В прошлом году он мог бы сходить в Императорскую уже как курсант, но захотелось в другой рейс — посмотреть Японию и Китай.
Теперь приходится кусать локти…
Федя озабоченно глянул на небо. Видимость сегодня была отличнейшая. Далеко на западе синели сопки. Впереди чередой выступали из воды лиловые мысы. Ближе они изменяли окраску, становились темно-зелеными. Видимость — лучше не надо, и все же погода не совсем нравилась Великанову. Небо облачно, а покажется солнце — какое-то странное: оранжевое и резко очерченное, словно в цветных стеклах секстана.
Любой судоводитель на месте Великанова давно подошел бы ближе к берегу, но Феде казались опасными все глубины меньше ста саженей.
Наоборот, он считал, что пароход и так недопустимо близко от берега. Посоветоваться же с кем-нибудь не решался. Неудобно: он ведь капитан…
— Близковато идем, — сказал он, когда стало совсем невмоготу, Ломову, стоявшему на руле и несколько скептически наблюдавшему за Фединой беготней. — Не взять ли мористее?
— Да ты что? — возразил Ломов. — И отсюда маяк не разглядишь, далеко больно… милях бы в пяти от берега. Другие капитаны всегда на подходе ближе держат… Чать, не в тумане.
— А ты узнаешь места? — оживился Федя. — Это какой по-твоему? — Он показал на всплывавший впереди лиловый мыс.
Великанов с надеждой ждал ответа.
— Нет, мысов признать не могу, — с сожалением сказал Ломов. — Я к ним не присматривался. Мне говорили «право» — я брал право, говорили «лево» — я лево… Дело матросское, — добавил он, словно извиняясь.
— Маяк! — не своим голосом закричал Великанов. — На том мысе, я хорошо вижу!
Но сразу же пришло сомнение. А может быть, это другой маяк? Он вынес из штурманской лоцию и стал быстро ее перелистывать.
Потом, неизвестно для чего, побежал на правое крыло, споткнулся о ящик капитана Гроссе. Оскар Казимирович таскал его с места на место за веревку. Планшир на крыльях мостика был высокий, и если бы Гроссе не становился на подставку, над барьером торчал бы только козырек капитанской фуражки.
— Другого маяка близко не сыщешь, — подал голос Ломов. — Наш.
Действительно, маяков на побережье негусто и перепутать их трудно.
Но Федя уже не слушал Ломова. Он брал на верхнем мостике пеленги, потом побежал на корму, заметил лаг.
Помудрив над картой. Великанов изменил курс на маяк. Его лицо теперь было твердокаменным, даже Сергеи Ломов ничего не заметил. Но если бы кто-нибудь заглянул в мятущуюся Федину душу… Сомнения терзали его пуще прежнего.
Позевывая и потягиваясь, на мостик вышел Потапенко.
— Маяк Николаевский, атаман, — сразу определил он. — За ним — Императорская.
После слов унтер-офицера, старого сигнальщика, Великанов сразу успокоился.
— Ну-ка, посмотри получше, — все же решил он проверить еще раз и сунул в руки Потапенко бинокль.
Иван Степанович приложил к глазам окуляры, подтвердил:
— Он самый, куда ему деться, стоит себе на месте… Красота-то какая, атаман? Море синее, солнышко… А берег какой? Говорят: «Крым, Крым», а я прямо скажу — красивее наших берегов нету… Не напороться бы только на беляков, — покрутив усы, добавил Потапенко. — Пароход отберут, а нас на березы. Ну, бывай, желаю успеха. Мне в кочегарку на вахту.
— Глубину скоро мерить, — словно про себя сказал Федя, торопясь незаметно выяснить еще кое-что.
Сигнальщик уже занес ногу на ступеньку, но, услышав эти слова, внимательно посмотрел на юношу, понял его состояние.
— Глубину? Ну, это кому как. Наш фон Моргенштерн на «Сибиряке» никогда здесь не мерил. Да и чем ее смеришь — тысячи метров. Сколько раз мы с юга в Императорскую заходили, и все на глазок. Глубины здесь хорошие. Как за маяк повернул, держи посредине бухты. Советую тебе, Федя, в Константиновскую заползти и там на якорь. Узнаем, что и как, а потом можно и к поселку поближе податься.
С этими словами Потапенко ушел. Он торопился. Ведь на плечах маленькой команды лежал полный груз работ: и на мостике, и в машине, и в кочегарке.
На траверзе маяка Федя точно определил свое место: три пеленга скрестились почти в одной точке. Теперь он уже ни в чем не сомневался и вскоре уверенно повернул в гавань. «Императорская, — ликовал он, — я привел пароход в Императорскую гавань! Настоящий большой пароход!» Феде казалось, что ничего более важного и сложного не может быть в его жизни.
На волнах морских построю замок
И зубами с неба притащу луну, —
радостно напевал он.
Миновали маленький островок. А вот и Константиновская, самая глубокая и спокойная бухта в гавани. Пароход шел словно по большой реке с лесистыми берегами. Покачиваясь в прозрачной воде, медленно плыла навстречу разорванная японская циновка.
Великанову вспомнилось, как здесь, рядом, в бухте Постовой, они с Таней искали затонувший фрегат «Паллада». Они старались разглядеть в темной глубине остатки деревянного корабля, и Феде казалось, что он видит палубу, фальшборт с портами для пушек… Фрегат потопила команда. Шла Крымская война. Русский военный корабль не должен был попасть англичанам или французам, рыскавшим по Приморскому берегу. Они с Таней видели развалины крепости, построенной во время Крымской кампании. Где-то здесь же в прошлом году партизаны захватили сторожевичок «Лейтенант Дыдымов». По этому поводу много было разговоров во Владивостоке…
Но что это? У самого берега, привязавшись тросами к деревьям, стояли пароходы! Да, океанские пароходы с цветистыми иероглифами на длинных трубах. На двух палубы высоко нагружены бревнами, третий только начал погрузку. Лесовозы. На них гремели и парились лебедки.
Великанов знал, что у берега здесь могут швартоваться крупные суда. Но лес грузят японцы! Федя навел бинокль: да, белый флаг с красным солнцем. Деревья рубили где-то совсем близко и подтаскивали на лошадях. На берегу много рабочих, погрузка шла вовсю, несмотря на воскресный день.
Перевел бинокль — и еще неожиданность. Посередине бухты на якоре стоял небольшой японский сторожевик, окрашенный в светлую шаровую краску. Когда «Синий тюлень» застопорил, сторожевик тотчас снялся и пошел навстречу. Великанову пришлось опять прибегнуть к маскараду. Он надел китель, фуражку и выжидательно стоял на мостике.
На корме сторожевика два низкорослых матроса расправили сбившееся без ветра полотнище флага и держали так, чтобы его было хорошо видно.
«Не просто солнце, а с лучами, — подумал Федя. — Военный корабль».
— Я есть японца. Ты кто, зачем сюда пришел? — потребовал с мостика сторожевика какой-то очкастый в морской фуражке.
— Почему я должен отвечать на ваши вопросы? — вспыхнул Великанов. — Я нахожусь в России.
— Каждый иностранец, входящий в японские воды, обязан давать отчет японскому военному кораблю, — словно и не слыша Федю, сказал второй, высокий японец, тоже в очках, с кортиком и биноклем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105