Все немцы хорошо говорили по-русски: кто у себя в Берлине научился, а кто в Москве — в Высшей школе КГБ, на курсах подготовки специалистов для братских стран.
Русских приехало человек десять.
Час плавали в бассейне, затем парились.
В бане было шумно и весело. Немцы травили старые советские анекдоты, старательно и со смаком ругались матом, что им самим очень нравилось и что страшно веселило русских.
Немцы, не выдержав, первыми выползли из парилки. Дольше всех продержался подполковник Штайнбах. Он облюбовал себе верхнюю полку и наравне с русскими выбегал окунуться в бассейн. Веником умело охаживал соседа.
— Здоров парень! — восхищенно зашептал Игорь Федоровский, мускулистый белокурый полковник из управления нелегальной разведки. — Наш человек!
— Он и есть почти что наш, — так же шепотом откликнулся подполковник Маслов, который работал в подразделении, отвечавшем за сотрудничество с братскими разведками.
До этого Маслов сам служил в ГДР. В Берлине он обзавелся пивным брюшком, которое теперь старательно обхаживал березовым веником в наивной надежде похудеть.
— Штайнбах сидел у нас после войны в лагере, — вполголоса добавил Маслов.
— Нацист бывший? — насторожился бдительный Федоровский.
— Нет, пацан из гитлерюгенда. В апреле 1945-го наши его с фаустпатроном в руках прихватили. Он на допросе какую-то чушь нес, вот его и загнали в Сибирь, — меланхолично ответил Маслов.
— Не обиделся? Зла не затаил? — продолжал расспрашивать Федоровский, с интересом разглядывая немецкого подполковника.
— Наоборот, это наши лучшие кадры. В Берлине таких сколько хочешь. — Маслов усмехнулся. — Еще и благодарны нам за избавление от фашистской заразы. Они все через школы антифашистского актива прошли, там им объяснили, что к чему.
Подполковник Маслов соскользнул с полки и распахнул дверь.
— Все, я иду туда, где трудно, а то, понимаешь, водка выдыхается.
Последних выбравшихся из бани встретили приветственными криками и штрафными бокалами. Пиво было свежее, бочковое, а не бутылочное. Водку вытащили из холодильника. На стол вывалили воблу. Штайнбах, закутанный в простыню, ухватил самую здоровую за хвост и стал бить о край стола.
Федоровский, пригладив жидкие волосы, решительно поднялся. Граненый стакан водки казался крохотным в его огромном кулаке:
— Предлагаю выпить за нерушимое единство народов Советского Союза и Германской Демократической Республики!
— До дна! — подхватили по-русски немцы.
Первые уроки пития по-русски они получили, когда учились в Высшей школе КГБ в Москве.
Дисциплина в Высшей школе КГБ была суровой даже для иностранцев, но в выходной день выпить не возбранялось. Напротив, преподаватели желали знать, кто сколько в состоянии выпить и при этом не потерять контроль над собой. У разведчика должны хорошо работать голова, язык и печень, говорили преподаватели.
— Добрая закуска, — с полным ртом пробормотал Маслов. — Совсем как в Берлине.
Он очищал свою тарелку с завидной скоростью.
— Да, со снабжением у немцев неплохо, — согласился кто-то из москвичей.
— Как сейчас с едой в Москве? — сочувственно спросил кто-то из немцев.
— Отлично, все есть, временные трудности позади, — уверенно ответил Маслов и строго оглядел окружающих. — Партия заботится о народе. Товарищ Брежнев здорово двинул дело вперед. Он энергичный и знающий руководитель ленинского типа.
— Предлагаю тост за товарища Брежнева, вождя советских коммунистов и настоящего друга нашей страны! — вскочил немецкий майор.
Он лихо осушил стакан и рухнул на стул. Глаза его остекленели. Несколько мгновений он сидел, не шевелясь, потом вернулся к жизни и полез за закуской, неуверенно тыкая вилкой в тарелку с ветчиной.
Потом пили за политбюро, за КГБ СССР, за МГБ ГДР, за чекистское братство. Последние тосты смогли поддержать уже не все. Двоих молодых немцев нежно переложили в мягкие кресла, пылившиеся в углу, и они заснули.
Наравне с русскими пили Штайнбах и смуглый, чернявый капитан Хоффман. Штайнбах расспрашивал москвичей о театральных премьерах и вспоминал самодеятельный театр в лагере для военнопленных. Хоффман, поминутно вытирая пот со лба, вдруг заявил, что будет играть на гитаре. Это случалось с ним только в большом подпитии.
Маслов изъявил желание достать гитару.
— Целлер! — окликнул он лейтенанта, который кружку за кружкой глотал пиво, а водку не пил. — Ты почему опять не выпил за здоровье немецких товарищей? Ты же сам немец, должен радоваться, что своих видишь.
— Я выпил, — отозвался стриженный ежиком Целлер.
Он знал, что сейчас услышит, и его пухлое лицо заранее обиженно скривилось.
— Что ты выпил? Пиво ты сосешь, а настоящие чекисты пьют водку! — оборвал его Маслов. — Какой же ты, к черту, чекист? Переведем тебя в хозяйственное управление или вообще выгоним. На хрен мы тебя вообще сюда взяли, а?
— Оставь ты его. Не скандаль при гостях, — нехотя вступился за него Федоровский.
Набравшийся Маслов пропустил его слова мимо ушей.
— Найди мне гитару, — приказал он.
Целлер встал.
— Здесь нет гитары, товарищ подполковник.
— Не возражать! — отрезал Маслов. — Выполняй приказ. Какой же из тебя, твою мать, чекист, если ты не можешь найти даже гитару? Шпиона ты у себя в собственной заднице не найдешь.
Все радостно захохотали.
Когда растерянный Целлер вышел, подполковник Штайнбах удивленно спросил Федоровского:
— Зачем вы у себя таких охламонов держите?
— Его папа — старый барабанщик, в смысле старый член партии, — заплетающимся голосом пояснил Маслов. — После войны на Украине гонялся за бандеровцами по схронам вместе с нашим первым зампредом.
Маслов потащил ко рту стакан, но рука мелко дрожала, и половина пролилась на тарелку с жареным мясом.
— Чего вы у себя в управлении цацкаетесь с этим старьем? — разозлился пьяный Маслов. — Впрочем, у немцев ещё хуже. Куда ни придешь, сидят какие-то старперы. Они только и занимаются, что пионерам рассказывают, как в концлагерях сидели. А ещё надо проверить, почему они выжили в концлагере. Может, с гестапо сотрудничали?
Маслов цепкой рукой ухватил Штайнбаха за рукав белой рубашки:
— Вам надо от этого старья избавляться. А то у вас кого ни возьми — или в лагере сидел, или еврей. Это никуда не годится, вот что я вам скажу.
Внезапно встрепенулся Федоровский, который сунул в рот сигарету не той стороной и тщетно пытался её прикурить, держа спичку у фильтра.
— А я слышал, что ваш начальник разведки Маркус Вольф — полуеврей. Правда, что ли?
Подполковник Штайнбах отцепил руку Маслова от своей рубашки и повернулся к Игорю Федоровскому:
— Лично меня нацисты навсегда отучили задавать вопрос: кто еврей, а кто полуеврей.
Слова Штайнбаха повисли в воздухе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62