В дверь постучали. Он шевельнулся, поднял голову. На пороге стояла Мильда. В модном коротком платье и прозрачном переднике с оборками. Она ещё больше похорошела после замужества.
— К тебе пришли, — сказала она, улыбаясь. — Я не хотела будить, ты так сладко спал, но человек просит…
— Ладно, — проворчал Фрикке. — Кому это так приспичило? — Он сел на диван, поднял с пола книгу. Сжав челюсти, беззвучно чихнул.
— Я его никогда не видела. — Мильда пожала плечами.
Фрикке надел грубошёрстный, в синюю крапинку пиджак, неторопливо пригладил волосы перед зеркалом и кивнул жене.
Мильда пропустила в комнату высокого тучного человека с красным лицом, белыми бровями и ресницами. Короткий тупой нос, большой подбородок заметно выпирал вперёд. Во рту торчала сигара.
«Я встречал его раньше», — мелькнуло в голове Фрикке. Дрогнуло сердце…
Незнакомец, осторожно ступая по ковру, сделал два шага, остановился, озадаченно крякнул и быстро взглянул на дверь.
— Эрнст Фрикке! — воскликнул он. — Штурмфюрер! Вот так встреча! Ну, никак не ожидал! Цум Тей-фель! Никак не думал, что Медонис — это ты.
Протянув руки, он шагнул вперёд. И можно было подумать, что он собирается обнять хозяина.
— Я именно Медонис, — холодно проговорил Фрикке, поспешно отодвигаясь и тоже взглянув на дверь. — Антон Адамович Медонис. И не имею чести вас знать.
— Ну как же, вспомни, — не унимался незнакомец. — Мы драпали из Кенигсберга к морю. Наш буксир обстреляли. Разве ты забыл, мы чуть не погибли в канале? Ну, здравствуй!
Фрикке мельком взглянул на протянутую руку гостя. Огромная лапа. На толстом пальце заплыл золотой перстень. Теперь он не сомневался: он видел эту руку.
«А-а, троюродный брат Маргариты Мальман! — как-то сразу пришло в голову. — Родственник Пауля Даргеля».
Перед глазами Фрикке встала давнишняя картина: палуба пароходика, морской канал, общительный грузный мужчина.
— И все же мне непонятен ваш визит…
Но гость уже вытаскивал из поясного карманчика янтарный мундштук с двумя золотыми ободками. Повертев его в руках, он спросил:
— Я слышал, в этих местах находят янтарь?
— Да, на берегу моря, — сразу ответил Фрикке по-немецки. Теперь все было понятно. — Кажется, вас зовут Дучке? Карл Дучке?
— Смотри-ка, — гость засмеялся, — запомнил моё имя! Да, я Карл Дучке, хотя тебе и не положено это знать. Ну что делать, если мы оказались старыми друзьями. А помнишь, я показывал фотографию Генриетты? Сейчас моя жена прибавила в весе, я ведь не люблю худых.
«Зачем я им понадобился?» — думал Фрикке.
— Как ты живёшь? — осматриваясь, сказал Дучке. — Вижу, окопался недурно. За тобой не следят? — Он понизил голос.
— Почему же за мной должны следить? — так же тихо, но твёрдо ответил Фрикке. — Я честный литовец Антанас Медонис…
— Но бывает и так и эдак. Надо быть осторожным, — пыхтел Дучке. — Говорят, без осторожности никакая мудрость не поможет. Слушай, ты помнишь Фридриха Эйхнера? Тоже из Кенигсберга? — Он бросил пронзительный взгляд на хозяина.
— Эйхнер? — Фрикке на минуту задумался. — Главное управление имперской безопасности, — сказал он.
События последней ночи в Кенигсберге запомнились на всю жизнь. Он представил себе королевский замок, комнату дяди, уставленную картинами и деревянными рыцарями.
— Штурмбанфюрер?
— Да, да! — обрадованно отозвался Дучке. — Теперь полковник, ответственный пост в полиции. Десять лет отсидел в России как военный преступник. Весьма уважаемый человек. Никто так ловко не может накинуть наручники: раз — и готово! — Дучке щёлкнул пальцами. — Но об этом потом. Ты должен помогать в нашем великом деле, — важно изрёк он. — Мы начинаем все с самого начала… Да ты садись, у меня устали ноги.
Они уселись в кресло, пристально наблюдая друг за другом.
— Слушай, Дучке, мы даже не вспрыснули встречу, — состроив весёлую мину, сказал Фрикке. Он, не вставая, открыл дверку небольшого настенного шкафчика, достал бутылку. — Трепещи, приятель, это старый армянский коньяк.
На низеньком столике, стиснутом грузными креслами, появились рюмки, сифон содовой, яблоки. Все это Фрикке мгновенно достал из того же шкафчика за спиной. Это было его изобретение — не вставая с кресла, угощать гостей.
Дучке вынул из нагрудного карманчика пиджака новую сигару и стал молча рассматривать красно-золотую этикетку.
— Смотри, при наци мне редко удавалось курить такую, — медленно говорил он. — Разве после обыска арестованных. Три марки штука!.. Домик не хуже твоего. — Дучке оценивающе оглядел стены кабинета. — Правда, за него ещё не все выплачено. Детишки кончают школу, расходы большие, — добавил он, будто оправдываясь
Дучке чиркнул спичку и осторожно принялся разжигать сухие кручёные листья.
— Сигара должна загораться равномерно. Это сохраняет аромат, — неожиданно произнёс он каким-то неестественным для него сладким голосом. — Гаванцы, истинные знатоки и ценители табака, только так раскуривают сигару. — Дучке выпустил в потолок десяток голубых колец и опять замолк, наблюдая, как они увеличиваются, сливаются, образуя причудливое облако.
— Сказать по правде, — продолжал он, — при наци работать было легче. Главное — думать не надо: получил приказ — стреляй или руби голову. В прятки не играли. А теперь, если нужно кого-нибудь укокошить, боже мой, сколько разговоров!
Карл Дучке непрерывно подливал себе в рюмку, Фрикке был настороже. Он тоже смотрел, как тянулся нескончаемой нитью дымок с кончика сигары гостя, слушал, изредка задавая вопросы.
На письменном столе зазвонил телефон. Фрикке взял трубку. Гость вздрогнул
— Нет, вы спутали номер, — сказал Фрикке, — это квартира.
Неуклюже загребая мясистой ладонью, Дучке взял бутылку. Толстые, мягкие пальцы плотно обжали стекло.
«Однако ты, друг, не из храбрых». В памяти всплывала картина, как после взрыва на пароходике Дучке мгновенно уполз на четвереньках, словно провалился под палубу. Фрикке не мог сдержать улыбки.
Гость налил себе коньяку и, не глядя на хозяина, выпил.
— Может быть, я кажусь нескромным, Фрикке, но пойми: у меня за последнее время совсем расклеились нервы. — Он вытер губы и снова взялся за сигару. — Ты думаешь, мне приятно было ехать в эти края? Срочная командировка. Моя бедная Генриетта, мои сыновья… Они отговаривали меня. Но что я могу! Я никому не верю: ни одному человеку! Человек человеку — враг. Надёжный друг — только деньги, капитал, собственность, дающая деньги. Я брожу по свету, оскалив зубы и поджав хвост. Если кто-нибудь отвернётся, даст маху, я его схвачу за глотку.
Дучке все дымил. В комнате стало душно.
Фрикке на миг распахнул форточку. Порыв холодного ветра колыхнул штору. Упавшие на стол снежинки быстро таяли. Когда от них остались лишь мокрые следы, Дучке заговорил снова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110