Моя сестра повесилась: ее рассудок помутился от любви к тебе. Не спрашивай, как поживают мои родные, лукавый афинянин. Никого из них нет в живых.
Ульв положил возле нее кошель монет, после чего все четверо варягов быстро, чуть не бегом, ретировались в направлении лагеря. Старуха бросила монеты им вслед; было слышно, как те зазвенели, ударяясь о стволы деревьев.
Халльдор считал, что надо вернуться и подобрать монеты, но Харальд сказа:
– Оставь их. Если вернемся, от старухи нам уже не отвязаться. Вернувшись к кораблям, они первым делом высказали молодому командиру-ромею, пославшему их на гору, все, что они о нем думают, он же только посмеялся над ними и потом пересказал эту историю другим.
Вскоре к Харальду подошел Георгий Маниак.
– Отведи меня к той старухе, – сказал он. – Ей нужен присмотр. Я отправлю ее в местный застенок, чтобы деревенские жители могли позаботиться о ней.
На это Харальд ответил:
– Ей совсем не плохо там, где она живет сейчас. Не вмешивайся, Маниак.
Византиец принялся в раздражении теребить свою бороду, ведь слова эти были сказаны прилюдно. Вышло так, что это небольшое происшествие привело в тот же день к серьезной ссоре между ним и Харальдом.
Случилось вот что: когда завечерело, было решено разбить шатры и переночевать на Наксосе, а отплыть утром. Командиры выбрали место для лагеря: участок возле соснового бора на склоне горы (деревья должны были защитить шатры от сильного ветра, обычного для этого времени года). Воины двинулись вверх по склону. Северяне, которые вообще куда расторопнее ромеев, добрались туда первыми, и тут же принялись разбивать шатры на высоком месте, у самых сосен. Едва они успели врыть центральные столбы, как явился Георгий Маниак и сказал:
– Вы, северяне, ведете себя просто вызывающе. Вот и сейчас вы захватили себе сухой участок, а мои соотечественникам оставили сырой луг. Я приказываю вам немедленно уйти отсюда. Здесь разместимся мы, византийцы.
– Думаю, кое в чем ты ошибаешься, Маниак, – выступив вперед, решительно возразил Харальд. – Во-первых, мы, варяги, служим императору и императрице не хуже вашего и имеем равные с вами права. Во-вторых, мои люди подчиняются только моим приказам, таков уговор. В-третьих, с самого начала плавания те, кто добирались до места первыми, первыми же выбирали себе место для ночлега. Ничего особенного я не прошу. Так поступают во всех армиях мира. Наконец, позволь напомнить тебе, что мы ни разу не требовали, чтобы ромеи уступили нам место для ночлега после того, как столбы для шатров уже врыты, даже если облюбованный ими участок был лучше нашего. Знаешь, Маниак, хороший воин должен уметь позаботиться о себе. Тот кто этого не умеет, плохо знает свое ремесло. Никто не виноват, что твои ромеи так тяжелы на подъем. Мои люди не станут переносить столбы. От вас мы этого тоже не собираемся требовать.
Он отвернулся было, но Маниак, побелев от злости, при всем народе схватил его и рывком повернул к себе, вопя при этом:
– Ах ты, свинопас норвежский! Ты недостоин жить!
Маниак был не робкого десятка, хоть и дурак. Он схватился за меч. Харальд только пожал плечами и положил правую руку на маниакову, не давая тому достать клинок из ножен.
Увидев это, варяги, скрипнув зубами, обнажили мечи, на случай, если их командиру понадобится помощь, в чем они, впрочем, сильно сомневались. Ромеи, народ южный и, понятно, горячий, заорали, что это-де их земля и что они раньше умрут, чем позволят всяким неотесанным чужестранцам здесь распоряжаться. И тут же вытащили мечи из ножен и бросились бегом вверх по склону.
Харальд первым осознал, что эдак можно потерять множество отличных воинов, он проглотил свою гордость и не стал настаивать на справедливом решении вопроса.
– Ладно, – сказал он Маниаку. – Давай придумаем для таких случаев новое правило, раз ты не хочешь держаться старых. Сделаем из древесной коры два жребия, пометим их, каждый по-своему, положим в шлем и пусть кто-нибудь из твоих ромеев вынет один из них. Если он вытянет кусок коры с твоим знаком, значит, верхний участок займут твои воины, мы не будем возражать. Но если он вынет мой жребий, на месте останутся мои варяги. Это тебя устраивает?
К тому времени ярость византийца немного поутихла и, чтобы не показаться ребячески упрямым, он кивнул в знак согласия.
Харальд нарисовал на кусочке коры свой герб – ворона с распростертыми крыльями, Маниак же начертил на своем крест.
Оба жребия положили в шлем, потом, завязав глаза одному командиру-ромею, сказали ему вытянуть один из них. Когда тот достал один из кусков коры, Харальд вдруг со смехом выхватил жребий у него из руки, подбросил вверх и тот, подхваченный ветром, улетел в море.
Маниак в сердцах топнул ногой, но Харальд спокойно сказал ему:
– Зачем ты все время показываешь себя с худшей стороны? В шлеме остался еще один кусочек коры. Вынь его и скажи нам, чей он. Это жребий тех, кто будет ночевать ниже по склону. Разве не так?
Стратигу ничего не оставалось, как сунуть руку в шлем. Вытянув жребий, он посмотрел на него, но ничего не сказал.
– Говори, – лукаво усмехнулся Харальд. – Все войско ждет твоего слова.
И Маниаку пришлось громко крикнуть:
– Оставшийся жребий помечен крестом!
– Что это означает? – ласково спросил Харальд.
Стратиг мрачно ответил:
– Вы все знаете, что это означает: что лагерь ромеев будет ниже по склону.
– Ну что же, значит, вопрос снят, – проговорил Харальд совсем уже медовым голосом. Потом повернулся к варягам и крикнул:
– За работу! Мы остаемся на месте. Командующий не возражает.
Лицо Маниака вдруг снова исказилось от ярости.
Обращаясь к Харальду, он едва слышно произнес:
– Ну, что же, торжествуй, норвежец, на сей раз победа осталась за тобой. Но берегись: я не прощаю обиды. И очень скоро подрежу тебе крылья.
Маниак пошел вниз по склону к своим воинам, Харальд, подняв руку, удержал варягов от смеха и шуточек: он не имел привычки унижать человека больше, чем нужно.
ТАКТИКА И СТРАТЕГИЯ
Византийское войско перезимовало на известном своим мягким климатом Кипре. Двое командующих то и дело ссорились, то по тому, то по другому поводу, но до драки дело ни разу не дошло. Харальд всегда выходил победителем из таких ссор, но сам он, казалось, не придавал этому особого значения.
Когда пришла весна и корабли были осмолены, Маниак сказал Харальду:
– Ловить корсаров в Греческом море – дело нехитрое. Теперь я хочу отвести наших воинов туда, где у них будет возможность показать себя в деле.
– Северяне не имеют привычки отступать, – кивнув, ответил Харальд. – Куда ромеи, туда и варяги. Так где же мы теперь попытаем счастья?
– В землях, захваченных турками, – скрипнув зубами, проговорил Маниак. – Мы высадимся в Антиохии и пойдем в Алеппо, а дальше вверх по долине Евфрата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Ульв положил возле нее кошель монет, после чего все четверо варягов быстро, чуть не бегом, ретировались в направлении лагеря. Старуха бросила монеты им вслед; было слышно, как те зазвенели, ударяясь о стволы деревьев.
Халльдор считал, что надо вернуться и подобрать монеты, но Харальд сказа:
– Оставь их. Если вернемся, от старухи нам уже не отвязаться. Вернувшись к кораблям, они первым делом высказали молодому командиру-ромею, пославшему их на гору, все, что они о нем думают, он же только посмеялся над ними и потом пересказал эту историю другим.
Вскоре к Харальду подошел Георгий Маниак.
– Отведи меня к той старухе, – сказал он. – Ей нужен присмотр. Я отправлю ее в местный застенок, чтобы деревенские жители могли позаботиться о ней.
На это Харальд ответил:
– Ей совсем не плохо там, где она живет сейчас. Не вмешивайся, Маниак.
Византиец принялся в раздражении теребить свою бороду, ведь слова эти были сказаны прилюдно. Вышло так, что это небольшое происшествие привело в тот же день к серьезной ссоре между ним и Харальдом.
Случилось вот что: когда завечерело, было решено разбить шатры и переночевать на Наксосе, а отплыть утром. Командиры выбрали место для лагеря: участок возле соснового бора на склоне горы (деревья должны были защитить шатры от сильного ветра, обычного для этого времени года). Воины двинулись вверх по склону. Северяне, которые вообще куда расторопнее ромеев, добрались туда первыми, и тут же принялись разбивать шатры на высоком месте, у самых сосен. Едва они успели врыть центральные столбы, как явился Георгий Маниак и сказал:
– Вы, северяне, ведете себя просто вызывающе. Вот и сейчас вы захватили себе сухой участок, а мои соотечественникам оставили сырой луг. Я приказываю вам немедленно уйти отсюда. Здесь разместимся мы, византийцы.
– Думаю, кое в чем ты ошибаешься, Маниак, – выступив вперед, решительно возразил Харальд. – Во-первых, мы, варяги, служим императору и императрице не хуже вашего и имеем равные с вами права. Во-вторых, мои люди подчиняются только моим приказам, таков уговор. В-третьих, с самого начала плавания те, кто добирались до места первыми, первыми же выбирали себе место для ночлега. Ничего особенного я не прошу. Так поступают во всех армиях мира. Наконец, позволь напомнить тебе, что мы ни разу не требовали, чтобы ромеи уступили нам место для ночлега после того, как столбы для шатров уже врыты, даже если облюбованный ими участок был лучше нашего. Знаешь, Маниак, хороший воин должен уметь позаботиться о себе. Тот кто этого не умеет, плохо знает свое ремесло. Никто не виноват, что твои ромеи так тяжелы на подъем. Мои люди не станут переносить столбы. От вас мы этого тоже не собираемся требовать.
Он отвернулся было, но Маниак, побелев от злости, при всем народе схватил его и рывком повернул к себе, вопя при этом:
– Ах ты, свинопас норвежский! Ты недостоин жить!
Маниак был не робкого десятка, хоть и дурак. Он схватился за меч. Харальд только пожал плечами и положил правую руку на маниакову, не давая тому достать клинок из ножен.
Увидев это, варяги, скрипнув зубами, обнажили мечи, на случай, если их командиру понадобится помощь, в чем они, впрочем, сильно сомневались. Ромеи, народ южный и, понятно, горячий, заорали, что это-де их земля и что они раньше умрут, чем позволят всяким неотесанным чужестранцам здесь распоряжаться. И тут же вытащили мечи из ножен и бросились бегом вверх по склону.
Харальд первым осознал, что эдак можно потерять множество отличных воинов, он проглотил свою гордость и не стал настаивать на справедливом решении вопроса.
– Ладно, – сказал он Маниаку. – Давай придумаем для таких случаев новое правило, раз ты не хочешь держаться старых. Сделаем из древесной коры два жребия, пометим их, каждый по-своему, положим в шлем и пусть кто-нибудь из твоих ромеев вынет один из них. Если он вытянет кусок коры с твоим знаком, значит, верхний участок займут твои воины, мы не будем возражать. Но если он вынет мой жребий, на месте останутся мои варяги. Это тебя устраивает?
К тому времени ярость византийца немного поутихла и, чтобы не показаться ребячески упрямым, он кивнул в знак согласия.
Харальд нарисовал на кусочке коры свой герб – ворона с распростертыми крыльями, Маниак же начертил на своем крест.
Оба жребия положили в шлем, потом, завязав глаза одному командиру-ромею, сказали ему вытянуть один из них. Когда тот достал один из кусков коры, Харальд вдруг со смехом выхватил жребий у него из руки, подбросил вверх и тот, подхваченный ветром, улетел в море.
Маниак в сердцах топнул ногой, но Харальд спокойно сказал ему:
– Зачем ты все время показываешь себя с худшей стороны? В шлеме остался еще один кусочек коры. Вынь его и скажи нам, чей он. Это жребий тех, кто будет ночевать ниже по склону. Разве не так?
Стратигу ничего не оставалось, как сунуть руку в шлем. Вытянув жребий, он посмотрел на него, но ничего не сказал.
– Говори, – лукаво усмехнулся Харальд. – Все войско ждет твоего слова.
И Маниаку пришлось громко крикнуть:
– Оставшийся жребий помечен крестом!
– Что это означает? – ласково спросил Харальд.
Стратиг мрачно ответил:
– Вы все знаете, что это означает: что лагерь ромеев будет ниже по склону.
– Ну что же, значит, вопрос снят, – проговорил Харальд совсем уже медовым голосом. Потом повернулся к варягам и крикнул:
– За работу! Мы остаемся на месте. Командующий не возражает.
Лицо Маниака вдруг снова исказилось от ярости.
Обращаясь к Харальду, он едва слышно произнес:
– Ну, что же, торжествуй, норвежец, на сей раз победа осталась за тобой. Но берегись: я не прощаю обиды. И очень скоро подрежу тебе крылья.
Маниак пошел вниз по склону к своим воинам, Харальд, подняв руку, удержал варягов от смеха и шуточек: он не имел привычки унижать человека больше, чем нужно.
ТАКТИКА И СТРАТЕГИЯ
Византийское войско перезимовало на известном своим мягким климатом Кипре. Двое командующих то и дело ссорились, то по тому, то по другому поводу, но до драки дело ни разу не дошло. Харальд всегда выходил победителем из таких ссор, но сам он, казалось, не придавал этому особого значения.
Когда пришла весна и корабли были осмолены, Маниак сказал Харальду:
– Ловить корсаров в Греческом море – дело нехитрое. Теперь я хочу отвести наших воинов туда, где у них будет возможность показать себя в деле.
– Северяне не имеют привычки отступать, – кивнув, ответил Харальд. – Куда ромеи, туда и варяги. Так где же мы теперь попытаем счастья?
– В землях, захваченных турками, – скрипнув зубами, проговорил Маниак. – Мы высадимся в Антиохии и пойдем в Алеппо, а дальше вверх по долине Евфрата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50