Клянусь тебе, я мог бы прикончить их обоих и глазом бы не моргнул! Великие учителя. Великие освободители. Господи! Я даже не могу сесть позавтракать с другим человеком и просто поддержать приличный разговор. Я начинаю так скучать или такое нести, что, если бы у этого сукина сына была хоть крупица ума, он разбил бы стул об мою голову.
Он вдруг открыл аптечку. Некоторое время он смотрел внутрь довольно бессмысленно, как будто забыл, зачем открыл дверцу, потом положил мокрую бритву на ее обычное место.
Миссис Гласс сидела совершенно неподвижно, и маленький окурок дотлевал в ее пальцах. Она смотрела, как Зуи завинчивает колпачок на тюбике с кремом для бритья. Он не сразу нащупал нарезку.
— Конечно, это никому не интересно, но я до сих пор, до сегодняшнего дня не могу съесть несчастную тарелку супа, черт побери, пока не произнесу про себя Четыре Великих Обета, и спорю на что угодно, что Фрэнни тоже не может. Они натаскивали нас с таким чертовским…
— Четыре Великих чего? — перебила его миссис Гласс довольно осторожно.
Зуи оперся руками о края раковины и чуть подался грудью вперед, не сводя глаз с эмалевой белизны. При всей своей хрупкости он, казалось, был способен сейчас обрушить раковину вниз, сквозь пол.
— Четыре Великих Обета, — сказал он и даже зажмурился от злости. — "Пусть живые существа неисчислимы — я клянусь спасать их; пусть страсти необоримы — я клянусь погасить их; пусть Дхармы неисчерпаемы — я клянусь овладеть ими; пусть истина Будды непостижима — я клянусь постигнуть ее". Ну как, ребята? Я говорил, что справлюсь. А ну-ка, тренер, выпускай меня на поле.
Глаза у него все еще были зажмурены.
— Боже мой, я бормотал это про себя по три раза в день перед едой, каждый божий день с десяти лет. Я есть не мог, пока не скажу эти слова. Как-то раз я попробовал пропустить их, когда обедал с Лесажем. Все равно они меня настигли, так что я чуть не подавился какой-то треклятой устрицей.
Он открыл глаза, нахмурился, не меняя своей странной позы.
— Слушай, а не пора ли тебе выйти отсюда, Бесси? — сказал он. — Я серьезно говорю. Дай мне довершить в мире это чертово омовение, прошу тебя. Он снова закрыл глаза, и можно было подумать, что он опять собирается протолкнуть раковину в нижний этаж. И хотя он наклонил голову, кровь почти вся отхлынула от его лица.
— Хоть бы ты поскорее женился, — вырвалось у миссис Гласс ее самое заветное желание.
В семье Глассов все — и, конечно, Зуи не меньше других — частенько сталкивались с подобной непоследовательностью миссис Гласс. Обычно такие реплики во всей своей красе и величии рождались как раз в такие моменты эмоциональных взрывов, как сейчас. Но на этот раз Зуи был застигнут врасплох. Он издал носом какой-то взрывообразный звук — то ли смех, то ли совсем наоборот. Миссис Гласс не на шутку встревожилась и даже наклонилась вперед, чтобы получше рассмотреть, что с ним. Оказалось, что звук более или менее мог сойти за смех, и она, успокоившись, села прямо.
— Да, я хочу , чтобы ты женился, — настойчиво сказала она. — Почему ты не хочешь жениться?
Зуи выпрямился, вынул из кармана брюк сложенный полотняный платок, встряхнул его и высморкался раз, другой и третий. Он положил платок в карман и сказал:
— Я слишком люблю ездить в поезде. Стоит только жениться, и ты уже никогда в жизни не сможешь сидеть у окошка.
— Это не причина!
— Самая серьезная причина. Ступай-ка отсюда, Бесси. Оставь меня в мире и спокойствии. Почему бы тебе не пойти покататься на лифте? Кстати, если ты не бросишь эту чертову сигарету, ты сожжешь себе пальцы.
Миссис Гласс погасила сигарету о стенку мусорной корзины, как и все прежние. Потом она чуточку посидела, не вытаскивая сигареты со спичками. Она смотрела, как Зуи взял расческу и заново сделал пробор.
— Тебе не мешало бы подстричься , молодой человек, — сказала она. — Ты становишься похож на одного из этих диких венгерцев , или как их там, когда они выныривают из бассейна.
Зуи широко улыбнулся и несколько секунд продолжал причесываться, а потом вдруг обернулся. Он взмахнул расческой перед лицом матери.
— И вот что еще. Пока я не забыл. Слушай меня внимательно, Бесси, — сказал он. — Если тебе придет в голову мысль, как вчера вечером, позвонить этому чертову психоаналитику Филли Бирнса по поводу Фрэнни, ты подумай только об одном — я больше ни о чем не прошу. Только подумай, до чего психоанализ довел Симора. — Он помолчал, подчеркивая значительность своих слов. — Слышишь? Не забудешь?
Миссис Гласс тут же стала без надобности поправлять сетку на волосах, потом вытащила сигареты со спичками, но просто держала их некоторое время в руке.
— Если хочешь знать, — сказала она, — я вовсе не говорила, что собираюсь звонить психоаналитику Филли Бирнса, я сказала, что думаю , не позвонить ли ему. Во-первых, это не простой психоаналитик. Он очень верующий к а т о л и к-психоаналитик, и я подумала, что так будет лучше, чем сидеть и смотреть, как этот ребенок…
— Бесси, я тебя предупреждаю, черт побери. Мне плевать, даже если он верующий буддист-ветеринар. Если ты собираешься вызывать разных…
— Поменьше сарказма, молодой человек. Я знала Филли Бирнса совсем маленьким, крохотным мальчуганом. Мы с твоим отцом много лет играли вместе с его родителями. И я знаю, представь себе, что лечение у психоаналитика сделало этого мальчика совершенно иным, прелестным человеком. Я разговаривала с его…
Зуи швырнул расческу на полку и сердито захлопнул дверцу аптечки.
— Ох, и глупа же ты, Бесси, — сказал он. — Филли Бирнс . Филли Бирнс — несчастный маленький потеющий импотент, ему за с о р о к, и он полжизни спит с четками и журналом «Варьете» под подушкой. Мы говорим о вещах, различных, как день и ночь. Послушай-ка, Бесси. — Зуи всем телом повернулся к матери и внимательно поглядел на нее, опираясь ладонью, словно для устойчивости, на эмалированный край раковины. — Ты меня слушаешь?
Миссис Гласс, прежде чем дать утвердительный ответ, закурила сигарету. Выпустив дым и стряхивая воображаемый пепел с колен, она мрачно изрекла:
— Я тебя слушаю.
— Хорошо. Я говорю очень серьезно, пойми. Если ты — слушай меня внимательно, — если ты не можешь или не хочешь думать о Симоре, тогда валяй, зови какого-нибудь недоучку-психоаналитика. Зови, пожалуйста. Давай приглашай аналитика, который умеет приспосабливать людей к таким радостям, как телевизор, и журнал «Лайф» по средам, и путешествие в Европу, и водородная бомба, и выбор президента, и первая страница «Таймса» , и обязанности Родительско-Учительского совета Вестпорта или Устричной гавани, и бог знает к каким еще радостям восхитительно нормального человека, давай попробуй, и я клянусь тебе, что и года не пройдет, как Фрэнни будет сидеть в психушке или бродить по пустыне с пылающим распятием в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Он вдруг открыл аптечку. Некоторое время он смотрел внутрь довольно бессмысленно, как будто забыл, зачем открыл дверцу, потом положил мокрую бритву на ее обычное место.
Миссис Гласс сидела совершенно неподвижно, и маленький окурок дотлевал в ее пальцах. Она смотрела, как Зуи завинчивает колпачок на тюбике с кремом для бритья. Он не сразу нащупал нарезку.
— Конечно, это никому не интересно, но я до сих пор, до сегодняшнего дня не могу съесть несчастную тарелку супа, черт побери, пока не произнесу про себя Четыре Великих Обета, и спорю на что угодно, что Фрэнни тоже не может. Они натаскивали нас с таким чертовским…
— Четыре Великих чего? — перебила его миссис Гласс довольно осторожно.
Зуи оперся руками о края раковины и чуть подался грудью вперед, не сводя глаз с эмалевой белизны. При всей своей хрупкости он, казалось, был способен сейчас обрушить раковину вниз, сквозь пол.
— Четыре Великих Обета, — сказал он и даже зажмурился от злости. — "Пусть живые существа неисчислимы — я клянусь спасать их; пусть страсти необоримы — я клянусь погасить их; пусть Дхармы неисчерпаемы — я клянусь овладеть ими; пусть истина Будды непостижима — я клянусь постигнуть ее". Ну как, ребята? Я говорил, что справлюсь. А ну-ка, тренер, выпускай меня на поле.
Глаза у него все еще были зажмурены.
— Боже мой, я бормотал это про себя по три раза в день перед едой, каждый божий день с десяти лет. Я есть не мог, пока не скажу эти слова. Как-то раз я попробовал пропустить их, когда обедал с Лесажем. Все равно они меня настигли, так что я чуть не подавился какой-то треклятой устрицей.
Он открыл глаза, нахмурился, не меняя своей странной позы.
— Слушай, а не пора ли тебе выйти отсюда, Бесси? — сказал он. — Я серьезно говорю. Дай мне довершить в мире это чертово омовение, прошу тебя. Он снова закрыл глаза, и можно было подумать, что он опять собирается протолкнуть раковину в нижний этаж. И хотя он наклонил голову, кровь почти вся отхлынула от его лица.
— Хоть бы ты поскорее женился, — вырвалось у миссис Гласс ее самое заветное желание.
В семье Глассов все — и, конечно, Зуи не меньше других — частенько сталкивались с подобной непоследовательностью миссис Гласс. Обычно такие реплики во всей своей красе и величии рождались как раз в такие моменты эмоциональных взрывов, как сейчас. Но на этот раз Зуи был застигнут врасплох. Он издал носом какой-то взрывообразный звук — то ли смех, то ли совсем наоборот. Миссис Гласс не на шутку встревожилась и даже наклонилась вперед, чтобы получше рассмотреть, что с ним. Оказалось, что звук более или менее мог сойти за смех, и она, успокоившись, села прямо.
— Да, я хочу , чтобы ты женился, — настойчиво сказала она. — Почему ты не хочешь жениться?
Зуи выпрямился, вынул из кармана брюк сложенный полотняный платок, встряхнул его и высморкался раз, другой и третий. Он положил платок в карман и сказал:
— Я слишком люблю ездить в поезде. Стоит только жениться, и ты уже никогда в жизни не сможешь сидеть у окошка.
— Это не причина!
— Самая серьезная причина. Ступай-ка отсюда, Бесси. Оставь меня в мире и спокойствии. Почему бы тебе не пойти покататься на лифте? Кстати, если ты не бросишь эту чертову сигарету, ты сожжешь себе пальцы.
Миссис Гласс погасила сигарету о стенку мусорной корзины, как и все прежние. Потом она чуточку посидела, не вытаскивая сигареты со спичками. Она смотрела, как Зуи взял расческу и заново сделал пробор.
— Тебе не мешало бы подстричься , молодой человек, — сказала она. — Ты становишься похож на одного из этих диких венгерцев , или как их там, когда они выныривают из бассейна.
Зуи широко улыбнулся и несколько секунд продолжал причесываться, а потом вдруг обернулся. Он взмахнул расческой перед лицом матери.
— И вот что еще. Пока я не забыл. Слушай меня внимательно, Бесси, — сказал он. — Если тебе придет в голову мысль, как вчера вечером, позвонить этому чертову психоаналитику Филли Бирнса по поводу Фрэнни, ты подумай только об одном — я больше ни о чем не прошу. Только подумай, до чего психоанализ довел Симора. — Он помолчал, подчеркивая значительность своих слов. — Слышишь? Не забудешь?
Миссис Гласс тут же стала без надобности поправлять сетку на волосах, потом вытащила сигареты со спичками, но просто держала их некоторое время в руке.
— Если хочешь знать, — сказала она, — я вовсе не говорила, что собираюсь звонить психоаналитику Филли Бирнса, я сказала, что думаю , не позвонить ли ему. Во-первых, это не простой психоаналитик. Он очень верующий к а т о л и к-психоаналитик, и я подумала, что так будет лучше, чем сидеть и смотреть, как этот ребенок…
— Бесси, я тебя предупреждаю, черт побери. Мне плевать, даже если он верующий буддист-ветеринар. Если ты собираешься вызывать разных…
— Поменьше сарказма, молодой человек. Я знала Филли Бирнса совсем маленьким, крохотным мальчуганом. Мы с твоим отцом много лет играли вместе с его родителями. И я знаю, представь себе, что лечение у психоаналитика сделало этого мальчика совершенно иным, прелестным человеком. Я разговаривала с его…
Зуи швырнул расческу на полку и сердито захлопнул дверцу аптечки.
— Ох, и глупа же ты, Бесси, — сказал он. — Филли Бирнс . Филли Бирнс — несчастный маленький потеющий импотент, ему за с о р о к, и он полжизни спит с четками и журналом «Варьете» под подушкой. Мы говорим о вещах, различных, как день и ночь. Послушай-ка, Бесси. — Зуи всем телом повернулся к матери и внимательно поглядел на нее, опираясь ладонью, словно для устойчивости, на эмалированный край раковины. — Ты меня слушаешь?
Миссис Гласс, прежде чем дать утвердительный ответ, закурила сигарету. Выпустив дым и стряхивая воображаемый пепел с колен, она мрачно изрекла:
— Я тебя слушаю.
— Хорошо. Я говорю очень серьезно, пойми. Если ты — слушай меня внимательно, — если ты не можешь или не хочешь думать о Симоре, тогда валяй, зови какого-нибудь недоучку-психоаналитика. Зови, пожалуйста. Давай приглашай аналитика, который умеет приспосабливать людей к таким радостям, как телевизор, и журнал «Лайф» по средам, и путешествие в Европу, и водородная бомба, и выбор президента, и первая страница «Таймса» , и обязанности Родительско-Учительского совета Вестпорта или Устричной гавани, и бог знает к каким еще радостям восхитительно нормального человека, давай попробуй, и я клянусь тебе, что и года не пройдет, как Фрэнни будет сидеть в психушке или бродить по пустыне с пылающим распятием в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108