Они же приказали все батареи, по старинке, поставить на горе, ибо, по их мнению, артиллерии стыдно «прятаться» от противника! И вот результат! Японцы «не постыдились спрятаться»и разгромили нас за несколько часов. Без артиллерии я защищать позицию не могу, а у вас почти нет орудий и снарядов, и, следовательно, помочь вы мне не можете! Не в службу, а в дружбу, я попрошу вас сейчас съездить к генералу Надеину, начальнику передового отряда, с моим донесением. Я прикажу вам подать одну из моих верховых лошадей.
Когда Звонарев уже сидел на лошади, Третьяков еще раз повторил ему свои соображения по вопросу дальнейшей обороны цзинджоуских позиций.
— Ввиду отсутствия снарядов мне нужна самая энергичная помощь полевых батарей, которые должны стать здесь, а не за пять верст, на Тафаншинских высотах. Затем мне необходим резерв не менее двух батальонов для борьбы с возможным прорывом японцев в тыл позиции. У меня остались в резерве только музыкантская команда и знаменный взвод. Генерала Надеина найдете у станции Тафаншин, на высоте тридцать два. Да она отсюда видна простым глазом: видите группу людей на сопке? Там и находится генерал.
Звонареву пришлось ехать по открытой дороге, довольно сильно обстреливаемой японцами.
Добравшись с трудом до нужного места, прапорщик соскочил с лошади и спросил:
— Где тут найти генерала Надеина?
— Вон там на стуле сидит! — указал ему один из солдат.
Шагах в двенадцати от них, на самой вершине сопки, поросшей густой зеленой травой, на складном стуле сидел широкоплечий старик, похожий на рождественского деда, для шутки одетого в генеральскую форму.
Генерал дремал, греясь на солнышке. Белая фуражка с огромным козырьком мерно покачивалась вместе с генеральской головой. Длинный, до колен, китель мешком сидел на его сухощавой фигуре. На коленях генерала лежал большой старинный бинокль, больше похожий на две спаренные подзорные трубы.
— Донесение вашему превосходительству от полковника Третьякова! — отрапортовал прапорщик.
— А? Что? — вскинулся генерал. — От Третьякова? Ну, что он пишет? Прочтите шами, а то я беж очков не вижу! — прошамкал Надеин. — Напрашно он панику ражводит! Японцы уже отштупают по вшему фронту. Я об этом уже пошлал телеграмму в Артур, — проворчал недовольно генерал, когда Звонарев прочитал ему третьяковское послание.
— Шам пишет, что японцы перештали штрелять, и тут же требует шебе артиллерию и режервы. Ничего я ему не дам. Пушть выкручиваетша шам. — И генерал опять погрузился в приятную дремоту. Прапорщик в недоумении топтался на месте, не зная, что ему предпринять дальше. — В Шеваштополе куда хуже бывало, и то помощи не прошили, — вдруг заговорил опять генерал, не открывая зажмуренных глаз. — На четвертом баштионе по дешять — двадцать человек оштавалошь и то отбивалишь шами от францужов, и от англичан, и от итальянцев.
Опять последовала пауза.
— Генерал Фок не прикажал давать режерв. Он на жавтра понадобитша. — И генерал окончательно замолчал.
Звонарев отошел в сторону и стал наблюдать за картиной боя на правом фланге. На светлом фоне залива Хунуэнеза был отчетливо виден силуэт русской канонерской лодки «Бобр», которая громила левый японский фланг и тыл. Большие столбы дыма от разрыва крупных морских снарядов взлетали около занятой противником деревни. Вскоре деревня загорелась. Японцы стали быстро выбегать из нее, скрываясь в тылу. Прапорщик сообщил генералу свои наблюдения.
— Я же вам говорил, что японцы отштупают. Шкоро они побегут по вшей линии, — не поднимая головы, равнодушным тоном отозвался генерал.
В это время справа показалась выезжающая на позицию полевая батарея. Звонарев залюбовался, глядя на то, как на широком галопе она строго держала равнение и дистанцию между орудиями. Впереди на вороной лошади скакал командир, сопровождаемый трубачом на традиционном в артиллерии белом жеребце. Как только батарея вылетела на хребет, в воздухе блеснула командирская шашка, и тотчас, совершив на полном галопе заезд, батарея снялась с передков, а упряжка двинулась в тыл. В следующее мгновение первое орудие уже дало выстрел, а за ним, нагоняя друг друга, загрохотали и семь остальных.
— Очередь! — донеслась команда с батареи.
— Не правда ли, лихо? — проговорил очнувшийся Надеин. — Люблю шмотреть на артиллерийшкую штрельбу. Шердше радуетша.
Но не успела батарея выпустить и нескольких очередей, как на нее обрушились десятки японских снарядов. Огонь батареи сразу ослабел, ее заволокло дымом и пылью, сквозь которые были видны падающие на землю люди, перевернутые зарядные ящики и опрокинутые подбитые орудия.
Не прошло и пяти минут, как прислуга начала торопливо на руках скатывать вниз уцелевшие два-три орудия. Еще немного, и на позиции батареи никого не осталось, кроме белеющих на зеленом фоне травы рубах убитых и раненых. Батарея прекратила свое существование.
Звонарев был потрясен.
— Царштво им небешное! Не повежло им шегодня, — прошамкал генерал и, сняв фуражку, перекрестился размашистым крестом.
— Что прикажете доложить полковнику Третьякову? — осмелился наконец спросить прапорщик.
— Ах, вы еще ждете? — откликнулся генерал. — Там под горкой в куштах шидит капитан Романовшкий. Пожовите его ко мне, я с ним хочу посоветоваться.
Звонарев подошел к указанному месту и нашел лежащего на бурке молодого капитана генерального штаба.
— Вас просит к себе генерал Надеин, — обратился к нему Звонарев.
— Что? Надеин? Что еще надо этому старому!.. — нехотя отозвался капитан, лениво поднимаясь на ноги.
Надеин рассказал Романовскому о просьбе Третьякова.
— По-моему, вполне основательные требования, ваше превосходительство. Если японцы начнут отступать, то эти батальоны с артиллерией можно будет бросить в преследование, а если опять будут атаковать, они помогут Третьякову отбить атаку, — с апломбом проговорил капитан.
— А что шкажет потом Фок?
— Едва ли он скоро появится здесь, — усмехнулся капитан.
— Да, и Фок, и Штешшель не любят штрельбы. Еще в шеяьдешят шедьмом году, когда они у меня в роте шубалтернами были, то как подниметша штрельба, так оба и норовят в обож уехать, — оживился генерал. — И оба крешты жа других получили. Фок на Шипке и не был, а крешт жа нее имеет. Штешшель в шорока верштах от Тяньджиня был, когда его брали, и тоже умудрилша получить крешт жа его вжятие, вше по протекции. Хорошо тому, у кого рука наверху ешть, — вздохнул генерал.
Романовский быстро набросал на полевой книжке ответ Третьякову и подал Надеину для подписи.
Звонарев уже собирался ехать назад, когда неожиданно к ним подъехал с большой свитой Фок.
— Как дела, Митрофан Александрович? — обратился он к Надеину, поднявшемуся со стула ему навстречу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
Когда Звонарев уже сидел на лошади, Третьяков еще раз повторил ему свои соображения по вопросу дальнейшей обороны цзинджоуских позиций.
— Ввиду отсутствия снарядов мне нужна самая энергичная помощь полевых батарей, которые должны стать здесь, а не за пять верст, на Тафаншинских высотах. Затем мне необходим резерв не менее двух батальонов для борьбы с возможным прорывом японцев в тыл позиции. У меня остались в резерве только музыкантская команда и знаменный взвод. Генерала Надеина найдете у станции Тафаншин, на высоте тридцать два. Да она отсюда видна простым глазом: видите группу людей на сопке? Там и находится генерал.
Звонареву пришлось ехать по открытой дороге, довольно сильно обстреливаемой японцами.
Добравшись с трудом до нужного места, прапорщик соскочил с лошади и спросил:
— Где тут найти генерала Надеина?
— Вон там на стуле сидит! — указал ему один из солдат.
Шагах в двенадцати от них, на самой вершине сопки, поросшей густой зеленой травой, на складном стуле сидел широкоплечий старик, похожий на рождественского деда, для шутки одетого в генеральскую форму.
Генерал дремал, греясь на солнышке. Белая фуражка с огромным козырьком мерно покачивалась вместе с генеральской головой. Длинный, до колен, китель мешком сидел на его сухощавой фигуре. На коленях генерала лежал большой старинный бинокль, больше похожий на две спаренные подзорные трубы.
— Донесение вашему превосходительству от полковника Третьякова! — отрапортовал прапорщик.
— А? Что? — вскинулся генерал. — От Третьякова? Ну, что он пишет? Прочтите шами, а то я беж очков не вижу! — прошамкал Надеин. — Напрашно он панику ражводит! Японцы уже отштупают по вшему фронту. Я об этом уже пошлал телеграмму в Артур, — проворчал недовольно генерал, когда Звонарев прочитал ему третьяковское послание.
— Шам пишет, что японцы перештали штрелять, и тут же требует шебе артиллерию и режервы. Ничего я ему не дам. Пушть выкручиваетша шам. — И генерал опять погрузился в приятную дремоту. Прапорщик в недоумении топтался на месте, не зная, что ему предпринять дальше. — В Шеваштополе куда хуже бывало, и то помощи не прошили, — вдруг заговорил опять генерал, не открывая зажмуренных глаз. — На четвертом баштионе по дешять — двадцать человек оштавалошь и то отбивалишь шами от францужов, и от англичан, и от итальянцев.
Опять последовала пауза.
— Генерал Фок не прикажал давать режерв. Он на жавтра понадобитша. — И генерал окончательно замолчал.
Звонарев отошел в сторону и стал наблюдать за картиной боя на правом фланге. На светлом фоне залива Хунуэнеза был отчетливо виден силуэт русской канонерской лодки «Бобр», которая громила левый японский фланг и тыл. Большие столбы дыма от разрыва крупных морских снарядов взлетали около занятой противником деревни. Вскоре деревня загорелась. Японцы стали быстро выбегать из нее, скрываясь в тылу. Прапорщик сообщил генералу свои наблюдения.
— Я же вам говорил, что японцы отштупают. Шкоро они побегут по вшей линии, — не поднимая головы, равнодушным тоном отозвался генерал.
В это время справа показалась выезжающая на позицию полевая батарея. Звонарев залюбовался, глядя на то, как на широком галопе она строго держала равнение и дистанцию между орудиями. Впереди на вороной лошади скакал командир, сопровождаемый трубачом на традиционном в артиллерии белом жеребце. Как только батарея вылетела на хребет, в воздухе блеснула командирская шашка, и тотчас, совершив на полном галопе заезд, батарея снялась с передков, а упряжка двинулась в тыл. В следующее мгновение первое орудие уже дало выстрел, а за ним, нагоняя друг друга, загрохотали и семь остальных.
— Очередь! — донеслась команда с батареи.
— Не правда ли, лихо? — проговорил очнувшийся Надеин. — Люблю шмотреть на артиллерийшкую штрельбу. Шердше радуетша.
Но не успела батарея выпустить и нескольких очередей, как на нее обрушились десятки японских снарядов. Огонь батареи сразу ослабел, ее заволокло дымом и пылью, сквозь которые были видны падающие на землю люди, перевернутые зарядные ящики и опрокинутые подбитые орудия.
Не прошло и пяти минут, как прислуга начала торопливо на руках скатывать вниз уцелевшие два-три орудия. Еще немного, и на позиции батареи никого не осталось, кроме белеющих на зеленом фоне травы рубах убитых и раненых. Батарея прекратила свое существование.
Звонарев был потрясен.
— Царштво им небешное! Не повежло им шегодня, — прошамкал генерал и, сняв фуражку, перекрестился размашистым крестом.
— Что прикажете доложить полковнику Третьякову? — осмелился наконец спросить прапорщик.
— Ах, вы еще ждете? — откликнулся генерал. — Там под горкой в куштах шидит капитан Романовшкий. Пожовите его ко мне, я с ним хочу посоветоваться.
Звонарев подошел к указанному месту и нашел лежащего на бурке молодого капитана генерального штаба.
— Вас просит к себе генерал Надеин, — обратился к нему Звонарев.
— Что? Надеин? Что еще надо этому старому!.. — нехотя отозвался капитан, лениво поднимаясь на ноги.
Надеин рассказал Романовскому о просьбе Третьякова.
— По-моему, вполне основательные требования, ваше превосходительство. Если японцы начнут отступать, то эти батальоны с артиллерией можно будет бросить в преследование, а если опять будут атаковать, они помогут Третьякову отбить атаку, — с апломбом проговорил капитан.
— А что шкажет потом Фок?
— Едва ли он скоро появится здесь, — усмехнулся капитан.
— Да, и Фок, и Штешшель не любят штрельбы. Еще в шеяьдешят шедьмом году, когда они у меня в роте шубалтернами были, то как подниметша штрельба, так оба и норовят в обож уехать, — оживился генерал. — И оба крешты жа других получили. Фок на Шипке и не был, а крешт жа нее имеет. Штешшель в шорока верштах от Тяньджиня был, когда его брали, и тоже умудрилша получить крешт жа его вжятие, вше по протекции. Хорошо тому, у кого рука наверху ешть, — вздохнул генерал.
Романовский быстро набросал на полевой книжке ответ Третьякову и подал Надеину для подписи.
Звонарев уже собирался ехать назад, когда неожиданно к ним подъехал с большой свитой Фок.
— Как дела, Митрофан Александрович? — обратился он к Надеину, поднявшемуся со стула ему навстречу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179