Но не ампутирует ли он тем самым и одно из измерении самой мысли?
Величайшей опасностью для интеллектуалов схоластики было превращение в интеллектуальную технократию. К концу XIII в. университетские мэтры завладели высокими постами в церковной и светской иерархии. Они сделались епископами, архидиаконами, канониками, советниками, министрами. Наступила эра докторов, богословов, законников. Своего рода университетское франкмасонство мечтает о руководстве всем христианским миром. Вместе с Жаном де Меном, с Боэцием Дакийским оно утверждает, что интеллектуал стоит выше князя, выше короля. Роджер Бэкон, сознавая, что наука должна быть коллективным трудом, мечтая об огромной команде ученых, желал также того, чтобы бренные руководители университетов держали в своих руках судьбы мира. Он умоляет папу проявить инициативу и создать такую когорту правителей. В связи с появлением кометы в 1264 г., предвещавшей чуму и войны, он пишет: Сколь великая польза была бы Церкви, если б ученые установили состояние небес на то время, сообщили о том прелатам и государям Тогда не было бы ни такой бойни христиан, ни такого числа душ, отправившихся в ад
Пожелания благочестивы, но они прикрывают пугающую утопию. Интеллектуал также должен сказать себе: sutoi, ne supia. Если справедливо, что наука завершается политикой, то, когда ученый заканчивает политиканом, это редко ведет к добру.
ЧАСТЬ III. ОТ УНИВЕРСИТЕТСКОГО ПРЕПОДАВАТЕЛЯ К ГУМАНИСТУ
Закат средневековья
Конец Средних веков — это период перелома. Демографический прирост останавливается, а затем начинается откат, отягощаемый голодом и эпидемиями, среди которых чума 1348 г. была самой катастрофичной. Перебои в снабжении экономики Запада драгоценными металлами ведут к нехватке серебра, а затем и золота. Положение обостряется войнами: Столетняя война, война Алой и Белой розы, иберийские, итальянские войны. Они ускоряют перестройку экономической и социальной структур Запада. Социальную жизнь потрясает эволюция феодальной ренты, все более принимающей денежную форму. Между жертвами такого развития и теми, кто от него выигрывал, разрастается пропасть. В некоторых областях (Фландрия, север Италии, большие города) наиболее эксплуатируемые ремесленники пролетаризируются и по уровню жизни уравниваются с крестьянской массой, тогда как высшие слои городской буржуазии увеличивают свои доходы — как за счет раннекапиталистической деятельности, так и за счет земельной ренты, обеспечивая себе последнюю за счет единения со старыми господствующими классами: дворянством, верхушкой черного и белого духовенства. Этим классам по большей части удается справиться с угрожающей им ситуацией. В этом их укреплении главную роль играют политические факторы. Политическая власть приходит на помощь экономическому господству. Веками она будет поддерживать старый порядок. Наступила эра Государя. У него на службе достигают богатства, власти, престижа, становясь его чиновниками или придворными. Это хорошо поняли как представители старых элит, сплачивающиеся вокруг тирании или монархии, так и новой формации, пользующиеся благосклонностью государя.
Интеллектуал средневековья исчезает в этом контексте. На авансцену культуры выходит новый персонаж, гуманист. Правда, он появляется лишь к концу того акта, в котором удаляется его предшественник. Последний не был убит, он сам спешил к этой смерти и к такой метаморфозе. Подавляющее большинство университетских мэтров на протяжении XIV — XV вв. своим отступничеством подготавливали исчезновение средневекового интеллектуала.
Эволюция доходов
К концу Средних веков университетский интеллектуал сделал окончательный выбор между принадлежностью к миру труда и вхождением в группы привилегированных. Отныне и на протяжении нескольких столетий на Западе не будет интеллектуала-труженика. Вернее, это имя могут носить только находящиеся где-то в тени учителя коммунальных школ. Быть может, иные из них сыграли свою роль в революционных движениях, вроде восстания Чомпи во Флоренции в 1378 г., но они не занимали заметного места в интеллектуальном движении.
Разумеется, университетские преподаватели XIV — XV вв. не отказываются от оплаты своего труда. Даже более того, они упорно цепляются за скудные доходы в эти трудные времена. С растущей алчностью они требуют от студентов платы за лекции — церковь так и не смогла окончательно это пресечь. Появляются все новые предписания относительно подношений, которые студенты должны вручать мэтрам во время экзаменов. Ограничиваются все те университетские расходы, которые могли бы ввести в убыток мэтров. Быстро уменьшается число бедных студентов, которые по уставам могли бесплатно получать образование и степень. В Падуе в начале XV в. на каждом факультете остается по одному такому студенту: хотя бы в теории сохраняется отстаиваемый церковью принцип. Но это больше напоминает милостыню, которую богатый купец подает нищим.
Вместе с тем иссякает приток студентов со скромными средствами, а ведь именно они составляли закваску факультетов. Отныне они либо зависят от протектора, либо довольствуются богемной жизнью, которая не ставит на' первое место интеллектуальные притязания, — примером может служить Вийон.
Любопытное решение падуанских докторов гражданского права иллюстрирует такою эволюцию отношений между мэтрами и студентами. Дополнение к статутам от 1400 г. устанавливает подвижную шкалу прав мэтров на доходы, тогда как стипендии удерживаются на фиксированном уровне. Эта университетская политика — явление, характерное для Западной Европы второй половины XIV в. В связи с ростом цен администрация и работодатели стремятся блокировать рост зарплаты, они не признают связи между стоимостью жизни и выплачиваемым вознаграждением, поскольку признание ее вело бы к установлению подвижной шкалы заработной платы. В то же самое время получающие, доходы от ренты, ценза, аренды зачастую успешно приспосабливаются к росту стоимости жизни: они либо требуют оплаты натурой, либо переводят в наличные деньги ту плату, которая ранее оценивалась только в переводных деньгах.
Этот пример показывает, что университетские интеллектуалы вошли в социальные группы, живущие доходами феодально-сеньориального или капиталистического порядка.
Стоит сказать, что именно доходы такого рода приносят университетским мэтрам наибольшие прибыли. Конечно, на первом месте стоит церковный бенефиции, но за ним следует помещение средств в недвижимость, в дома и земли. Картуларий Болонского университета позволяет проследить возникновение к концу XIII в. крупных университетских владений. Пусть больше всего зарабатывали знаменитости, но и прочие мэтры стали по большей части богатыми собственниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Величайшей опасностью для интеллектуалов схоластики было превращение в интеллектуальную технократию. К концу XIII в. университетские мэтры завладели высокими постами в церковной и светской иерархии. Они сделались епископами, архидиаконами, канониками, советниками, министрами. Наступила эра докторов, богословов, законников. Своего рода университетское франкмасонство мечтает о руководстве всем христианским миром. Вместе с Жаном де Меном, с Боэцием Дакийским оно утверждает, что интеллектуал стоит выше князя, выше короля. Роджер Бэкон, сознавая, что наука должна быть коллективным трудом, мечтая об огромной команде ученых, желал также того, чтобы бренные руководители университетов держали в своих руках судьбы мира. Он умоляет папу проявить инициативу и создать такую когорту правителей. В связи с появлением кометы в 1264 г., предвещавшей чуму и войны, он пишет: Сколь великая польза была бы Церкви, если б ученые установили состояние небес на то время, сообщили о том прелатам и государям Тогда не было бы ни такой бойни христиан, ни такого числа душ, отправившихся в ад
Пожелания благочестивы, но они прикрывают пугающую утопию. Интеллектуал также должен сказать себе: sutoi, ne supia. Если справедливо, что наука завершается политикой, то, когда ученый заканчивает политиканом, это редко ведет к добру.
ЧАСТЬ III. ОТ УНИВЕРСИТЕТСКОГО ПРЕПОДАВАТЕЛЯ К ГУМАНИСТУ
Закат средневековья
Конец Средних веков — это период перелома. Демографический прирост останавливается, а затем начинается откат, отягощаемый голодом и эпидемиями, среди которых чума 1348 г. была самой катастрофичной. Перебои в снабжении экономики Запада драгоценными металлами ведут к нехватке серебра, а затем и золота. Положение обостряется войнами: Столетняя война, война Алой и Белой розы, иберийские, итальянские войны. Они ускоряют перестройку экономической и социальной структур Запада. Социальную жизнь потрясает эволюция феодальной ренты, все более принимающей денежную форму. Между жертвами такого развития и теми, кто от него выигрывал, разрастается пропасть. В некоторых областях (Фландрия, север Италии, большие города) наиболее эксплуатируемые ремесленники пролетаризируются и по уровню жизни уравниваются с крестьянской массой, тогда как высшие слои городской буржуазии увеличивают свои доходы — как за счет раннекапиталистической деятельности, так и за счет земельной ренты, обеспечивая себе последнюю за счет единения со старыми господствующими классами: дворянством, верхушкой черного и белого духовенства. Этим классам по большей части удается справиться с угрожающей им ситуацией. В этом их укреплении главную роль играют политические факторы. Политическая власть приходит на помощь экономическому господству. Веками она будет поддерживать старый порядок. Наступила эра Государя. У него на службе достигают богатства, власти, престижа, становясь его чиновниками или придворными. Это хорошо поняли как представители старых элит, сплачивающиеся вокруг тирании или монархии, так и новой формации, пользующиеся благосклонностью государя.
Интеллектуал средневековья исчезает в этом контексте. На авансцену культуры выходит новый персонаж, гуманист. Правда, он появляется лишь к концу того акта, в котором удаляется его предшественник. Последний не был убит, он сам спешил к этой смерти и к такой метаморфозе. Подавляющее большинство университетских мэтров на протяжении XIV — XV вв. своим отступничеством подготавливали исчезновение средневекового интеллектуала.
Эволюция доходов
К концу Средних веков университетский интеллектуал сделал окончательный выбор между принадлежностью к миру труда и вхождением в группы привилегированных. Отныне и на протяжении нескольких столетий на Западе не будет интеллектуала-труженика. Вернее, это имя могут носить только находящиеся где-то в тени учителя коммунальных школ. Быть может, иные из них сыграли свою роль в революционных движениях, вроде восстания Чомпи во Флоренции в 1378 г., но они не занимали заметного места в интеллектуальном движении.
Разумеется, университетские преподаватели XIV — XV вв. не отказываются от оплаты своего труда. Даже более того, они упорно цепляются за скудные доходы в эти трудные времена. С растущей алчностью они требуют от студентов платы за лекции — церковь так и не смогла окончательно это пресечь. Появляются все новые предписания относительно подношений, которые студенты должны вручать мэтрам во время экзаменов. Ограничиваются все те университетские расходы, которые могли бы ввести в убыток мэтров. Быстро уменьшается число бедных студентов, которые по уставам могли бесплатно получать образование и степень. В Падуе в начале XV в. на каждом факультете остается по одному такому студенту: хотя бы в теории сохраняется отстаиваемый церковью принцип. Но это больше напоминает милостыню, которую богатый купец подает нищим.
Вместе с тем иссякает приток студентов со скромными средствами, а ведь именно они составляли закваску факультетов. Отныне они либо зависят от протектора, либо довольствуются богемной жизнью, которая не ставит на' первое место интеллектуальные притязания, — примером может служить Вийон.
Любопытное решение падуанских докторов гражданского права иллюстрирует такою эволюцию отношений между мэтрами и студентами. Дополнение к статутам от 1400 г. устанавливает подвижную шкалу прав мэтров на доходы, тогда как стипендии удерживаются на фиксированном уровне. Эта университетская политика — явление, характерное для Западной Европы второй половины XIV в. В связи с ростом цен администрация и работодатели стремятся блокировать рост зарплаты, они не признают связи между стоимостью жизни и выплачиваемым вознаграждением, поскольку признание ее вело бы к установлению подвижной шкалы заработной платы. В то же самое время получающие, доходы от ренты, ценза, аренды зачастую успешно приспосабливаются к росту стоимости жизни: они либо требуют оплаты натурой, либо переводят в наличные деньги ту плату, которая ранее оценивалась только в переводных деньгах.
Этот пример показывает, что университетские интеллектуалы вошли в социальные группы, живущие доходами феодально-сеньориального или капиталистического порядка.
Стоит сказать, что именно доходы такого рода приносят университетским мэтрам наибольшие прибыли. Конечно, на первом месте стоит церковный бенефиции, но за ним следует помещение средств в недвижимость, в дома и земли. Картуларий Болонского университета позволяет проследить возникновение к концу XIII в. крупных университетских владений. Пусть больше всего зарабатывали знаменитости, но и прочие мэтры стали по большей части богатыми собственниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38