Мы гуляли в тени скал, защищенные от прямых солнечных лучей каменным навесом. Прошло несколько минут, и я поняла, что он выбрал этот маршрут специально, чтобы я не страдала от нещадного зноя.
Но он не придал значения своей предусмотрительности, хотя мог бы подать ее эффектно ради того, чтобы получить мое признание.
Иногда мистер Ллевелин вел себя так, что не мог не нравиться. И даже не хотелось вспоминать о том, что у него плохой характер. Но после всего того, что мне было сказано о нем, как я могла думать иначе?
Я тяжело вздохнула.
Он посмотрел на меня сверху с любопытством.
— Вы удивляете меня, мисс Кевери, — с недоумением произнес он. — Очень немногие молодые леди чувствуют себя несчастными в моем обществе.
— Мне уже говорили об этом, — заметила я.
— В самом деле? — посмотрел он на меня с интересом. — Кто же?
Я поняла свой просчет. Не могла же я назвать миссис Мэдкрофт. Только одно воспоминание о разговоре с ней на эту тему заставило меня покраснеть. Не могла я сослаться и на высказывания его сестры, хотя они по своей сущности были не менее жесткие, чем суждения миссис Мэдкрофт. С трудом я подыскивала подходящий ответ. Наконец, мне пришло в голову единственное, что я могла сказать.
— Вы сами, наверное помните, — посмотрела я ему в глаза. — В комнате вашей мачехи…
Эти слова вызвали в моей памяти другие картины. Мой взгляд упал на его губы, и мои щеки зарделись. Даже руки отозвались. Там, где он держал меня, пробежали мурашки.
Но его высеченное лицо не отразило никаких эмоций. Видимо, он просто не догадывался о моих мыслях. Он подчеркнуто смотрел вдаль. Но, несмотря на его внешнее безразличие, я почувствовала, как его мускулы напряглись под моей рукой.
— Вы немилосердны, мисс Кевери.
— Как так?
— Я думал, что вы простили мне мои заблуждения. Очевидно, что нет.
— Это неправда.
— Тогда какая может быть иная причина, что вы отказываетесь прогуляться со мной?
— Я просто думаю, что другим тоже хочется присоединиться к нам.
Конечно, я солгала. Не могла же я ему сказать то, что думала на самом деле.
Он повернул ко мне голову и наклонил, чтобы посмотреть мне в лицо. Ему удалось поймать и удержать мой взгляд. Это был долгий пристальный взгляд, который оценивал меня и давал понять о всей безрассудности моей попытки солгать ему. Мы продолжали идти. Я ощутила, как он, держа мою руку, прижал к своей. Он без труда приноравливал свой длинный шаг к моему. Каким-то непонятным мне образом я одновременно воспринимала его сильные эмоции, сдерживаемые прекрасным воспитанием, его безупречный костюм и его внутреннюю самодисциплину. В одно и то же время я чувствовала себя безопаснее и уязвимее, чем когда-нибудь прежде. Непонятно, как это получилось, но я вдруг задрожала от нахлынувшего на меня пугающего экстаза.
Не знаю, ощутил ли Эдмонд через свою руку легкую дрожь во мне, но он сделал вид, что ничего не заметил. Впрочем, некоторые штрихи в его поведении говорили за то, что мое необычное состояние не укрылось от его опытного взгляда.
— Фанни получила ответ от друзей? — спросил он голосом, который кто-то другой и мог принять за обычный, но только не я.
— Еще нет, — сказала я, чувствуя, как пересохло в горле. — Но думаю, что скоро получит. Она ждет.
— А если они пожелают встретиться с вами немедленно, что вы будете делать? — продолжал он задавать вопросы.
— Конечно, поеду, — ответила я, не сознавая, насколько мой ответ является разумным, потому что у меня по спине пробежали маленькие электрические волны.
— Меня удивляет, так ли все это на самом деле, как вы говорите? — выразил сомнение мистер Ллевелин.
— А теперь вы немилосердны, — уколола я, чувствуя при этом, что освобождаюсь от того магического обаяния, которым он прежде окутал меня.
Он мгновенно понял, что допустил ошибку, и сожаление отразилось в его глазах.
— Простите меня, — извинился он. — Полагаю, что вы ждете того дня, когда покинете Эбби Хаус.
Он произнес это утвердительно, но в его голосе прозвучал легкий намек на вопрос. И даже нечто большее. Что-то с оттенком разочарования.
Это разочарование я разделяла, хотя понимала, что мои эмоции уводят меня в сторону.
— Вы, кажется, не уверены? — с вызовом спросила я, предпочитая воевать с ним, а не сама с собой. — Не вы ли утверждали, что мне нужно держаться подальше от влияния миссис Мэдкрофт?
— Я так думал, — подтвердил он. — И думаю. Но должен согласиться, что мне понадобится еще время для того, чтобы лучше узнать вас.
Фразу он закончил хриплым голосом. Возможно, голос охрип из-за сырого ветра, дующего с моря, а может быть, по другой причине.
Я сделала вид, что меня это совершенно не интересует. Отвернувшись от мистера Ллевелина, я с огромным интересом рассматривала доисторические скалы. При этом, разумеется, изображала восхищение, которого на самом деле и не было.
— Вы удивляете меня, мистер Ллевелин, — произнесла я, не отводя взгляда от скал. — Мы с вами редко соглашаемся, какого бы вопроса ни коснулись. Я не думаю, что мы с вами друзья.
— Но я стараюсь, — произнес он, сверкнув белозубой улыбкой в тени скалы.
Затем он наклонялся ко мне.
— Мне говорили, что я могу быть очень обаятельным, — произнес он интимным тоном, который сказал больше, чем слова.
Интересно, кто это ему говорил, хотела бы я знать? Другие «молодые леди с хорошим характером», которые не устояли против его чар? Или миссис Мэдкрофт и Урсула переоценивают его достоинства? Я стала пристально рассматривать его лицо, чтобы получить личное впечатление, помимо того, которое я уже имела с чужих слов. Произошло такое, что, обнажив свои чувства, я стала более уязвимой. Не последнюю роль сыграли в этом его великолепная улыбка и эротическое излучение его глаз.
Я поспешно опустила глаза.
— Думаю, что ваш интерес ко мне случаен.
— Не совсем. Я всегда считал вас привлекательной и разумной. Но до недавнего момента я считал вас неподходящей. Даже в высшей степени неподходящей.
— Польщена вашей откровенностью. Вы, должно быть, встречаете молодых женщин, которые одновременно привлекательны и разумны. Нет причин испытывать ко мне особый интерес.
— Дело в том, что они слишком откровенно бросаются на меня. Отсутствие у женщины скромности в общении со мной я считаю для себя оскорбительным.
Я подумала, что это, вероятно, из-за адюльтерских привычек его мачехи. Поймав на себе его взгляд, я покраснела. Успокаивало сознание, что он не может знать содержание нашей беседы с Урсулой. Это спасло меня от полного унижения.
Он, между тем, откашлялся, к чему-то готовясь. К чему же?
— Тот день на поляне … — начал он. Я облегченно вздохнула и расслабилась. Значит, он предполагал, что причиной моего дискомфорта был тот распутный танец на поляне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113