В кухню? Там наверняка есть вода. Нет, кухня слишком далеко, лучше пойти в свою комнату. Там на столике оставлен для нее кувшин воды.
Авалон пошатнулась, припала к стене коридора. Снаружи все громче бесновалась песчаная буря. А Авалон ничего не могла разглядеть и вынуждена была ощупью пробираться вдоль стены. Камень обжигал, да и не мог он быть холодным. Здесь всегда палит солнце, все сжигает дотла, даже камни. Вся вода в этом мире от жары давно уже испарилась, не осталось ни капли.
Авалон закрыла лицо руками, не замечая боли в обожженных запястьях. Бежать, укрыться… где? Если нет воды, что ее спасет? Почему она не может умереть? Почему ее просто не убьют?
Авалон отняла руки от лица и увидела, что она в совершенно незнакомом месте, в тесной комнатке. На полу лежал слой песка. К большому столу был привязан человек, весь покрытый шрамами, свежей и засохшей до черноты кровью. Его израненные губы были сожжены жаждой. Даже кровь на них превратилась в черную пыль, волосы его были спутаны и грязны.
Авалон не могла шевельнуться, веревки туго придавили ее к столу, и у нее больше не было сил бороться. Почему же ее просто не убьют? Зачем заставляют страдать?
Смерть казалась ей желанным, недостижимым раем.
Капля упала на ее губы, стекла на язык и впиталась в иссохшую плоть.
— Еще? — спросил ласковый голос на чужом, непонятном языке, но Авалон знала, что означает это слово. Вода.
«Да, да, да!» — хотела она крикнуть, но с пересохших губ не сорвалось ни крика, ни стона. Привязанная к столу, она не могла даже повернуть голову. Окровавленные веревки все туже врезались в тело.
— Да, да, да! — громко выкрикнул Маркус, метавшийся на широкой кровати, среди смятых шкур и одеял.
Сквозь трещины в белых стенах сочился песок. Тонкий слой песка запорошил темное дерево распятия, висевшего над столом, затуманил терновый венец на голове Христа.
— Отрекись, — промолвил на своем языке все тот же чужой и ласковый голос, и если б только Авалон могла шевельнуть омертвевшим от жажды языком, она выкрикнула бы: «Да, да, отрекусь, все, что хочешь, только дай мне еще воды…»
Маркус раскинул руки и застонал во сне. Лунный луч упал на его лицо, искаженное гримасой, но чистое, без следа крови. И песка в этой комнате не было.
Авалон снова огляделась — ни песка, ни солнца, ни распятия. Чужой ласковый голос смолк. Ночь. Она в Савере, а это, должно быть, спальня лэрда.
— Боже мой, боже! — прошептал во сне Маркус и выгнулся, мучимый призрачными демонами кошмара.
Авалон оперлась рукой о стену. Камень был хо-лодный, ни следа прежнего жара. Она хватала ртом воздух, пытаясь понять, как она здесь очутилась.
На столе, в дальнем углу комнаты стоял кувшин. Там должна быть вода.
Авалон оттолкнулась от стены, бросилась к столу и едва не закричала от счастья, увидев, что в глубине кувшина плывет луна, отраженная — хвала богу — в воде.
Дрожащими руками Авалон плеснула воды в кружку. О, чудеснейший в мире звук — журчание текущей влаги!.. Отставив кувшин, девушка одним глотком осушила кружку. Струйки воды текли по ее лицу.
Потом она снова наполнила кружку до краев, взяла в другую руку кувшин и, подойдя к Маркусу, опустилась на колени у его изголовья.
Маркус обливался потом, скомканные одеяла были липки и влажны. Все его тело дышало нестерпимым жаром жажды.
Маркус отпрянул от нее, широко раскинув руки, словно они были привязаны к кровати.
Авалон подняла повыше кружку, но он не смотрел в ее сторону, а когда она коснулась его лица, он лишь дернулся, но не повернул головы.
— Вода, — прошептала Авалон, и Маркус снова застонал, но не пошевелился.
Тогда она обмакнула пальцы в прохладную влагу и провела ими по его губам. Маркус мгновенно слизал с губ живительные капли и слепо потянулся за ее рукой.
— Вода, — повторила Авалон и свободной рукой поддержала его голову.
— Боже! — вскрикнул он срывающимся голосом, и Авалон подумала: «Теперь я знаю, как кричит безумная надежда».
Она поднесла кружку к губам Маркуса.
— Вода. Пей. Это для тебя.
Одним глотком Маркус осушил кружку, и Авалон опять наполнила ее. На сей раз он пил медленнее, так и не проснувшись. Жар, терзавший его тело, понемногу ослабевал.
Авалон бережно опустила его голову на подушку, отвела со лба влажные от пота пряди.
— Спасибо тебе, боже, — вздохнул Маркус, уронив руки вдоль тела, и лицо его, искаженное мукой, разгладилось и просветлело.
Кошмар исчез.
Авалон опустилась на пол и медленно перевела дыхание. Лицо ее было мокрым, но не от воды. Слезы. Она даже не заметила, когда они полились из глаз. Она плакала, покуда длился этот кошмар. Плакала и молила о смерти.
Только это была не ее смерть. Это Маркуса терзали призрачные демоны кошмара.
В тусклом свете луны Авалон различила, что одеяла на его кровати неяркого цвета — то ли синего, то ли зеленого. К чему ей это? Ей здесь не место. Пора уходить.
И все же она медлила, умиротворенно любуясь тем, как спокойно лежит теперь Маркус, как легко и ровно дышит. Спящий ангел. Нет, не ангел — просто человек, уязвимый, прекрасный, измученный тяжкими снами.
Авалон обмакнула в кувшин край своего тартана и влажной тканью отерла его лицо, бережно касаясь разгоряченного лба, сомкнутых век, чеканных твердых скул. Маркус даже не пошевелился. Человек или падший ангел, но он нуждался в ее помощи.
В этот миг Маркус открыл глаза, и Авалон, склонившаяся над ним, замерла.
Что он подумает, если обнаружит ее ночью в своей спальне?
Глаза Маркуса сияли отраженным лунным светом, и он смотрел на нее безмятежно, без тени удивления.
— Ангел, — проговорил он, словно услышав мысли Авалон. — Значит, я мертв?
Авалон, не двигаясь, осторожно облизала губы.
— Нет.
Маркус снова закрыл глаза.
— Я так хотел… — пробормотал он и, перевернувшись на бок, уткнулся лицом в подушки. — Я так хотел умерть…
Авалон отстранилась, убрала руку и встала. Маркус спал.
Кувшин кружка стояли на полу у ее ног. Авалон опять наполнила кружку водой и поставила ее на столике у кровати, затем вернулась и поставила туда же кувшин. Бросив последний взгляд на спящего, она пошла к двери.
Хотя Авалон не помнила, как оказалась в покоях лэрда, ей скоро удалось найти знакомый коридор, а оттуда уже добраться до своей комнаты. Вот только заснуть она смогла очень и очень не скоро.
Авалон спала, и ее серебристые волосы рассыпались по подушке, мерцая и переливаясь в неясном свете наступающего дня. Маркус подумал, что мог бы вечно смотреть на ее тонкие темные брови, длинные пушистые ресницы, покойно лежавшие на бледных щеках, на эти по-детски приоткрытые губы. Ему отчаянно не хотелось будить ее. Лучше просто повернуться и на цыпочках выйти, бережно сохранив этот образ, чтобы потом воскрешать его в памяти в самые нелегкие и одинокие часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Авалон пошатнулась, припала к стене коридора. Снаружи все громче бесновалась песчаная буря. А Авалон ничего не могла разглядеть и вынуждена была ощупью пробираться вдоль стены. Камень обжигал, да и не мог он быть холодным. Здесь всегда палит солнце, все сжигает дотла, даже камни. Вся вода в этом мире от жары давно уже испарилась, не осталось ни капли.
Авалон закрыла лицо руками, не замечая боли в обожженных запястьях. Бежать, укрыться… где? Если нет воды, что ее спасет? Почему она не может умереть? Почему ее просто не убьют?
Авалон отняла руки от лица и увидела, что она в совершенно незнакомом месте, в тесной комнатке. На полу лежал слой песка. К большому столу был привязан человек, весь покрытый шрамами, свежей и засохшей до черноты кровью. Его израненные губы были сожжены жаждой. Даже кровь на них превратилась в черную пыль, волосы его были спутаны и грязны.
Авалон не могла шевельнуться, веревки туго придавили ее к столу, и у нее больше не было сил бороться. Почему же ее просто не убьют? Зачем заставляют страдать?
Смерть казалась ей желанным, недостижимым раем.
Капля упала на ее губы, стекла на язык и впиталась в иссохшую плоть.
— Еще? — спросил ласковый голос на чужом, непонятном языке, но Авалон знала, что означает это слово. Вода.
«Да, да, да!» — хотела она крикнуть, но с пересохших губ не сорвалось ни крика, ни стона. Привязанная к столу, она не могла даже повернуть голову. Окровавленные веревки все туже врезались в тело.
— Да, да, да! — громко выкрикнул Маркус, метавшийся на широкой кровати, среди смятых шкур и одеял.
Сквозь трещины в белых стенах сочился песок. Тонкий слой песка запорошил темное дерево распятия, висевшего над столом, затуманил терновый венец на голове Христа.
— Отрекись, — промолвил на своем языке все тот же чужой и ласковый голос, и если б только Авалон могла шевельнуть омертвевшим от жажды языком, она выкрикнула бы: «Да, да, отрекусь, все, что хочешь, только дай мне еще воды…»
Маркус раскинул руки и застонал во сне. Лунный луч упал на его лицо, искаженное гримасой, но чистое, без следа крови. И песка в этой комнате не было.
Авалон снова огляделась — ни песка, ни солнца, ни распятия. Чужой ласковый голос смолк. Ночь. Она в Савере, а это, должно быть, спальня лэрда.
— Боже мой, боже! — прошептал во сне Маркус и выгнулся, мучимый призрачными демонами кошмара.
Авалон оперлась рукой о стену. Камень был хо-лодный, ни следа прежнего жара. Она хватала ртом воздух, пытаясь понять, как она здесь очутилась.
На столе, в дальнем углу комнаты стоял кувшин. Там должна быть вода.
Авалон оттолкнулась от стены, бросилась к столу и едва не закричала от счастья, увидев, что в глубине кувшина плывет луна, отраженная — хвала богу — в воде.
Дрожащими руками Авалон плеснула воды в кружку. О, чудеснейший в мире звук — журчание текущей влаги!.. Отставив кувшин, девушка одним глотком осушила кружку. Струйки воды текли по ее лицу.
Потом она снова наполнила кружку до краев, взяла в другую руку кувшин и, подойдя к Маркусу, опустилась на колени у его изголовья.
Маркус обливался потом, скомканные одеяла были липки и влажны. Все его тело дышало нестерпимым жаром жажды.
Маркус отпрянул от нее, широко раскинув руки, словно они были привязаны к кровати.
Авалон подняла повыше кружку, но он не смотрел в ее сторону, а когда она коснулась его лица, он лишь дернулся, но не повернул головы.
— Вода, — прошептала Авалон, и Маркус снова застонал, но не пошевелился.
Тогда она обмакнула пальцы в прохладную влагу и провела ими по его губам. Маркус мгновенно слизал с губ живительные капли и слепо потянулся за ее рукой.
— Вода, — повторила Авалон и свободной рукой поддержала его голову.
— Боже! — вскрикнул он срывающимся голосом, и Авалон подумала: «Теперь я знаю, как кричит безумная надежда».
Она поднесла кружку к губам Маркуса.
— Вода. Пей. Это для тебя.
Одним глотком Маркус осушил кружку, и Авалон опять наполнила ее. На сей раз он пил медленнее, так и не проснувшись. Жар, терзавший его тело, понемногу ослабевал.
Авалон бережно опустила его голову на подушку, отвела со лба влажные от пота пряди.
— Спасибо тебе, боже, — вздохнул Маркус, уронив руки вдоль тела, и лицо его, искаженное мукой, разгладилось и просветлело.
Кошмар исчез.
Авалон опустилась на пол и медленно перевела дыхание. Лицо ее было мокрым, но не от воды. Слезы. Она даже не заметила, когда они полились из глаз. Она плакала, покуда длился этот кошмар. Плакала и молила о смерти.
Только это была не ее смерть. Это Маркуса терзали призрачные демоны кошмара.
В тусклом свете луны Авалон различила, что одеяла на его кровати неяркого цвета — то ли синего, то ли зеленого. К чему ей это? Ей здесь не место. Пора уходить.
И все же она медлила, умиротворенно любуясь тем, как спокойно лежит теперь Маркус, как легко и ровно дышит. Спящий ангел. Нет, не ангел — просто человек, уязвимый, прекрасный, измученный тяжкими снами.
Авалон обмакнула в кувшин край своего тартана и влажной тканью отерла его лицо, бережно касаясь разгоряченного лба, сомкнутых век, чеканных твердых скул. Маркус даже не пошевелился. Человек или падший ангел, но он нуждался в ее помощи.
В этот миг Маркус открыл глаза, и Авалон, склонившаяся над ним, замерла.
Что он подумает, если обнаружит ее ночью в своей спальне?
Глаза Маркуса сияли отраженным лунным светом, и он смотрел на нее безмятежно, без тени удивления.
— Ангел, — проговорил он, словно услышав мысли Авалон. — Значит, я мертв?
Авалон, не двигаясь, осторожно облизала губы.
— Нет.
Маркус снова закрыл глаза.
— Я так хотел… — пробормотал он и, перевернувшись на бок, уткнулся лицом в подушки. — Я так хотел умерть…
Авалон отстранилась, убрала руку и встала. Маркус спал.
Кувшин кружка стояли на полу у ее ног. Авалон опять наполнила кружку водой и поставила ее на столике у кровати, затем вернулась и поставила туда же кувшин. Бросив последний взгляд на спящего, она пошла к двери.
Хотя Авалон не помнила, как оказалась в покоях лэрда, ей скоро удалось найти знакомый коридор, а оттуда уже добраться до своей комнаты. Вот только заснуть она смогла очень и очень не скоро.
Авалон спала, и ее серебристые волосы рассыпались по подушке, мерцая и переливаясь в неясном свете наступающего дня. Маркус подумал, что мог бы вечно смотреть на ее тонкие темные брови, длинные пушистые ресницы, покойно лежавшие на бледных щеках, на эти по-детски приоткрытые губы. Ему отчаянно не хотелось будить ее. Лучше просто повернуться и на цыпочках выйти, бережно сохранив этот образ, чтобы потом воскрешать его в памяти в самые нелегкие и одинокие часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69