Это было единственное условие Лесного царя, тяжесть которого она познала только пятнадцать лет тому назад.
— Никто из смертных не должен знать, что Пан и Дриады живы, — объяснил Лесной царь. — За прошедшие столетия род людской расплодился, заполнил весь известный нам мир. Они научились многому, но при этом потеряли связь с нами. Твои предки знали, что каждое дерево имеет душу и называли ее Дриадой, что в каждом источнике есть жизнь — и называли ее Нимфой. А сейчас люди пугают людей гоблинами и эльфами, потому что в глубине души они знают о нашем существовании, но делают вид, что мы — плод человеческой фантазии и только. Если же кто-то из нас случайно попадет человеку-другому на глаза — они тут же начинают вопить об этом на весь свет, собираются в стаи, как волки, набрасываются на некогда священные леса и рощи, стараются их уничтожить, ибо нет ничего страшнее на этой земле человека, если он оказался в стае и слушает не собственное сердце, а лишь громкую речь.
Так целые столетия прожила мама моя среди лесных духов, оставаясь все той же милой шестилетней шалуньей, которую искренне любили и баловали все подданные Лесного царя.
Но вот однажды, гуляя по лугу, что неподалеку от нынешнего моего замка, она увидела красивого юношу со светлой копной непокорных волос и огромными голубыми глазами. Он скакал на вороном жеребце с каким-то особым шиком, выкатив колесом грудь, опустив поводья, то и дело давая при этом шенкеля.
Налитый кровью глаз жеребца смотрел на девочку — и та, зная язык жестов зверей, сразу поняла, что животное одновременно и восхищается своим седоком, и ненавидит его, что будь у жеребца хоть какая возможность избавиться от ноши, он бы обязательно сбросил бы красавчика со своей спины. Но к стыду и неудовольствию благородного животного седок у него был преотменный, хотя и куражливый.
Юноша лихо свистнул, взял двумя пальцами повод и повернул жеребца в сторону замка.
Девочка вернулась к Лесному царю, и заявила тому, что полюбила смертного.
Среди лесных духов нет лжи и недомолвок. Все, кто услышал признание юной феи, пришли в Волчий Лог, чтобы проститься с любимицей. Никто не отговаривал ее, не объяснял безумие ее поступка, ибо уж они-то, прожившие тысячелетия, знали, что нет и быть не может силы, способной заставить девочку переменить решение. А если подобное и произойдет, то в результате изломает ее чистую душу и превратит девочку в ведьму, страшнее которой нет на свете никого.
— Я объяснил девочке все, поцеловал ее на прощание и отправил к дому одного бедного крестьянина, — продолжил Лесной царь свой рассказ. — Несчастный был в браке восьмой год, а жена его никак не могла затяжелеть. Стоит ли удивляться, что он принял девочку, как родную.
Незадолго до этого через священную рощу прошли войска короля французского Анри Мерровинга. Боев, как таковых, не было — французам был нужен Рим. Да и до того они не дошли. Но по пути они порядком пошалили, как это у солдат водится, — и потому у крестьян не возникло вопроса: откуда взялся этот ребенок?
Мама с переселением в деревню потеряла бессмертие, а это значит, что стала она обыкновенным ребенком, который стал расти — и через десяток лет превратилась в прекрасное юное существо, которое откровенным огнем своих широко распахнутых глаз привлекла внимание парней нашего села, потом моего отчима и, наконец, моего отца со всеми вытекающими последствиями в моем лице.
— Едва обрела она смертную душу, — закончил Лесной царь. — как забыла о нас и о годах, которые провела рядом с нами. Таков закон.
Безусловно, мудрый закон. Юное существо могло проговориться о своем прошлом, обмолвиться — и тем самым не только вызвать смятение в душах крестьян, но и привести девочку на костер. Ибо мать наша церковь в борьбе с язычеством считает лучшим средством очищения именно огонь.
6
1560 год от Рождества Христова.
— Твой отец поступил с нашей девочкой дурно, — сказал Лесной царь. — И мы за это разгневались на него. Беды, обрушившиеся на ваш род после этого, — наших рук дело. Но вдруг он удочерил тебя — и тем самым смыл часть вины со своего черного сердца. Мы хотим знать теперь: благодарна ты ему?
— Да, — ответила я твердо, ибо мне показалось в тот момент, что от моего ответа зависит судьба графа.
— Ты — хорошая девочка, — сказал тогда Лесной царь. — И как бы нам хотелось, чтобы ты заменила свою маму. Но, к сожалению, уже поздно.
— Почему? — удивилась я.
— Если бы в тот раз — после твоей схватки с волчицей — тут не оказалось Антонио, я бы вышел к тебе и все объяснил. Твое сознание было еще чисто, как рождественский снег, и ты имела душу, равную душе любой из моих фей. Но пришел Антонио — и вы вместе вернулись в деревню. А там тебя признал отец — и… словом, дальше ты и без меня все понимаешь.
— Нет, — возразила я. — Объясните.
— Он научил тебя думать не сердцем, а умом, научил физике и наукам взаимосвязей со Вселенной. Ты перестала быть нашей, ибо в тебе проявилось много просто человеческого. А человек — существо несовершенное, он не может жить одновременно и логикой, и чувствами. Ты можешь стать великой смертной, но стать одной из бессмертных тебе не дано. Этот человек, — кивнул Лесной царь в сторону ступней Антонио, по-прежнему торчащих из-под кустов, — повинен в том, что ты не стала феей. Но умер он не поэтому.
— А почему?
— Он нарушил естественный ход вещей — и стал лишним в этом мире.
— Но он… любил меня, — возразила я.
— То была не любовь, а страсть, — возразил Лесной царь. — Несколько месяцев одиночества сорвали с него маску, обнаружили истинную цену его чувства.
Я вспомнила зачем я шла в лес и как дала понять о своем желании кузнецу.
— Ты права, девочка, — согласился Лесной царь. — В тебе созрела женщина — и ты, как сочный сладкий плод, не только манишь к себе, но и сама желаешь быть съеденной. Но Антонио — не твой мужчина. И едва только ты сама поняла это, волк защитил тебя от насилия. С этого момента он — твой верный раб. Куда бы ты не пошла, он будет следовать за тобой, оберегать тебя.
Я представила присутствие волка в своей спальне, и внутренне содрогнулась.
— Он — твой раб, — повторил Лесной царь. — Ты вправе приказывать ему где и когда находиться. А теперь прощай, девочка. Ты не забудешь эту встречу. Но постарайся никому не рассказывать о ней.
С этими словами Лесной царь исчез. Просто исчез — был только что передо мной, приподнял правую руку в прощальном жесте — и исчез, будто его и не было на поляне.
Лишь волк крепко стоял на лапах, будто вросши в землю, и являл собой доказательство того, что седобородый человек в прозрачном, как кисея, зеленом одеянии действительно только что был здесь и действительно со мной разговаривал.
Я оглянулась в сторону орешника — грязные ступни Антонио по-прежнему торчали из-под обремененных плодами веток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Никто из смертных не должен знать, что Пан и Дриады живы, — объяснил Лесной царь. — За прошедшие столетия род людской расплодился, заполнил весь известный нам мир. Они научились многому, но при этом потеряли связь с нами. Твои предки знали, что каждое дерево имеет душу и называли ее Дриадой, что в каждом источнике есть жизнь — и называли ее Нимфой. А сейчас люди пугают людей гоблинами и эльфами, потому что в глубине души они знают о нашем существовании, но делают вид, что мы — плод человеческой фантазии и только. Если же кто-то из нас случайно попадет человеку-другому на глаза — они тут же начинают вопить об этом на весь свет, собираются в стаи, как волки, набрасываются на некогда священные леса и рощи, стараются их уничтожить, ибо нет ничего страшнее на этой земле человека, если он оказался в стае и слушает не собственное сердце, а лишь громкую речь.
Так целые столетия прожила мама моя среди лесных духов, оставаясь все той же милой шестилетней шалуньей, которую искренне любили и баловали все подданные Лесного царя.
Но вот однажды, гуляя по лугу, что неподалеку от нынешнего моего замка, она увидела красивого юношу со светлой копной непокорных волос и огромными голубыми глазами. Он скакал на вороном жеребце с каким-то особым шиком, выкатив колесом грудь, опустив поводья, то и дело давая при этом шенкеля.
Налитый кровью глаз жеребца смотрел на девочку — и та, зная язык жестов зверей, сразу поняла, что животное одновременно и восхищается своим седоком, и ненавидит его, что будь у жеребца хоть какая возможность избавиться от ноши, он бы обязательно сбросил бы красавчика со своей спины. Но к стыду и неудовольствию благородного животного седок у него был преотменный, хотя и куражливый.
Юноша лихо свистнул, взял двумя пальцами повод и повернул жеребца в сторону замка.
Девочка вернулась к Лесному царю, и заявила тому, что полюбила смертного.
Среди лесных духов нет лжи и недомолвок. Все, кто услышал признание юной феи, пришли в Волчий Лог, чтобы проститься с любимицей. Никто не отговаривал ее, не объяснял безумие ее поступка, ибо уж они-то, прожившие тысячелетия, знали, что нет и быть не может силы, способной заставить девочку переменить решение. А если подобное и произойдет, то в результате изломает ее чистую душу и превратит девочку в ведьму, страшнее которой нет на свете никого.
— Я объяснил девочке все, поцеловал ее на прощание и отправил к дому одного бедного крестьянина, — продолжил Лесной царь свой рассказ. — Несчастный был в браке восьмой год, а жена его никак не могла затяжелеть. Стоит ли удивляться, что он принял девочку, как родную.
Незадолго до этого через священную рощу прошли войска короля французского Анри Мерровинга. Боев, как таковых, не было — французам был нужен Рим. Да и до того они не дошли. Но по пути они порядком пошалили, как это у солдат водится, — и потому у крестьян не возникло вопроса: откуда взялся этот ребенок?
Мама с переселением в деревню потеряла бессмертие, а это значит, что стала она обыкновенным ребенком, который стал расти — и через десяток лет превратилась в прекрасное юное существо, которое откровенным огнем своих широко распахнутых глаз привлекла внимание парней нашего села, потом моего отчима и, наконец, моего отца со всеми вытекающими последствиями в моем лице.
— Едва обрела она смертную душу, — закончил Лесной царь. — как забыла о нас и о годах, которые провела рядом с нами. Таков закон.
Безусловно, мудрый закон. Юное существо могло проговориться о своем прошлом, обмолвиться — и тем самым не только вызвать смятение в душах крестьян, но и привести девочку на костер. Ибо мать наша церковь в борьбе с язычеством считает лучшим средством очищения именно огонь.
6
1560 год от Рождества Христова.
— Твой отец поступил с нашей девочкой дурно, — сказал Лесной царь. — И мы за это разгневались на него. Беды, обрушившиеся на ваш род после этого, — наших рук дело. Но вдруг он удочерил тебя — и тем самым смыл часть вины со своего черного сердца. Мы хотим знать теперь: благодарна ты ему?
— Да, — ответила я твердо, ибо мне показалось в тот момент, что от моего ответа зависит судьба графа.
— Ты — хорошая девочка, — сказал тогда Лесной царь. — И как бы нам хотелось, чтобы ты заменила свою маму. Но, к сожалению, уже поздно.
— Почему? — удивилась я.
— Если бы в тот раз — после твоей схватки с волчицей — тут не оказалось Антонио, я бы вышел к тебе и все объяснил. Твое сознание было еще чисто, как рождественский снег, и ты имела душу, равную душе любой из моих фей. Но пришел Антонио — и вы вместе вернулись в деревню. А там тебя признал отец — и… словом, дальше ты и без меня все понимаешь.
— Нет, — возразила я. — Объясните.
— Он научил тебя думать не сердцем, а умом, научил физике и наукам взаимосвязей со Вселенной. Ты перестала быть нашей, ибо в тебе проявилось много просто человеческого. А человек — существо несовершенное, он не может жить одновременно и логикой, и чувствами. Ты можешь стать великой смертной, но стать одной из бессмертных тебе не дано. Этот человек, — кивнул Лесной царь в сторону ступней Антонио, по-прежнему торчащих из-под кустов, — повинен в том, что ты не стала феей. Но умер он не поэтому.
— А почему?
— Он нарушил естественный ход вещей — и стал лишним в этом мире.
— Но он… любил меня, — возразила я.
— То была не любовь, а страсть, — возразил Лесной царь. — Несколько месяцев одиночества сорвали с него маску, обнаружили истинную цену его чувства.
Я вспомнила зачем я шла в лес и как дала понять о своем желании кузнецу.
— Ты права, девочка, — согласился Лесной царь. — В тебе созрела женщина — и ты, как сочный сладкий плод, не только манишь к себе, но и сама желаешь быть съеденной. Но Антонио — не твой мужчина. И едва только ты сама поняла это, волк защитил тебя от насилия. С этого момента он — твой верный раб. Куда бы ты не пошла, он будет следовать за тобой, оберегать тебя.
Я представила присутствие волка в своей спальне, и внутренне содрогнулась.
— Он — твой раб, — повторил Лесной царь. — Ты вправе приказывать ему где и когда находиться. А теперь прощай, девочка. Ты не забудешь эту встречу. Но постарайся никому не рассказывать о ней.
С этими словами Лесной царь исчез. Просто исчез — был только что передо мной, приподнял правую руку в прощальном жесте — и исчез, будто его и не было на поляне.
Лишь волк крепко стоял на лапах, будто вросши в землю, и являл собой доказательство того, что седобородый человек в прозрачном, как кисея, зеленом одеянии действительно только что был здесь и действительно со мной разговаривал.
Я оглянулась в сторону орешника — грязные ступни Антонио по-прежнему торчали из-под обремененных плодами веток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37