.. для нее. Ты думаешь, что я здесь шапку ломаю? Да и ты? Нет, друже, не свою мошну набить. Мы здесь с тобой не временщики, не наемники, не воры! Знамо дело, богатыми не станем. Заслужим сто – проиграем тыщу... Так ведь не в сем счастье наше, Булава. Аль я не прав?
Князь громыхнул лавкой, обошел стол, обнял спешно поднявшегося воеводу за высокие плечи:
– Как бы ни было, не горюй, старина. Ежли не мы, то кто?.. Мы ли не в стане воинов рождены и крещены русским именем?! Постоим за Русь! Покуда у нее есть верные сыны – она как у Христа за пазухой... Ну-т, что там у нас, развиднелось, похоже?
И тут на звоннице Святой Софии бухнул набатный колокол. С княжеского двора послышались крики и восклицания: «Едут! Еду-ут!»
Мстислав вспыхнул взором:
– Ужель услышал наши молитвы Господь? Никак, суздальцы прибыли! Встретим, Степан... Все краше, чем тут взаперти душу рвать.
* * *
Однако ожиданиям горожан не дано было сбыться. «Эх, начали за здравие... кончили за упокой». Шум и гам на княжем дворе случился совсем по другому поводу. Нет, не суздальцы и не владимирцы пожаловали в Киев...
...Поутру к южным воротам столицы на загнанном коне, забрызганный до бровей грязью, примчался гонец. Жеребец рухнул у самой заставы, в его распоротых шпорами боках копошились черви.
Стража свезла к палатам киевского князя чуть живого посланца. Лицо его было словно обуглено страхом. Изгвожденный ветром и дождем, он слабо хрипел одно и то ж:
– Татары... идут!.. Та-та-ры... близко...
* * *
Его отмыли, влили в глотку добрую чарку ядреного горлодера; чуток привели в чувство, и лишь тогда в гонце кто-то из челяди с сомненьем признал княжеского добытчика – Перебега. «Да только тот... отправляясь в степь, – пояснил дворовый холоп, – то бишь наш Перебег, был черный как смоль... а энтот седой совсем... белый как лунь, и старый».
На вопрос: «Где остальная братия?» – ответ был прям и краток:
– Их всех... свежевали... заживо...
Толпа охнула, обмерла, зароптала, истово осеняя себя крестом. В глазах горожан замерцал суеверный страх. Черная весть расправила крылья, полетела по Киеву...
– Эй, прочь с дороги! Пшли вон!
В толчее засверкали шлемы и щиты дружинников; все как на подбор – видные, статные, в густых тяжелых кольчугах со стальными пластинами на груди, при копьях и длинных мечах. Во главе их шел Мстислав – решительный и быстрый.
– Будет каркать! Чего без пути лаять! Тихо! – Он на корню оборвал причитанья и плачи, огласившие площадь. – Говоришь, «свежевали» дружков твоих любых? – Колкий взгляд проницательных глаз впился в рябое лицо гонца, лежавшего на овчине в телеге.
– Истинно так...
– А чем же ты лучше других, собака, что шкуру свою уберег? – Князь схватил за грудки зверобоя. – Медом намазан?! А может, ты, злодырь, поганым продался? Отвечай, пес смердячий!
Мстислав оттолкнул Перебега прочь, чувствуя, что еще миг – и он потеряет над собой власть.
– Не вели казнить!.. – Киевлянин затравленно зыркнул безумным звероватым взглядом на князя, тщетно пытаясь придать голосу крепость; седая прядь подпрыгивал на сером лбу, но он продолжал завороженно таращиться на дышавшее гневом лицо Мстислава. – Вживе я... лишь потому, что весть от них... должон передати...
– Так говор-ри! Черт тебя гложет! Чему они тебя заучили?!
Перебег с готовностью затряс головой и, турсуча узловатыми пальцами косматую бороду, зачастил:
– «Урусы, сложите оружие! Конязи, готовьте дары и ключи от городов ваших – южных и северных... И ждите в смиреньи лучших из лучших людей, которых рождала земля. Мы – непобедимые багатуры степи – Великого Кагана. Наш повелитель и отец хан Чагониз, что значит “Посланный небом”. Мы разгромили и обратили в бегство полмира: сотни непокорных племен и десятки народов... а их упрямых вождей... сварили живыми в наших походных котлах... Будьте благоразумны, урусы... и мы даруем вам жизнь. Помните! Вас предупредили! Теперь вы знаете волю владыки народов, “Потрясателя Вселенной” – Великого Кагана... И не говорите потом, что не слышали! Мы идем. И скоро вся Русь услышит топот наших коней».
Перебег замолчал, не смея поднять глаз, кожей чувствуя, что галицкий князь не спускает с него грозного взора.
– Это все, что ты слышал, холоп?!
– Как на духу! Вот крест... Е-ежели я шо и забыл... всезнающий княже, прости... Не губи меня, темного, неспособного смерда.
– А Савка Сорока? Василий Верста?! Добытчики мои где?..
– Не знаю, пресветлый... Разъехались мы по разны стороны... Оне своим табором... мы – своим...
* * *
Оставив зверобоя на откуп толпе, Мстислав отошел прочь от подводы. Задержавшись под решетчатым навесом, в углу раздольного двора, он долго стоял там со своей стражей и тихо беседовал с воеводой.
– Ну-т, шо думаешь по сему, княже? – изломав бровь, невесело усмехнулся старшина. – Отгоним гибель?
– Ежели все станем рядом – плечо к плечу... да половецкие орды помогут. Чай, не сладко им, коль жмутся под стенами Киева.
– Эт правда... А правда ли то, шо мнят о себе татары? Уж больно все это похоже на сказку. «Непобедимые», «покорители мира»... Брехня. Эва, загнули куда. И шо ж это за подсюк такой «Великий Каган», как евось, дьявола?.. Ах, да – Чагониз! Шо за людыны его татары? Может, вои простые, попроще, чем половцы. Сколь их до кучи?
– Сколько травы во степи.
– Да полно, княже! Думаешь, нехристи не надули в уши... этому голощапу? Тьфу, забудь... У страха глаза велики.
– Кто знает, воевода. Но поседел-то этот бродяга, видать, не от смеха. Лютый, жестокий враг пришел в половецкую степь. Слышал я тут... – Мстислав понизил голос и заглянул в стерегущие глаза воеводы. – Глагол держали два старца... Их привели с пристани в палаты великого князя Киевского его дружинники.
– Ну, и? – Булава насторожился, сабельный рубец на лице налился жаром.
– Так вот, сказывали они: дескать, собака-хан этот, главный язычник...
– Чагониз?
– Он самый, – издал указ, по оному все племена, покоренные им, отныне являют единственный избранный небом народ, имя ему дано «монголы», что означает «побеждающие»... Все ж остальные: и угры, и прусы, и ляхи с булгарами, и мы – русичи, должны стать их рабами. Тех, кто подымет секиру иль меч, – Чагониз сотрет в пыль, и останутся жить на земле в благоденстве и сытости одни лишь монголы.
– Оне же татары?
– Выходит, что так... Черт их разберет. Одно нечистое племя. Девиз их тоже написан кровью: «Идем войной на соседний народ! Мы вернемся сытыми и богатыми!» Войско татар несметно – пухнет день ото дня, роится, как осы... Это уже не сказка, брат воевода... И скоро нам всем убедиться придется, что все это правда.
– Да уж... – подавленно выдохнул воевода, брякнул снятой стальной перчаткой. – Обезоружил ты меня, княже. А я без оружия, ха... почитай, как баба с задранным подолом, – голый. Ай-й! Шоб им нож в горло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Князь громыхнул лавкой, обошел стол, обнял спешно поднявшегося воеводу за высокие плечи:
– Как бы ни было, не горюй, старина. Ежли не мы, то кто?.. Мы ли не в стане воинов рождены и крещены русским именем?! Постоим за Русь! Покуда у нее есть верные сыны – она как у Христа за пазухой... Ну-т, что там у нас, развиднелось, похоже?
И тут на звоннице Святой Софии бухнул набатный колокол. С княжеского двора послышались крики и восклицания: «Едут! Еду-ут!»
Мстислав вспыхнул взором:
– Ужель услышал наши молитвы Господь? Никак, суздальцы прибыли! Встретим, Степан... Все краше, чем тут взаперти душу рвать.
* * *
Однако ожиданиям горожан не дано было сбыться. «Эх, начали за здравие... кончили за упокой». Шум и гам на княжем дворе случился совсем по другому поводу. Нет, не суздальцы и не владимирцы пожаловали в Киев...
...Поутру к южным воротам столицы на загнанном коне, забрызганный до бровей грязью, примчался гонец. Жеребец рухнул у самой заставы, в его распоротых шпорами боках копошились черви.
Стража свезла к палатам киевского князя чуть живого посланца. Лицо его было словно обуглено страхом. Изгвожденный ветром и дождем, он слабо хрипел одно и то ж:
– Татары... идут!.. Та-та-ры... близко...
* * *
Его отмыли, влили в глотку добрую чарку ядреного горлодера; чуток привели в чувство, и лишь тогда в гонце кто-то из челяди с сомненьем признал княжеского добытчика – Перебега. «Да только тот... отправляясь в степь, – пояснил дворовый холоп, – то бишь наш Перебег, был черный как смоль... а энтот седой совсем... белый как лунь, и старый».
На вопрос: «Где остальная братия?» – ответ был прям и краток:
– Их всех... свежевали... заживо...
Толпа охнула, обмерла, зароптала, истово осеняя себя крестом. В глазах горожан замерцал суеверный страх. Черная весть расправила крылья, полетела по Киеву...
– Эй, прочь с дороги! Пшли вон!
В толчее засверкали шлемы и щиты дружинников; все как на подбор – видные, статные, в густых тяжелых кольчугах со стальными пластинами на груди, при копьях и длинных мечах. Во главе их шел Мстислав – решительный и быстрый.
– Будет каркать! Чего без пути лаять! Тихо! – Он на корню оборвал причитанья и плачи, огласившие площадь. – Говоришь, «свежевали» дружков твоих любых? – Колкий взгляд проницательных глаз впился в рябое лицо гонца, лежавшего на овчине в телеге.
– Истинно так...
– А чем же ты лучше других, собака, что шкуру свою уберег? – Князь схватил за грудки зверобоя. – Медом намазан?! А может, ты, злодырь, поганым продался? Отвечай, пес смердячий!
Мстислав оттолкнул Перебега прочь, чувствуя, что еще миг – и он потеряет над собой власть.
– Не вели казнить!.. – Киевлянин затравленно зыркнул безумным звероватым взглядом на князя, тщетно пытаясь придать голосу крепость; седая прядь подпрыгивал на сером лбу, но он продолжал завороженно таращиться на дышавшее гневом лицо Мстислава. – Вживе я... лишь потому, что весть от них... должон передати...
– Так говор-ри! Черт тебя гложет! Чему они тебя заучили?!
Перебег с готовностью затряс головой и, турсуча узловатыми пальцами косматую бороду, зачастил:
– «Урусы, сложите оружие! Конязи, готовьте дары и ключи от городов ваших – южных и северных... И ждите в смиреньи лучших из лучших людей, которых рождала земля. Мы – непобедимые багатуры степи – Великого Кагана. Наш повелитель и отец хан Чагониз, что значит “Посланный небом”. Мы разгромили и обратили в бегство полмира: сотни непокорных племен и десятки народов... а их упрямых вождей... сварили живыми в наших походных котлах... Будьте благоразумны, урусы... и мы даруем вам жизнь. Помните! Вас предупредили! Теперь вы знаете волю владыки народов, “Потрясателя Вселенной” – Великого Кагана... И не говорите потом, что не слышали! Мы идем. И скоро вся Русь услышит топот наших коней».
Перебег замолчал, не смея поднять глаз, кожей чувствуя, что галицкий князь не спускает с него грозного взора.
– Это все, что ты слышал, холоп?!
– Как на духу! Вот крест... Е-ежели я шо и забыл... всезнающий княже, прости... Не губи меня, темного, неспособного смерда.
– А Савка Сорока? Василий Верста?! Добытчики мои где?..
– Не знаю, пресветлый... Разъехались мы по разны стороны... Оне своим табором... мы – своим...
* * *
Оставив зверобоя на откуп толпе, Мстислав отошел прочь от подводы. Задержавшись под решетчатым навесом, в углу раздольного двора, он долго стоял там со своей стражей и тихо беседовал с воеводой.
– Ну-т, шо думаешь по сему, княже? – изломав бровь, невесело усмехнулся старшина. – Отгоним гибель?
– Ежели все станем рядом – плечо к плечу... да половецкие орды помогут. Чай, не сладко им, коль жмутся под стенами Киева.
– Эт правда... А правда ли то, шо мнят о себе татары? Уж больно все это похоже на сказку. «Непобедимые», «покорители мира»... Брехня. Эва, загнули куда. И шо ж это за подсюк такой «Великий Каган», как евось, дьявола?.. Ах, да – Чагониз! Шо за людыны его татары? Может, вои простые, попроще, чем половцы. Сколь их до кучи?
– Сколько травы во степи.
– Да полно, княже! Думаешь, нехристи не надули в уши... этому голощапу? Тьфу, забудь... У страха глаза велики.
– Кто знает, воевода. Но поседел-то этот бродяга, видать, не от смеха. Лютый, жестокий враг пришел в половецкую степь. Слышал я тут... – Мстислав понизил голос и заглянул в стерегущие глаза воеводы. – Глагол держали два старца... Их привели с пристани в палаты великого князя Киевского его дружинники.
– Ну, и? – Булава насторожился, сабельный рубец на лице налился жаром.
– Так вот, сказывали они: дескать, собака-хан этот, главный язычник...
– Чагониз?
– Он самый, – издал указ, по оному все племена, покоренные им, отныне являют единственный избранный небом народ, имя ему дано «монголы», что означает «побеждающие»... Все ж остальные: и угры, и прусы, и ляхи с булгарами, и мы – русичи, должны стать их рабами. Тех, кто подымет секиру иль меч, – Чагониз сотрет в пыль, и останутся жить на земле в благоденстве и сытости одни лишь монголы.
– Оне же татары?
– Выходит, что так... Черт их разберет. Одно нечистое племя. Девиз их тоже написан кровью: «Идем войной на соседний народ! Мы вернемся сытыми и богатыми!» Войско татар несметно – пухнет день ото дня, роится, как осы... Это уже не сказка, брат воевода... И скоро нам всем убедиться придется, что все это правда.
– Да уж... – подавленно выдохнул воевода, брякнул снятой стальной перчаткой. – Обезоружил ты меня, княже. А я без оружия, ха... почитай, как баба с задранным подолом, – голый. Ай-й! Шоб им нож в горло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18