— торжественно поклялся он. — Я француз и французом останусь, стало быть, верным слугой своего короля, что бы он ни делал! Что же касается прохвостов, которые вознамерятся атаковать в моем присутствии его фрегаты или покусятся как бы то ни было на его флаг, прохвосты эти, будь они трижды и четырежды флибустьеры и Братья Побережья, конечно, встретят меня поперек своей дороги и с саблей в руке, если на то пошло!
Между тем мулатки-невольницы Хуаны, подававшие вино, поспешили принести своему господину другой стакан, полный до краев. Он схватил его и одним глотком осушил до капли. После этого, стоя лицом ко всем своим гостям, он крикнул во все горло, во всю силу своих легких.
— Да здравствует король!
И никто не нашелся ничего возразить.
Тома-Ягненок, крикнув это как верный подданный, Уселся снова и больше не добавил ни слова; казалось, он снова погрузился в те странные и сумрачные размышления, которые были ему теперь свойственны. Флибустьер из Дьеппа, который, впрочем, только что ему вторил, крича, как и он: «Да здравствует король!» от чистого сердца, посчитал весьма необходимым все же получить некоторые разъяснения. Поэтому он обратился к Тома с вопросом, и вопрос его был достаточно последователен:
— Значит ты, Тома-Ягненок, теперь вполне доволен, согласен принять волю короля Людовика, подчиниться его приказаниям и, стало быть, разоружить свой «Горностай?»
— Я? Нет! — возразил Тома, настолько ошарашенный, как будто он только что с луны свалился.
Тут он спохватился и, казалось, размышлял. Затем, взглянув на Хуану, как бы спрашивая у нее совета, он пояснил, что, напротив, он твердо решил не повиноваться и самым почтительныйшим образом противиться всевозможным приказам, прошлым, настоящим и будущим; что он на этот счет будет поступать, как ему заблагорассудится, будучи, конечно, хорошим подданным короля, верным, стало быть, и лояльным, но в то же время оставаясь рыцарем открытого моря, свободным, стало быть, человеком.
— Свободным, — подтвердила очень спокойно Хуана.
Она впервые раскрыла рот. И все флибустьеры посмотрели на нее с вожделением, потому что она казалась красивее всех в мире, роскошно разодетая, напудренная, подкрашенная, с румянами на щеках и убийственными мушками, подперевшая подбородок сверкавшей драгоценными камнями рукой. Это не мешало ей, однако же, очень внимательно выслушивать все предложения, скорее как воину или капитану, чем как женщине; и лицо ее, оставаясь все таким же нежным и сладострастным до крайности, казалось сейчас еще более упорным и вдумчивым.
Между тем капитан Гронье, в свою очередь, взял слово. И стоило послушать то, что он говорил.
— Я француз и французом останусь, как и ты, — заявил он сначала, обращаясь к Тома-Ягненку, — французом и, тем самым, лояльным подданным короля Франции, ибо одно предполагает другое. По этой причине я не хочу никаких восстаний; тем более не хочу, что все они рано или поздно будут для нас гибельны. Разве нам не известно, что злосчастный этот мир, столь стесняющий нас, не может не уступить вскоре места войне? Король Людовик Великий — великий король, и даю голову на отсечение, что через три-четыре года он снова двинется на своих врагов, — стало быть и наших. Когда наступит это время, — тем из нас, кто сумеет дотерпеть, ничем себя не скомпрометировав, будет так хорошо, что и сказать нельзя! Остается, значит, выиграть самое большее четыре года. А чтобы их выиграть вовсе не за чем, поверьте мне, делаться нам пахарями. Нам представляется другой выход, и я хочу надеяться, что он хорош.
Он приостановился и обвел взглядом весьма внимательное собрание. Тогда Хуана, легче поддающаяся, как свойственно женщинам, любопытству, спросила его:
— И выход этот?..
— Вот он, — молвил Гронье, перестав колесить вокруг да около и спеша сделать удовольствие даме, — Братья Побережья, все мы, сколько нас ни на есть здесь, знаем, что существует огромное, даже безграничное море, которое мы называем Южным морем и которое омывает, помимо королевства Мексики и Перу, также на диво богатых, кроме нескольких других американских областей, не менее обильных, еще девственную до сей поры землю, землю сказочную, хоть и вполне реальную и которая весьма справедливо носит название Эльдорадо, ввиду того, что она содержит золото в таком изобилии, что жители ее имеют обыкновение пользоваться для своих надобностей, как в хозяйстве, так и в ремесле, утварью и орудиями, сделанными целиком из литого золота. Да! Там сплошь золотая посуда, золотые горшки, миски тоже золотые, кирки, заступы, лопаты, топоры и косы, пожалуй, даже сохи из золота, из чистого золота, самородного золота, без всякой примеси. И это не пустые рассказы, а, напротив, истинная, доказанная действительность. Теперь, Братья Побережья, слушайте меня хорошенько: Южное это море, омывающее Эльдорадо, король Испании объявил своей личной собственностью, и мирные договоры, те самые договоры, что король Франции вздумал соблюдать так строго, действительно, называют это морем испанским и кастильским и предоставляют, в виде особой привилегии, одним лишь кораблям, плавающим под желто-красным флагом. Нечего, значит, опасаться, чтобы фрегаты с тремя лилиями когда-либо заплыли в эти столь запретные воды! Нечего опасаться, чтобы король Людовик, а также его комиссары и губернаторы почувствовали вдруг беспокойство по поводу начинаний, которые мы там предпримем, и мы, если мне поверят, подпишем все вместе договор на столь прибыльную и славную авантюру, что из простых флибустьеров поистине превратимся в Завоевателей Золота!
Он встал. Правой рукой он ударил по столу. Упало несколько стаканов, и потекло вино, что, как известно было старейшим членам Братства, надлежало толковать, как прекрасное предзнаменование.
Тотчас же поднялась суматоха. В восторге некоторые капитаны громогласно требовали чернил, перьев и бумаги, чтобы сейчас же подписать упомянутый договор. Среди них был уроженец из Дьеппа, и он один суетился за четверых. Другие, не столь поспешно дающие свою подпись, требовали дополнительных разъяснений. Спрашивали, например, про пути, ветра, время года. Один англичанин довольно рассудительно заметил, что, сколько ему известно, нет прохода, связывающего между собой Северное море, в котором они находятся, с Южным, куда предполагается попасть. Но на все возражения у капитана Гронье были готовые ответы, казавшиеся как нельзя лучшими.
— Те из нас, — сказал он, — у кого под ногами имеется хорошая верхняя палуба, подобная этой вот палубе, смело может направить курс к зюйду, миновать Оранжевый мыс и мыс Святого Роха и разыскать Магелланов пролив, открывающийся около пятидесятого градуса широты. После чего они снова поднимутся, взяв курс на норд, вдоль всей страны Чили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Между тем мулатки-невольницы Хуаны, подававшие вино, поспешили принести своему господину другой стакан, полный до краев. Он схватил его и одним глотком осушил до капли. После этого, стоя лицом ко всем своим гостям, он крикнул во все горло, во всю силу своих легких.
— Да здравствует король!
И никто не нашелся ничего возразить.
Тома-Ягненок, крикнув это как верный подданный, Уселся снова и больше не добавил ни слова; казалось, он снова погрузился в те странные и сумрачные размышления, которые были ему теперь свойственны. Флибустьер из Дьеппа, который, впрочем, только что ему вторил, крича, как и он: «Да здравствует король!» от чистого сердца, посчитал весьма необходимым все же получить некоторые разъяснения. Поэтому он обратился к Тома с вопросом, и вопрос его был достаточно последователен:
— Значит ты, Тома-Ягненок, теперь вполне доволен, согласен принять волю короля Людовика, подчиниться его приказаниям и, стало быть, разоружить свой «Горностай?»
— Я? Нет! — возразил Тома, настолько ошарашенный, как будто он только что с луны свалился.
Тут он спохватился и, казалось, размышлял. Затем, взглянув на Хуану, как бы спрашивая у нее совета, он пояснил, что, напротив, он твердо решил не повиноваться и самым почтительныйшим образом противиться всевозможным приказам, прошлым, настоящим и будущим; что он на этот счет будет поступать, как ему заблагорассудится, будучи, конечно, хорошим подданным короля, верным, стало быть, и лояльным, но в то же время оставаясь рыцарем открытого моря, свободным, стало быть, человеком.
— Свободным, — подтвердила очень спокойно Хуана.
Она впервые раскрыла рот. И все флибустьеры посмотрели на нее с вожделением, потому что она казалась красивее всех в мире, роскошно разодетая, напудренная, подкрашенная, с румянами на щеках и убийственными мушками, подперевшая подбородок сверкавшей драгоценными камнями рукой. Это не мешало ей, однако же, очень внимательно выслушивать все предложения, скорее как воину или капитану, чем как женщине; и лицо ее, оставаясь все таким же нежным и сладострастным до крайности, казалось сейчас еще более упорным и вдумчивым.
Между тем капитан Гронье, в свою очередь, взял слово. И стоило послушать то, что он говорил.
— Я француз и французом останусь, как и ты, — заявил он сначала, обращаясь к Тома-Ягненку, — французом и, тем самым, лояльным подданным короля Франции, ибо одно предполагает другое. По этой причине я не хочу никаких восстаний; тем более не хочу, что все они рано или поздно будут для нас гибельны. Разве нам не известно, что злосчастный этот мир, столь стесняющий нас, не может не уступить вскоре места войне? Король Людовик Великий — великий король, и даю голову на отсечение, что через три-четыре года он снова двинется на своих врагов, — стало быть и наших. Когда наступит это время, — тем из нас, кто сумеет дотерпеть, ничем себя не скомпрометировав, будет так хорошо, что и сказать нельзя! Остается, значит, выиграть самое большее четыре года. А чтобы их выиграть вовсе не за чем, поверьте мне, делаться нам пахарями. Нам представляется другой выход, и я хочу надеяться, что он хорош.
Он приостановился и обвел взглядом весьма внимательное собрание. Тогда Хуана, легче поддающаяся, как свойственно женщинам, любопытству, спросила его:
— И выход этот?..
— Вот он, — молвил Гронье, перестав колесить вокруг да около и спеша сделать удовольствие даме, — Братья Побережья, все мы, сколько нас ни на есть здесь, знаем, что существует огромное, даже безграничное море, которое мы называем Южным морем и которое омывает, помимо королевства Мексики и Перу, также на диво богатых, кроме нескольких других американских областей, не менее обильных, еще девственную до сей поры землю, землю сказочную, хоть и вполне реальную и которая весьма справедливо носит название Эльдорадо, ввиду того, что она содержит золото в таком изобилии, что жители ее имеют обыкновение пользоваться для своих надобностей, как в хозяйстве, так и в ремесле, утварью и орудиями, сделанными целиком из литого золота. Да! Там сплошь золотая посуда, золотые горшки, миски тоже золотые, кирки, заступы, лопаты, топоры и косы, пожалуй, даже сохи из золота, из чистого золота, самородного золота, без всякой примеси. И это не пустые рассказы, а, напротив, истинная, доказанная действительность. Теперь, Братья Побережья, слушайте меня хорошенько: Южное это море, омывающее Эльдорадо, король Испании объявил своей личной собственностью, и мирные договоры, те самые договоры, что король Франции вздумал соблюдать так строго, действительно, называют это морем испанским и кастильским и предоставляют, в виде особой привилегии, одним лишь кораблям, плавающим под желто-красным флагом. Нечего, значит, опасаться, чтобы фрегаты с тремя лилиями когда-либо заплыли в эти столь запретные воды! Нечего опасаться, чтобы король Людовик, а также его комиссары и губернаторы почувствовали вдруг беспокойство по поводу начинаний, которые мы там предпримем, и мы, если мне поверят, подпишем все вместе договор на столь прибыльную и славную авантюру, что из простых флибустьеров поистине превратимся в Завоевателей Золота!
Он встал. Правой рукой он ударил по столу. Упало несколько стаканов, и потекло вино, что, как известно было старейшим членам Братства, надлежало толковать, как прекрасное предзнаменование.
Тотчас же поднялась суматоха. В восторге некоторые капитаны громогласно требовали чернил, перьев и бумаги, чтобы сейчас же подписать упомянутый договор. Среди них был уроженец из Дьеппа, и он один суетился за четверых. Другие, не столь поспешно дающие свою подпись, требовали дополнительных разъяснений. Спрашивали, например, про пути, ветра, время года. Один англичанин довольно рассудительно заметил, что, сколько ему известно, нет прохода, связывающего между собой Северное море, в котором они находятся, с Южным, куда предполагается попасть. Но на все возражения у капитана Гронье были готовые ответы, казавшиеся как нельзя лучшими.
— Те из нас, — сказал он, — у кого под ногами имеется хорошая верхняя палуба, подобная этой вот палубе, смело может направить курс к зюйду, миновать Оранжевый мыс и мыс Святого Роха и разыскать Магелланов пролив, открывающийся около пятидесятого градуса широты. После чего они снова поднимутся, взяв курс на норд, вдоль всей страны Чили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52