), он в молодости плавал по морям, но после смерти отца с головой ушел в хозяйство… Его лошади считались лучшими в Исландии, и уходу за ними он уделял большое внимание. Среднего роста, коренастый, немного неуклюжий, он с виду ничем не отличался от простых крестьян, еще недавно бывших рабами. Он был немногословен, говорил с трудом, а добровольное затворничество сделало его еще более нелюдимым. Он души не чаял в своем брате Бьярни и всячески его оберегал. Потом, став отцом семейства, Вальтьоф делил свою любовь между братом и сыновьями, любовь тайную и нужную, но он не мог понять характеров Лейфа и Скьольда, их жизнерадостности и восторженности, как не понял когда-то отважного, своенравного, обаятельного Бьярни.
Он стоял растерянный, заикался и ничего не мог возразить на желчные нападки Рюне Торфинсона. Его бессилие можно было принять за признание вины.
— Что же ты молчишь, лгун Вальтьоф, говори же! — издевался старик.
Соседи невольно отодвинулись от Вальтьофа, а из дальних рядов раздались крики:
— Отрезать ему язык!
— Лжец! Подлый лжец! Пусть убирается отсюда и лжет на другой земле!
— Нужно хорошенько высечь сыновей лжеца! И накормить их солью!
— Правильно! Путь едят соль, пока не распухнут их языки!
Рюне Торфинсон усмехнулся.
А Лейф даже не шелохнулся. Стоя на камне, он возвышался над шумной толпой. Юноша еще раз протянул руку, и этот простой и властный жест заставил умолкнуть крикунов. Настала грозная тишина.
— Слушайте меня, исландские викинги! Если мои уста произнесли ложь, я готов принять кару Большого орла. Сегодня я отвечаю за честь Турлусонов, потомков морских ярлов.
Его звонкий голос разносился во все стороны и звучал, как удары молота о железный щит.
— Слушайте меня, Торгрим, Ньюорд и Льот Криворотый! Вы только что кричали на моего отца, Вальтьофа. Так вот, если я лгал, я поставлю спину под ваши острые мечи, чтобы вы вырезали на ней орла, и пусть этот кровавый орел дойдет до моих костей. У Рюне Торфинсона хорошо подвешен язык, и ему легко вас морочить. Но я собственными глазами видел в водах фьорда Аслакстунга судно Торстейна и самого Торстейна, наблюдавшего за своими рабами во время рыбной ловли. Кольцом Фрейи клянусь, что это чистая правда!
— Я тоже клянусь! Мой брат Лейф сказал правду. Я был вместе с ним в Аслакстунге, — промолвил Скьольд и стал рядом с братом.
Глум Косоглазый, гигант с тяжелой челюстью из клана Рюне Торфинсона, прочистил горло и вышел вперед.
— Мы никогда не бываем в таких далеких краях, как Аслакстунга, — сказал он. — Ведь там ничего не растет, кроме мха.
Зеленые глаза Скьольда лукаво сверкнули.
— Вот потому-то там и скрывается Торстейн. Лодка его отца доставляет туда караваи ячменного хлеба, сыр и козьи мехи с пивом. Торстейн ест, спит и прячется в берлоге, как медведь.
— Скажи, Вальтьоф, — обратился к викингу Гаральд Толстопузый, — это правда, что ты позволяешь сыновьям ходить в северную часть острова, куда не забираются даже рыбаки? Их речи начинают меня убеждать.
Вальтьоф помотал головой и собрался с силами, чтобы ответить.
— Лейфу пятнадцать лет, — сказал он. — Лейф охотится, ловит рыбу и умеет управлять парусом. Он присматривает за младшим братом. Почему же мне запрещать им ходить куда вздумается? Когда их предку Арни Мудрому было пятнадцать лет, он уже стоял во главе флота. В пятнадцать лет викинг настоящий мужчина. — И он замолчал, будто утомившись от непривычно длинной речи.
— Лейф, — продолжал Гаральд Толстопузый, — если все, что ты говоришь, правда, почему же ты молчал до сих пор?
Этот вопрос был на устах у всех. Старый Рюне Торфинсон понял, что общее мнение меняется не в его пользу. Он попытался возвести последнюю плотину против волны, которая увлекла бы его за собой, если бы сын Вальтьофа доказал, что он прав. Необходимо было выиграть время, чтобы Торстейн успел покинуть Исландию. Как отвлечь внимание толпы, отвести ее любопытство в другую сторону?
— Слушайте меня, викинги! Мы потратили много времени на пустые пререкания. Путь Вальтьоф с сыновьями возвращается к себе, а Эйрик Рыжий, Бьярни Турлусон и их люди ожидают в Длинном Доме, пока судьи альтинга вынесут свое решение… Прежде чем выскажутся старейшины, я предлагаю выслушать сейчас главаря изгнанников. Пусть Эйрик Рыжий заявит во всеуслышание, что побудило их вернуться в Исландию. Если он и те, кто с ним, нарушили закон, пустившись в далекое плавание, то еще более неслыханная дерзость — их возвращение к берегам Боргарфьорда.
Рюне Торфинсон ловко вывернулся. Весть о возвращении Эйрика Рыжего прогремела как гром среди ясного неба, взволновав все население Эйрарбакки. Даже ярые приверженцы хитрого старика сгорали от нетерпения узнать историю изгнанников.
— Именем богов, Рюне Торфинсон, мы тебе доверяем! — заревел Глум. — Пусть Турлусоны убираются к себе домой, а Эйрик Рыжий предстанет перед нами!
— Я хочу ответить на вопрос Гаральда Толстопузого! — закричал Лейф.
Рюне нетерпеливо щелкнул пальцами. Глум Косоглазый, грубо расталкивая стоявших плотной стеной людей, набросился на Лейфа с кулаками. Его широкие ноздри раздувались от гнева.
Он схватил Лейфа за локоть и, прежде чем Вальтьоф успел защитить сына, столкнул его с камня.
Началась свалка. Сразу же образовалось два лагеря, и посыпалась ругань.
Рюне Торфинсон завернулся в красный плащ. Ему удалось отвести бурю. Он наклонился к сопровождавшему его рабу и шепнул ему что-то на ухо. Верный раб покорно склонил бритую голову и исчез в разъяренной толпе.
Лейф был крепкий юноша. Он с такой силой ударил Глума по шее, что гигант покачнулся. Разъяренный Скьольд вцепился зубами в правую руку врага, сжимавшую нож с широким лезвием.
— Проклятые змееныши! Именем Тора клянусь, я сейчас раздавлю вас каблуком!
Тщетно пытался Вальтьоф пробиться к сыновьям.
Верзиле Глуму достаточно было хватить Скьольда кулаком, чтобы повалить его на землю. Окровавленной рукой гигант схватил Лейфа за плечо и сильно сжал его. У мальчика побелели губы, но он не издал ни звука.
Рюне Торфинсон с безучастным видом наблюдал за дракой. Льот Криворотый и Торгрим стали по обе стороны Вальтьофа. Приверженцы партии Торфинсона внезапно сбросили маски.
Большинство присутствующих осуждало эти грубые действия, но высокое положение главы альтинга удерживало их от вмешательства.
И в то же время становилось ясно, что, если бы нашелся хоть один смельчак, который решился бы выступить против Рюне, толпа перешла бы на сторону Вальтьофа и его сыновей. Хитрые слова старейшины вначале разожгли людей, как капли жира, попавшие в огонь, но вскоре шаткость его доводов стала очевидной для многих.
— Рюне Торфинсон, — закричал Гаральд Толстопузый, — прикажи Глуму отпустить мальчика!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41