За ними толпою двигается и весь народ, так что на аукционе почти никого не остается, и медведь достается цыганам почти даром.
А Ничко бредет по улице как побитый. Он бы с радостью согласился, чтобы его кто-нибудь вел на веревке, чем самому вести слона. К тому же, что скажет мыловарова половина – Сойка, которая вот уже три месяца не разрешает Ничко купить новую шляпу.
Но если даже она и ничего не скажет, все равно, зачем ему слон; господи Иисусе, мать пресвятая богородица! Кто же держит в доме слона? В доме держат канарейку, или кролика, или собаку, или диких коз; да, есть и такие, что и диких коз держат у себя в доме. Но скажите на милость, зачем в доме слон? Скажем, окружной начальник, он человек избалованный и может позволить себе такую роскошь. Но зачем слон Ничко, Ничко-мыловару? Слыханное ли дело, чтобы мыловар держал в своем доме слона?
Тут Ничко вспомнил, что и двор у него маленький, так что слона даже и поставить некуда. Вспомнил он и о том, что слону нужно по крайней мере шесть пудов сена в день, если он вообще ест сено, а если он, черт бы его побрал, питается мясом, то, вероятно, съедает не меньше чем по барану в день.
С такими грустными мыслями подходил мыловар Ничко к своему дому, за ним шествовал слон, а за слоном народ и целая ватага мальчишек. И вдруг Ничко показалось, что ноги у него налились свинцом, колени перестали сгибаться. У ворот стоит его половина, цела-целехонька, которой мальчишки уже успели доложить, что ее Ничко купил слона. А надо вам сказать, что это была не обыкновенная половина, которую надлежит иметь обыкновенному мыловару, это была такая половина, по сравнению с которой мыловар был не больше одной четвертой, да и то когда они молчали, но лишь только заговаривали, несчастный Ничко становился одной шестнадцатой.
Вот к такой половине и направляется охваченный грустными думами мыловар, за ним на веревке спокойно шествует слон, а за слоном весь город. И если бы в ответ на первое восклицание госпожи мыловарши слон не взмахнул хоботом, то бедному Ничко-мыловару пришлось бы на глазах у всего народа самому разыгрывать роль слона. Но воспользовавшись счастливым моментом, Ничко поспешно объяснил жене, как мало отдал он за слона и как много он заработает на нем, ибо «из сала слонов делают самые хорошие, самые дорогие сорта мыла». Народ был немало удивлен, увидев, что госпожа мыловарша, не сказав ни слова, позволила Ничко ввести слона во двор.
Итак, все закончилось мирно и хорошо. Аукцион прошел удачнее, чем можно было ожидать. Господин Пайя-писарь гордо прохаживался по городу, как человек, которому в жизни приходилось и «слонов продавать»; цыгане барабанили в только что купленный бубен; бакалейщик повесил над лавкой новую вывеску: «Великолепная всемирная бакалея», медведь отправился куда-то на ярмарку, socsocus dulicivitoperus'a давно уже съели с кислой капустой, и только для Нички, несчастного Нички-мыловара все еще не кончились мучения.
Первые три дня он не выходил из дома. Но он и сам не знал, что для него хуже: ходить по улице или сидеть дома. В городе уже успели дать ему прозвище: «Ничко-слон» – и приплели к его «несчастью» тысячу анекдотов и небылиц. А дома его пилила жена Сойка, которой он все же вынужден был признаться, что из слонов никакого мыла не делают.
Но хотя они и не выходили из дома, людская молва сама находила дорогу в их дом.
Так, госпожа Перса, жена золотых дел мастера, говорит Сойке:
– В конце концов, Сойка, ты ведь все равно бездетная…
– Господи, Перса, что ты говоришь? – отвечает Сойка. – Жена начальника полиции тоже не имеет детей. Почему же она не держит слонов? Да и вообще спроси ты у любой порядочной хозяйки, пусть она, положа руку на сердце, скажет, что бы она стала делать, если бы ее муж привел в дом слона.
Цанка, жена мясника Янко, пришла к Сойке и говорит ей:
– А что, Сойка, животное как животное. Мы вот тоже, например, держим корову, и я ее очень люблю…
– Уж помолчала бы ты, Цанка, ради бога! – отвечает ей Сойка. – Ведь если бы это был, скажем, котенок, я взяла бы его на колени, села бы на пороге лавки, ну, пусть… Или, скажем, была бы это птичка какая-нибудь, каждое утро клевала бы зернышки и на всю лавку пела бы… Или, скажем, была бы это индюшка…
– Индюшка – это, пожалуй, было бы лучше всего, – с глубокомысленным видом добавляет Ничко, чтоб показать, что и он тоже участвует в разговоре
Но так они беседовали только тогда, когда в доме были гости, а когда гостей не было, когда Ничко-мыловар и Сойка оставались одни, тогда… лучше и не спрашивайте… Впрочем, бывали дни, когда они даже и наедине разговаривали по-человечески.
Выглядело это примерно так.
– Хорошо, Ничко, теперь ты наверняка и сам понимаешь, что ты дурак, – начинала обычно Сойка нежнейшим супружеским голоском.
– Не понимаю, Сойка, почему же я дурак?
– Как то есть «почему»? А что мы будем теперь делать с этим слоном?
– Да пусть сидит… пусть… я не знаю, что мы будем делать со слоном.
– А ты подумал, какой позор ты свалил на наш дом? Ведь теперь весь город только о нас и говорит. Тебя уже прозвали Ничко-слон.
– Прозвали, – грустно подтверждает мыловар и ежится, как провинившийся первоклассник перед строгим учителем.
– Чего доброго, скоро и меня начнут звать слонихой. И все из-за тебя, Ничко, чтоб тебя громом убило, чтоб ты провалился сквозь землю. Да ведь если это будет так продолжаться, то мне всю жизнь от стыда на улицу нельзя будет показаться.
– А чего тебе стыдиться, Сойка? Ты ведь не виновата, да и я не виноват. Видно, такая уж наша судьба. К одним болезнь в дом приходит, у других по дому призраки бродят, есть и такие, у которых теща в доме живет, ну, а нам уж, как видно, суждено, чтоб у нас в доме слон жил. От судьбы никуда не скроешься. Недаром мне тут как-то страшный сон приснился: туча, понимаешь, громадная туча… и спускается все ниже и ниже… Наконец, опустилась прямо на наш дом и вдруг полезла в трубу. Смотрю я на другие дома, везде дым из трубы выходит, а у нас будто входит. Это было четыре года назад. Как раз в ночь на святого Дмитрия.
Сойка-мыловарша дважды крестится, заглядывает в печь и только после этого мирно говорит:
– А все же, Ничко, ты дурак.
Так они разговаривают по-человечески. А когда не по-человечески, то лучше и не спрашивайте. Однажды они сломали черпак, которым размешивают в котле мыло, в другой раз искрошили шесть огромных кусков мыла, а был и такой день, когда они в куски разнесли икону, разбили три оконных стекла и сломали железную кочергу. И все оттого, что у них дурная привычка, разговаривая не по-человечески, держать в руках какой-нибудь предмет. Ну, а уж если человек держит в руках предмет, то он непременно должен его каким-то образом использовать.
Слон между тем как и всякий слон:
1 2 3 4 5 6