Если, например, кто-либо из практикантов говорил:
– Смотрите, все небо тучами заволокло! Господин Пайя тотчас же брал слово и изрекал.
– Если облака сухие и содержат в себе электричество, то при перемещении облаков два полюса соприкасаются и производят яркий свет, который мы называем молнией, а если облака влажные…
А когда один из практикантов сказал, что он на обед ел жаркое, приготовленное в котле, верх которого был затянут бумагой, то господин Пайя заявил, что жаркое получилось бы намного лучше в «Папино-вом котле», и, развернув лист бумаги, начертил и объяснил всем, что такое «Папинов котел».
– Что с тобой, господин Пайя, уж не влюбился ли ты?
– Нет! – твердо отвечал он.
– Тогда что же с тобой? Ты не помнишь больше ни одной бумаги, ни одного номера, ни одной директивы!
И чтобы объяснить это, господин Пайя развил перед писарем теорию об объеме, согласно которой твердые тела, погруженные в воду, вытесняют такое количество воды, объем которого равен объему погруженного в нее твердого тела. Этим господин Пайя как бы хотел сказать, что наука – это твердое тело, которое, будучи погруженным в его голову, вытеснило из нее равное себе по объему количество номеров.
Писарь, конечно, весело посмеялся, и на том бы все дело и кончилось, если бы не произошло более крупное событие, следы которого, наверное, и по сей день хранят архивы уездной управы.
Кроме лекций, которые господин Пайя ежедневно после ужина поглощал из уст молодого профессора, упражнявшегося на нем даже во время загородных прогулок, совместно совершаемых перед сном, профессор развивал перед своим слушателем различные теории и постепенно вытеснял из его головы номера бумаг и директив. Так, например, он объяснял ему, что земля круглая, что луна – планета, говорил ему о медицине, технологии, о природе и о многом, многом другом.
В один из таких вечеров, во время достаточно продолжительной прогулки, профессор рассказал ему и о происхождении человека Он говорил долго и пространно о том, что человек произошел от определенной породы обезьян, упомянул имя Дарвина, который создал эту теорию, и господин Пайя был настолько поражен, что вернулся с этой прогулки совершенно смущенный и подавленный.
В этот вечер господин Пайя долго не мог уснуть. Лежа под одеялом, он ощупывал свою спину, пытаясь отыскать недоразвитый остаток хвоста (о котором ему также говорил профессор), а когда он, наконец, заснул, ему приснился странный сон: будто госпожа Милева – маленькая обезьянка, будто она играет и скачет с дерева на дерево, а он старый, облезлый самец, пропустив хвост между ног, примеряется, как бы ему добраться до невинной обезьянки, резвящейся на дереве.
На другой день, проснувшись, он прежде всего посмотрел на себя в зеркало, чтобы убедиться в том. что он действительно человек, и, убедившись в этом, пошел в канцелярию, правда, задумчивый и озабоченный.
В этот день он мало разговаривал со своими коллегами, а вечером на прогулке он снова завел разговор с профессором, чтобы уяснить себе то, в чем он еще сомневался.
– Хорошо, господин профессор, ну пускай я, маленький чиновник, так и быть, произошел от обезьяны, но… – господин Пайя не посмел выговорить, не посмел спросить: правда ли, что и высокопоставленные чиновники произошли от обезьяны.
Профессор начал снова объяснять ему всю теорию, при этом так наглядно и убедительно, что теперь уже господин Пайя ни в чем не сомневался. А на другой день, придя в канцелярию, он нарочно затеял об этом разговор со своими коллегами, готовый вступить в любую полемику, так как доказательства профессора были еще свежи в его памяти.
– Да, да, друзья, все мы, все произошли от обезьяны! – воскликнул он, когда его товарищи-практиканты начали смеяться над ним.
– А скажи, разве и писарь, господин Света, тоже? – спросил протоколист.
– И он, конечно.
– А господин уездный начальник? – ехидно и злобно спросил писклявый практикант.
Господин Пайя смутился, в нем на один миг начали бороться тот прежний господин Пайя, для которого окружной начальник был существом высшим, и новый, переродившийся господин Пайя, зараженный наукой. Победил этот последний, и он решительно сказал:
– И господин уездный начальник.
– Наш господин уездный начальник – обезьяна? – подкинул вопрос писклявый практикант.
– Я не говорю, что он обезьяна, а что он произошел от обезьяны!
– Хорошо, – продолжал ехидно практикант, – если не он, то его отец или дед был обезьяной, и он, значит, все равно обезьяньего происхождения! Не так ли?
Господин Пайя промолчал, так как и сам вдруг немного испугался своей теории. Но когда практикант еще раз повторил вопрос, ему ничего другого не оставалось делать, как настаивать на своем.
Практикант, конечно, передал все это писарю, а писарь – уездному начальнику.
– Ах, будь он неладен, – ответил на это глава уезда, – то-то я вижу, он в последнее время как свихнулся.
– Совсем свихнулся! – подтвердил уездный писарь.
Немного погодя в канцелярию вошел господин Пайя, съежившийся от страха, так как он уже знал, что все его слова переданы начальнику канцелярии.
– А, это ты? – рявкнул начальник, когда тот переступил порог. – Правда, что ты меня перед всем персоналом называешь обезьяной?
– Нет, клянусь богом, господин начальник! – начал робко господин Пайя.
– Да как же нет, когда все говорят?
– Я не о вас говорил, а значит… о всем роде человеческом…
– Какой там еще род человеческий, какое дело мне до рода человеческого, когда ты обо мне говорил, и о моих родителях, и о моих предках.
– Э-это… – начал, запинаясь, господин Пайя, – это… весь род человеческий…
– Послушай, ты не прикидывайся дурачком, отвечай на мой вопрос: говорил ты, что я обезьяна7
– Нет.
– А говорил ты, что я обезьяньего происхождения?
– Весь род человеческий… – лепечет господин Пайя, уставясь в землю, не помня себя от страха к дрожа всем телом.
– Как это весь род человеческий? Значит, ты утверждаешь, что и господин окружной начальник обезьяньего происхождения, не так ли?
Господин Пайя молчит как каменный.
– Значит, ты утверждаешь, что и господин министр обезьяньего происхождения, так?
Господин Пайя молчит, но у него дрожит каждый нерв, каждая мышца.
– Значит, любезный, ты утверждаешь, что и господин митрополит обезьяньего происхождения?
Господин Пайя молчит.
– Значит, дорогой мой, ты утверждаешь, что и…
Тут и сам начальник не посмел договорить то, что начал, а господин Пайя затрясся в лихорадке, которая охватила его от этого недосказанного вопроса. Теперь ему стало ясно, как глубоко он увяз в этой науке, какое зло эта наука., если она приносит порядочным И мирным людям столько несчастья. В эту минуту ему захотелось упасть на колени, поцеловать начальнику руку и отречься от всего, но он не успел этого сделать, так как начальник закричал:
1 2 3
– Смотрите, все небо тучами заволокло! Господин Пайя тотчас же брал слово и изрекал.
– Если облака сухие и содержат в себе электричество, то при перемещении облаков два полюса соприкасаются и производят яркий свет, который мы называем молнией, а если облака влажные…
А когда один из практикантов сказал, что он на обед ел жаркое, приготовленное в котле, верх которого был затянут бумагой, то господин Пайя заявил, что жаркое получилось бы намного лучше в «Папино-вом котле», и, развернув лист бумаги, начертил и объяснил всем, что такое «Папинов котел».
– Что с тобой, господин Пайя, уж не влюбился ли ты?
– Нет! – твердо отвечал он.
– Тогда что же с тобой? Ты не помнишь больше ни одной бумаги, ни одного номера, ни одной директивы!
И чтобы объяснить это, господин Пайя развил перед писарем теорию об объеме, согласно которой твердые тела, погруженные в воду, вытесняют такое количество воды, объем которого равен объему погруженного в нее твердого тела. Этим господин Пайя как бы хотел сказать, что наука – это твердое тело, которое, будучи погруженным в его голову, вытеснило из нее равное себе по объему количество номеров.
Писарь, конечно, весело посмеялся, и на том бы все дело и кончилось, если бы не произошло более крупное событие, следы которого, наверное, и по сей день хранят архивы уездной управы.
Кроме лекций, которые господин Пайя ежедневно после ужина поглощал из уст молодого профессора, упражнявшегося на нем даже во время загородных прогулок, совместно совершаемых перед сном, профессор развивал перед своим слушателем различные теории и постепенно вытеснял из его головы номера бумаг и директив. Так, например, он объяснял ему, что земля круглая, что луна – планета, говорил ему о медицине, технологии, о природе и о многом, многом другом.
В один из таких вечеров, во время достаточно продолжительной прогулки, профессор рассказал ему и о происхождении человека Он говорил долго и пространно о том, что человек произошел от определенной породы обезьян, упомянул имя Дарвина, который создал эту теорию, и господин Пайя был настолько поражен, что вернулся с этой прогулки совершенно смущенный и подавленный.
В этот вечер господин Пайя долго не мог уснуть. Лежа под одеялом, он ощупывал свою спину, пытаясь отыскать недоразвитый остаток хвоста (о котором ему также говорил профессор), а когда он, наконец, заснул, ему приснился странный сон: будто госпожа Милева – маленькая обезьянка, будто она играет и скачет с дерева на дерево, а он старый, облезлый самец, пропустив хвост между ног, примеряется, как бы ему добраться до невинной обезьянки, резвящейся на дереве.
На другой день, проснувшись, он прежде всего посмотрел на себя в зеркало, чтобы убедиться в том. что он действительно человек, и, убедившись в этом, пошел в канцелярию, правда, задумчивый и озабоченный.
В этот день он мало разговаривал со своими коллегами, а вечером на прогулке он снова завел разговор с профессором, чтобы уяснить себе то, в чем он еще сомневался.
– Хорошо, господин профессор, ну пускай я, маленький чиновник, так и быть, произошел от обезьяны, но… – господин Пайя не посмел выговорить, не посмел спросить: правда ли, что и высокопоставленные чиновники произошли от обезьяны.
Профессор начал снова объяснять ему всю теорию, при этом так наглядно и убедительно, что теперь уже господин Пайя ни в чем не сомневался. А на другой день, придя в канцелярию, он нарочно затеял об этом разговор со своими коллегами, готовый вступить в любую полемику, так как доказательства профессора были еще свежи в его памяти.
– Да, да, друзья, все мы, все произошли от обезьяны! – воскликнул он, когда его товарищи-практиканты начали смеяться над ним.
– А скажи, разве и писарь, господин Света, тоже? – спросил протоколист.
– И он, конечно.
– А господин уездный начальник? – ехидно и злобно спросил писклявый практикант.
Господин Пайя смутился, в нем на один миг начали бороться тот прежний господин Пайя, для которого окружной начальник был существом высшим, и новый, переродившийся господин Пайя, зараженный наукой. Победил этот последний, и он решительно сказал:
– И господин уездный начальник.
– Наш господин уездный начальник – обезьяна? – подкинул вопрос писклявый практикант.
– Я не говорю, что он обезьяна, а что он произошел от обезьяны!
– Хорошо, – продолжал ехидно практикант, – если не он, то его отец или дед был обезьяной, и он, значит, все равно обезьяньего происхождения! Не так ли?
Господин Пайя промолчал, так как и сам вдруг немного испугался своей теории. Но когда практикант еще раз повторил вопрос, ему ничего другого не оставалось делать, как настаивать на своем.
Практикант, конечно, передал все это писарю, а писарь – уездному начальнику.
– Ах, будь он неладен, – ответил на это глава уезда, – то-то я вижу, он в последнее время как свихнулся.
– Совсем свихнулся! – подтвердил уездный писарь.
Немного погодя в канцелярию вошел господин Пайя, съежившийся от страха, так как он уже знал, что все его слова переданы начальнику канцелярии.
– А, это ты? – рявкнул начальник, когда тот переступил порог. – Правда, что ты меня перед всем персоналом называешь обезьяной?
– Нет, клянусь богом, господин начальник! – начал робко господин Пайя.
– Да как же нет, когда все говорят?
– Я не о вас говорил, а значит… о всем роде человеческом…
– Какой там еще род человеческий, какое дело мне до рода человеческого, когда ты обо мне говорил, и о моих родителях, и о моих предках.
– Э-это… – начал, запинаясь, господин Пайя, – это… весь род человеческий…
– Послушай, ты не прикидывайся дурачком, отвечай на мой вопрос: говорил ты, что я обезьяна7
– Нет.
– А говорил ты, что я обезьяньего происхождения?
– Весь род человеческий… – лепечет господин Пайя, уставясь в землю, не помня себя от страха к дрожа всем телом.
– Как это весь род человеческий? Значит, ты утверждаешь, что и господин окружной начальник обезьяньего происхождения, не так ли?
Господин Пайя молчит как каменный.
– Значит, ты утверждаешь, что и господин министр обезьяньего происхождения, так?
Господин Пайя молчит, но у него дрожит каждый нерв, каждая мышца.
– Значит, любезный, ты утверждаешь, что и господин митрополит обезьяньего происхождения?
Господин Пайя молчит.
– Значит, дорогой мой, ты утверждаешь, что и…
Тут и сам начальник не посмел договорить то, что начал, а господин Пайя затрясся в лихорадке, которая охватила его от этого недосказанного вопроса. Теперь ему стало ясно, как глубоко он увяз в этой науке, какое зло эта наука., если она приносит порядочным И мирным людям столько несчастья. В эту минуту ему захотелось упасть на колени, поцеловать начальнику руку и отречься от всего, но он не успел этого сделать, так как начальник закричал:
1 2 3