЛЬДИКА
Стало быть, Пиччинино, захоти он того, мог оказаться поистине опасным врагом семьи Лаворатори; но Мила вовсе не подозревала об этом, а фра Анджело полагался на склонность к героизму, которая, если можно так выразиться, составляла половину души его бывшего ученика. Добрый монах все-таки был не совсем спокоен. Он надеялся вновь повидаться с Пиччинино и убедиться в его намерениях, но напрасно поджидал он его и всюду разыскивал. Фра Анджело даже начинал надумывать — не пустил ли он волка в овчарню и не было ли опасной ошибкой перекладывать на других умелых людей то, что не хотелось делать самому.
Во время сьесты он отправился на виллу Пальмароза и застал Агату, когда она уже собиралась насладиться этим блаженным часом ничегонеделания, столь необходимым для всех жителей юга.
— Успокойтесь, добрый отец, — сказала она ему. — Мои тревоги рассеялись вместе с ночной тьмой. На рассвете я почувствовала, что мало надеюсь на вашего ученика, и мне захотелось самой проверить, не перерезал ли он горло Микеле ночью. Оказалось — мальчик мирно спит, а Пиччинино ушел еще до зари.
— И вы, сударыня, решили убедиться в этом самолично? Как неосторожно! А что будут говорить в предместье о вашем поступке?
— Никто ничего не узнает, я надеюсь. Я пошла одна, пешком, и закуталась в обыкновенный mazzaro. Если мне навстречу и попался кто-нибудь из знакомых, наверное никто не признал меня. Кроме того, отец мой, у меня больше нет серьезных опасений: аббату не известно ничего.
— Вы в этом уверены?
— Вполне, да и кардинал не способен ничего припомнить, это подтвердил мне доктор. Но аббат по-прежнему лелеет свои злые умыслы, разумеется. Вы знаете, что он считает Микеле моим любовником?
— И Пиччинино верит этому? — испуганно спросил монах.
— Теперь уже нет, — ответила Агата. — Я получила утром записку от него, он клятвенно уверяет, что мне нечего тревожиться. Он пишет, что сегодня Нинфо будет в его руках, а до тех пор он постарается отвлечь внимание аббата, и тому будет не до нас. Я вздохнула свободно, у меня теперь одна забота — как потом избавиться от дружбы Пиччинино, который может стать чересчур назойливым. Но это мы обдумаем попозже — довлеет дневи злоба его. А если в конце концов мне придется раскрыть ему правду… Вы ведь не считаете, что он способен злоупотребить ею?
— Я знаю его за человека, который старается делать вид, будто готов воспользоваться и злоупотребить всем на свете, но если вы наберетесь духу и будете обходиться с ним как с героем, блистающим прямотой и великодушием, вы увидите, ему захочется и в самом деле быть таким героем, и он им будет назло самому дьяволу.
Княжна и капуцин еще довольно долго беседовали, пересказывая друг другу все, что было им известно. Затем фра Анджело отправился в предместье, чтобы снять с поста Маньяни, назначить ему от лица Агаты новую встречу и самому проводить Микеле с отцом во дворец Ла-Серра, ибо все-таки доброму фра Анджело не хотелось, чтобы они одни шли по пустынной дороге, пока он сам не повидается с сыном Дестаторе.
Отправимся же с тремя членами семьи Лаворатори к маркизу и предоставим Миле в тревоге дожидаться появления монаха. Маньяни работал в это время на галерее напротив, и ему и в голову не приходило, что, обратившись к нему за помощью, девушка выжидает теперь случая ускользнуть от его присмотра. Она обещала отцу пойти обедать к своей подружке Ненне, но сперва она хотела выстирать и выгладить шаль, без которой, как она заявила, ей невозможно было выйти на улицу. Все получилось так, как предсказывал неизвестный друг. Девушка увиделась с монахом у источника, и ей не пришлось притворяться, будто она заробела при неожиданной встрече, так как ее действительно мучил страх. И правда, что мог подумать о ней Маньяни, если после всего рассказанного Милой застал бы ее беседующей по своей охоте с этим негодяем?
Чтобы избавить себя от разговора с ним и от необходимости глядеть на его отвратительное лицо, она бросила ему записку, которую он прочел с восторгом. Затем он удалился, посылая ей воздушные поцелуи, что заставило ее содрогнуться от омерзения и негодования.
В эту самую минуту ее отец, брат и дядя, не подозревая об опасности, которой бедная девочка ради них собиралась подвергнуть себя, входили во дверец маркиза Ла-Серра. Богатое жилище внутри было устроено гораздо современнее, чем вилла Пальмароза, от которой дворец Ла-Серра отделялся лишь обширным парком и узкой долиной, занятой лугами и плодовыми садами. Дворец был наполнен произведениями искусства — статуямя, вазами и прекрасными картинами, которые маркиз Ла-Серра собирал со вниманием серьезного и просвещенного знатока. Он сам вышел навстречу к обоим братьям, сердечно пожал руку каждому и, в ожидании пока накроют стол, повел по своей обширной резиденции, любезно, умно и разумно показывая и объясняя украшавшие ее шедевры. Пьетранджело хоть и был простым мастером по внутренней отделке дома, adornatore, все же отличался вкусом и пониманием прекрасного. Он живо воспринимал все эти уже ранее известные ему произведения искусства, и его наивные и вместе с тем глубокие суждения не только не мешали такой серьезной беседе, но даже оживляли ее. Микеле сначала немного стеснялся маркиза. Но вскоре, заметив, что в естественности и непринужденности отца много хорошего вкуса и что эти качества приятны такому достойному и разумному человеку, как маркиз, он почувствовал себя уверенней. Когда же сели за стел, уставленный серебром и цветами и тщательно убранный, как для приема знатных гостей, молодого человека оставило всякое стеснение, и он беседовал так же приятно и непринужденно, как если бы был собственным сыном хозяина или его родственником.
Только одно мучило его за обедом: он все гадал, что думают о нем лакеи маркиза. Я говорю «гадал», потому что он и глаз на них поднять не решался. Он не раз обедывал у богачей, когда жил в Риме, особенно после того, как отец переселился в Катанию и семейный уклад не удерживал его дома и не отвращал более от желания искать общества молодых щеголей. Поэтому для самого себя он не опасался обиды. Но отец впервые был приглашен вместе с ним к знатному патрицию, и теперь Микеле мучительно страдал от опасения, как бы лакеи не вздумали пожимать плечами за спиной почтенного старика либо грубо не обнесли его блюдом.
И в самом деле, у лакеев, которые столько раз видели Пьетранджело на его лесенке в этом самом дворце и привыкли обходиться с ним как с ровней, могло зародиться против него чувство злобы и презрения.
Однако то ли маркиз заранее поговорил с ними и объяснил свою особую благосклонность и уважение к старику, чем польстил болезненному самолюбию, свойственному людям этого сословия, то ли Пьетранджело умел так расположить в свою пользу всех, кто его знал, — только лакеи прислуживали ему весьма почтительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134