Площадь городка в Сицилии.
Перед строем американских солдат генерал объявляет о награждении рядового Джека Лапидуса американским орденом Пурпурное сердце, а также, по поручению прльского командования, польским орденом Виртути Милитари. Два новых ордена увенчивают грудь Янкеля.
Союзные войска вступили в столицу Италии Рим. Население восторженно встречает освободителей. Девушки зацеловывают чумазых солдат, разъезжающих в «виллисах» по улицам древнего города.
Янкель сидит в кафе. Официантки щебечущей стайкой окружили его столик, трогают пальцами ордена и медали, спрашивают их названия. Янкель, смущаясь, поясняет:
— Это — крест Виктории. Британский орден. А это — польский, Виртути Милитари. Это — американский. Пурпурное сердце. А это…
— Ой, какой же вы храбрец! — восторгается официантка. — Представляю, сколько немцев вы уложили!
— Ни одного, — устремил он на нее свои печальные глаза.
— Шутите! — рассмеялась официантка. — А за что вам столько орденов повесили?
Янкель пожал плечами:
— Вы думаете, я знаю?
— Скромность украшает героя, — отзывается из-за стойки старая буфетчица. — Помню, в первую мировую войну был у меня кавалер, вся грудь в крестах, а спросишь, за что, говорит: сам не знаю.
— Но я действительно никого не убил, — пытается убедить их Янкель, — я плохо стреляю!
От этих слов официантки приходят в восторг:
— Какая скромность! Какое чувство юмора! Вот это настоящий герой!
К столику подходит нищий музыкант с аккордеоном и с печальными, как у Янкеля, глазами.
— Сыграй нашему герою! — попросила его буфетчица. — По его желанию!
Музыкант оглядел Янкеля и сказал:
— Я знаю, что ему сыграть.
Он растянул меха аккордеона и, горестно прикрыв веками глаза, завел еврейскую песню «Ди идише маме». И все в кафе умолкли, увидев, как у солдата наполнились слезами глаза. Вот-вот зарыдает. Музыкант оборвал мелодию.
— Откуда вы знаете эту песню? — спросил растроганный Янкель.
— Откуда? — невесело усмехнулся музыкант. — А какой еврей не знает этой песни о маме? Скажи мне лучше, откуда ты родом? Я, например, из Вильно.
— Из Вильно? — вскочил Янкель. — И я из Вильно! Господи, встретить в Риме живого еврея, да еще из Вильно! Садитесь к столу, поставьте аккордеон на пол. Я вас угощаю!
Музыкант сел к столу. Официантки по кивку буфетчицы быстро уставили стол бутылками и закусками.
— Дорогой мой, где вы жили в Вильно? — не сводит с него глаз Янкель.
— На Антолке.
— На Антолке? — вскричал Янкель. — Знаю! Собор Петра и Павла. А я — на Погулянке.
— На Погулянке? — вскричал музыкант. — Как же! Знаю!
— Знаете? — хлопнул его по плечу Янкель. — А, может быть, помните магазин «Горячие бублики. Мадам Лапидус и сын»?
— Наивный вопрос, — покачал головой музыкант. — Какой же виленчанин не знал этот магазин?
— Так это я! — заорал Янкель. — Мадам Лапидус — моя мама, а сын — это я.
— Подумать только! Я ведь у вас покупал бублики! Янкель совсем раскис от избытка чувств:
— Дайте я вас обниму. Вы для меня как родственник. А скажите, как вы в Риме очутились? Из Вильно.
— А как вы? — совсем как в Вильно, вопросом на вопрос ответил музыкант.
— Ну, я — совсем другое дело. Я искал маму. Да, да. Как вышел в сентябре тридцать девятого года из горящей Варшавы, чтоб увидеть маму, так и иду по сей день. По-моему, уже полпланеты обошел…
Два пьяных, в обнимку, шатаясь, движутся по узкой римской улочке. Один — в военной форме, другой — в штатском рванье и играет на аккордеоне. Оба навзрыд тянут песню «Ди идише маме».
Американский военный патруль — два рослых негра в белых касках, хотели было призвать их к порядку, но, увидев набор орденов на груди Янкеля, вытянулись по стойке «смирно» и отдали честь.
Летом 1944 года войска союзников высадились на Европейском континенте с Севера. В Нормандии началась крупнейшая битва второй мировой войны. В проливах Ла-Манш и Па-де-Кале, отделяющих британские острова от Франции, был сконцентрирован огромный флот, на аэродромах — тысячи транспортных самолетов для переброски воздушных десантов.
И вот наступил день «Д». Флот подверг французское побережье сокрушительному артиллерийскому удару, и стаи десантных судов устремились через проливы под огнем немецкого «Атлантического вала». В воздухе столкнулась авиация обеих сторон, отплевывая пылающие самолеты в воды Ла-Манша. Под покровом ночи на глубинных аэродромах шла посадка парашютистов в закамуфлированные «Дугласы».
Затылок в затылок движутся парашютисты к люку «Дугласа» и один за другим исчезают в его чреве. На головах — стальные каски. На груди и на спине — парашютные мешки. Одеты в комбинезоны. На ногах — высокие армейские ботинки. Цепочка грузящихся в самолет парашютистов размыкается. Один присел на корточки и поспешно зашнуровывает ботинок. Задние, недовольно качая касками, обходят его. Присел Янкель, Джек Лапидус.
Рассветное небо усеяно тысячами самолетов. Стоит непрерывный гул. От самолетов отделяются точки. Затем, как бутоны цветов, раскрываются купола парашютов. Все небо в этих куполах.
Захлестываются спаренные стволы немецкой зенитной установки, вращаясь вместе с пулеметчиками вокруг своей оси. Каждый ствол плюется огнем в небо. Лица пулеметчиков под касками возбуждены, как на охоте.
Внезапно со свистом с неба обрушивается что-то на батарею, хлопнув одного пулеметчика по темени, и он валится с железного сиденья без чувств. Остальной экипаж установки ринулся наземь, ожидая взрыва. Взрыва не произошло. Когда, опомнившись, немцы подняли головы, их взорам предстал высокий армейский ботинок, свалившийся на них с неба.
Парашютный десант попал в засаду. Кто из «коммандос» не был расстрелян в воздухе, был добит на земле немецкими автоматчиками, пока пытался погасить парашют и отстегнуться от лямок.
Когда американские танки прорвались к десанту, никого в живых уже не было. Кругом среди увядших парашютных куполов лежали убитые «коммандос». Американский майор, высунувшись из люка танка, обозрел печальную картину побоища:
— Бедные мальчики! Лучшие из лучших! Подобрать трупы! Похоронить с почестями!
Его внимание привлек лай собак. Целая свора бесилась и прыгала у подножия огромного дуба.
К танку подбежал пехотинец и доложил майору:
— Там на дереве — единственный уцелевший «коммандос»!
В ветвях дуба запутался парашют, и среди листвы висит на стропах, болтая ногами — одной обутой, другой разутой, — Янкель, Джек Лапидус.
Разъяренные собаки прыгают, норовя вцепиться ему в ногу. В этот момент для него большей опасности, чем собаки, нет.
Взобравшись на дерево, американские солдаты ножами перерезали стропы и на их обрывках бережно спустили на землю единственного уцелевшего «коммандос».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20